Слепой (СИ) - Петрук Вера - Страница 19

• Предыдущая
• 19/117
• Следующая

Вот и сейчас Элджерон был похож на обремененного ответственностью, но, тем не менее, доброго главу семейства, который собрался пообщаться за трапезой с единственным сыном. Между тем, в голове у Канцлера, наверное, роились грандиозные мысли насчет будущего Арлинга. Хотя, возможно, он позвал его, чтобы просто отчитать за последние проделки в столице. Или староста успел пожаловаться. В последнее время общение отца с сыном было своеобразным. Элджерон строил планы, а младший Регарди успешно их разрушал, доказывая, что не способен повторить подвиг отца и стать вторым Бархатным Человеком Согдарии.

Чтобы заполнить паузу, Арлинг подозвал Холгера, личного слугу, который был приставлен к нему с детства и играл роль сначала няньки, потом воспитателя, а теперь надзирателя. Велев налить себе водки, он пробежался глазами по столу, пытаясь отыскать убитую им свинью и поражаясь больному воображению шеф-повара. Из скромных провинциальных продуктов тот умудрился приготовить шедевры кулинарного искусства, которые, по мнению Арлинга, выглядели не совсем съедобно.

Рядом с истекающим жиром гусем разместились золотые горы рулетов с капустой, стопка блинов с сыром, пара жареных зайцев, луковый пирог и ваза с золотой и серебристо-серой икрой. Дальше пошло веселее. Яблоки с фасолью, запеченная капуста со свининой (наверное, та самая!), сливы с клецками, кровяная колбаса с изюмом, что-то непонятное в кляре, салат из оранжевых кружков (морковь?), маленькие рыбки в желе…

– Это что? – брезгливо спросил он Холгера.

– Тушеная брюква в масле с белым мясным соусом, сахаром и уксусом, – гордо ответил старик с таким видом, будто сам готовил.

– А здесь? – Регарди с любопытством заглянул в хрустальную розетку с зеленой массой.

– Щавель, петрушка, укроп, эстрагон, мелисса, анис, молодые побеги черемши…

– Достаточно, – перебил его Арлинг, отсылая от стола.

И так было понятно, что семейный повар перестарался, приготовив ужин на десяток человек не меньше. Наверное, его не предупредили, что ужинать будут всего двое.

– Власть подобна яйцу, – неожиданно произнес Элджерон, изящно отламывая кусочек от хрустящей булки. – Если держать ее крепко, то можно случайно раздавить, а если небрежно, она может упасть и разбиться. Власть нуждается в поддержке. Так было всегда.

Проследив взгляд отца, Арлинг увидел вырезанную на потолочной балке надпись на старом согдарийском языке. Она гласила: «Когда у короля мудрые советники, его правление будет мирным». Странно, он совсем не замечал ее раньше, хотя трапезничал в зале, по меньшей мере, раз двадцать. Впрочем, в последнее время от его внимания ускользало очень многое. Например, почему он никогда не видел в деревне дочь мясника?

Девушка поразила его воображение. Она не была красавицей, но обладала особой притягательностью, для которой всегда так трудно найти подходящие слова. Впрочем, они были не нужны. Детская наивность ее речей вместе со взрослой серьезностью взгляда и грацией лесной феи, сбежавшей из сказки в мир людей, пленили Арлинга Регарди, выкинув ключ от запертой двери его сердца в мастаршильдский омут.

Магда держала его за руку до самой деревни, где их встретили встревоженные егеря и отец девушки, который искал ее весь день. Представив себя на месте новой знакомой, Арлинг подумал, что не смог бы избежать отцовского гнева, который, скорее всего, превратился бы в порку на конюшне. Но Фадуна даже ни разу не повысил на дочь голос. Крепко обняв ее, он поторопился закутать Магду в теплый тулуп и, осыпав Арлинга благодарностями, осторожно повел девушку домой, словно она была хрустальная.

Осадив Карра, который пытался поднять склоку из-за неудавшейся охоты и ведьмовских замашек Магды, Регарди тепло попрощался со старостой и, продолжая удивляться своему поведению, тихим шагом направил коней через спящий поселок. В любой другой раз он непременно пронесся бы галопом под темными окнами, наслаждаясь мнимой свободой и суеверным страхом простодушных селян.

Напряженная тишина подсказала ему, что отец, похоже, все-таки ждал ответа.

– Как дела в Ерифрее? – спросил он, смутно припоминая причину отъезда Канцлера. Его совсем не интересовала мятежная провинция, но говорить о чем-то надо было.

– Мы не встретили серьезного сопротивления, – охотно подхватил тему Элджерон, словно ожидал, что сын спросит именно об этом. – Хотя вести с ними переговоры было ошибкой. Автономия, подтверждение привилегий – все это было лишь предлогом. В прошлом веке они добились весьма значительной уступки со стороны Империи по вопросу военной контрибуции.

Канцлер замолчал, уделив внимание заячьей лапке, но потом продолжил:

– Впрочем, риска здесь не было. Ерифрея еще долго не сможет вернