Детство Чика - Искандер Фазиль Абдулович - Страница 70
- Предыдущая
- 70/120
- Следующая
— Да, да, милый Чик, — сказал большой охотник и приобнял его, — невежественный инженер, не справляясь со своей работой, любит поговорить о вредителях. А недобросовестный рабочий ворует цемент, доски, все, что плохо лежит, и тоже любит поговорить о вредителях. Мы же строители, у нас все как на ладони.
— Как так, — снова удивился Чик, — а кто отравляет консервы?
— А ты ел отравленные консервы? — спросил большой охотник.
— Нет, — сказал Чик, — но я слышал, что многие люди отравлялись.
— Я тоже не ел, но слышал, — сказал большой охотник, — и никогда не видел людей, отравленных консервами.
Чик тоже не видел людей, отравленных консервами. Он напряг все свои способности к здравому соображению и сказал:
— Отравленные умерли, поэтому мы их не видим.
— Что-то я не слышал, — улыбнулся Чику большой охотник, — чтобы кто-нибудь из умирающих в своем завещании написал: умираю от консервов.
Слово «завещание» Чик встречал в книгах. Он знал, что это заявление, которое пишет умирающий человек. Когда человек в последний раз перед смертью пишет заявление, оно называется — завещание.
— Выходит, совсем нет вредителей? — спросил Чик, чувствуя, что жить становится довольно скучно.
Чик надеялся разоблачить хотя бы одного вредителя — и притом в недалеком будущем. Он даже знал кого — собаколова.
— Ну как тебе сказать, Чик, — проговорил маленький охотник, вставая и подзывая собак, чтобы раздать им остатки бутербродов, — наверное, встречаются отдельно взятые вредители.
— В отдельно взятой стране, — почему-то добавил большой охотник.
— Но мы их не видели, — скучновато закончил маленький охотник.
Чик незаметно, но очень внимательно проследил за ним, чтобы убедиться, честно он собакам раздает еду или обделяет Белочку. Нет, он поровну раздал собакам остатки хлеба и колбасы, и Чику стало стыдно за свои подозрения.
— Дай-ка я попробую выстрелить из твоего лука, — сказал маленький охотник, и Чик с удовольствием вручил ему лук и стрелу. Как хорошо, что он не заметил его подозрительные взгляды, как хорошо! — Тугая, — уважительно сказал маленький охотник, натянув тетиву.
— С пятнадцати шагов в консервную банку бьет без промаха, — доложил Чик.
Маленький охотник вложил стрелу в тетиву и стал поводить луком, не зная, во что ударить. Но вот он поднял лук и нацелился в самое краснобокое яблоко на вершине яблони. Чик сразу понял, что он целится именно в это яблоко. Стрела просверкнула, впилась в яблоко, хищно качнулась, словно хотела поглубже в него впиться и, не отпуская его, вместе с ним полетела на землю. Она даже на земле его не отпустила!
— Вот это выстрел! — сам себя похвалил маленький охотник и, подскочив к стреле, приподнял ее и в шутку откусил яблоко прямо со стрелы, как с вилки.
Но тут большой охотник подскочил к нему и отнял стрелу и лук. Он выбрал глазами яблоко, нацелился и, хотя благодаря своему большому росту был гораздо ближе к нему, чем его товарищ к своему яблоку, промахнулся.
Маленький охотник, доедая свое яблоко, стал хохотать над ним, но большой охотник наконец с третьего выстрела сбил яблоко.
И Чику было так приятно глядеть, как это взрослые дяди отнимают друг у друга лук и веселятся, как дети. И Чик знал, что они любят друг друга, хотя все время подтрунивают друг над другом. Они уже сбили много яблок, и Чик хрустел яблоком, и сами они хрустели яблоками, и Белочка грызла яблоко. И только охотничьи собаки, обиженные и напуганные падающими яблоками, уселись в сторонке, неодобрительно поглядывая на своих хозяев.
Наконец они насытились игрой (яблоками тоже), и большой охотник, возвращая Чику лук и стрелу, сказал:
— Спасибо, Чик. Удовольствие — лучше всякой охоты.
Чик был тронут.
— Чик, твоя собака ест яблоко? — удивился маленький охотник, только что заметив Белку, грызшую яблоко.
Поздновато заметил. Белка уже грызла второе яблоко, придерживая его одной лапой. На земле, конечно.
Это были зрелые, вкусные яблоки. Если яблоко было зеленое, Белка от силы съедала одно. А зрелых яблок она могла съесть несколько. Из этого Чик заключил, что у собаки, как и у человека, бывает оскомина.
— Да, — сказал Чик, — она ест все фрукты. Яблоки, груши, инжир, виноград.
— Ну и собака! — удивился маленький охотник, и вдруг его маслянистые, китайчатые глаза лукаво залучились: — Ах, Чик, если б ты знал, какая у меня была охотничья собака! В мире больше нет такой собаки. И однажды на охоте я ее потерял. Зову, зову, ищу, ищу — нет, затерялась. И вдруг через три года охочусь в тех же местах и встречаю ее!
— Она одичала, но узнала хозяина! — воскликнул Чик.
— Нет, — печально признался маленький охотник, — все было гораздо хуже. Я увидел, ты представляешь, Чик, скелет моей любимой собаки, делающий стойку на мертвую перепелку! Оказывается, когда я ее потерял, она нашла перепелку и, сделав стойку, три года ждала меня!
— Это… это гениальная собака! — воскликнул Чик, пораженный неимоверной красотой верности своему долгу.
— Да, Чик, — повторил маленький охотник, — три года она ждала, когда я подойду с ружьем и возьму перепелку.
Чик так живо и так любовно представил картину неимоверной красоты верности своему долгу, что ему захотелось внести в нее точность.
— Нет, — сказал Чик уверенно, — ждала она дней десять, а потом умерла с голоду… Так, бывает, часовой замерзает на часах…
Чик на мгновение подумал, что умершая от голода собака должна была свалиться. Но потом решил, что вполне возможно, что она продолжала стоять на ногах. На четырех, хоть и мертвых, ногах вполне можно устоять. Еще живая, столько дней стоя на одном месте, она нашла самую лучшую точку равновесия. Чик до того был захвачен неимоверной красотой подвига собаки, что ему не приходило в голову подумать: а чего, собственно, ждала перепелка?
— Да, Чик, вот какие бывают собаки, — вздохнул маленький охотник, а потом добавил: — Ты со своей стрелой доставил нам столько удовольствия, что я хочу дать тебе поохотиться с ружьем.
У Чика захватило дух. Воздух прямо застрял в груди.
— Ты когда-нибудь стрелял из ружья?
— Только в тире, — выдавил Чик застрявший в груди воздух.
— В тире это не то, — сказал маленький охотник и подал Чику свою двустволку.
Чик впервые взял в руки охотничье ружье и сразу же почувствовал его нешуточную, смертоносную тяжесть.
— Только вот что, — предупредил его маленький охотник, — все время держи ствол подальше от себя. Целиться ты умеешь. Увидишь дичь, нажимай на спусковой крючок… Новичкам везет. Недаром ты диких уток заметил на болоте. Здесь они редко садятся…
Чик успел рассказать охотникам о том, как он стрелял в водяную курочку и увидел диких уток.
— В этих местах иногда появляется черный лебедь, — продолжал маленький охотник, — он прилетает с моря… Это очень осторожная птица… Но новичкам везет, кто его знает…
— А куда идти? — спросил Чик, балдея от счастья и уже уверенный в глубине души, что ему повезет.
— Прямо в сторону моря, — сказал маленький охотник, — он иногда тут появляется… Особенно в папоротниках…
Чик пошел вперед. Он с трудом держал тяжелое ружье. Белочка выскочила вперед. Чика это нервировало, но сейчас прогонять ее было бы слишком суетливо. Он боялся, что Белочка, не зная, как себя вести с черными лебедями, вспугнет его. Или, чего доброго, сам он сгоряча заденет ее какой-нибудь дробинкой.
Чик шел и шел и все время думал о том, чтобы помнить о местонахождении Белочки во время выстрела в черного лебедя. Не горячиться!
И вдруг он увидел черного лебедя. И главное, в стороне от Белочки. Высунув длинную шею из папоротников, лебедь стоял в тридцати шагах от Чика и прислушивался к чему-то.
Чик нагнулся и, еле удерживаясь на ногах, — тяжесть ружья так и тянула ткнуться носом в землю, — сделал еще шагов десять и распрямился. Лебедь все еще стоял над папоротниками, вытянув шею и к чему-то прислушиваясь. Чик приложился к ружью, прицелился, взял пониже шеи лебедя, там, где в папоротниках скрывалось его тело. И, одновременно думая о том, что нельзя медлить, потому что Белочка может набежать, стал нажимать спусковой крючок. Он нажимал, испуганно удивляясь, что выстрела все нет и нет, а потом вдруг как бабахнуло!
- Предыдущая
- 70/120
- Следующая
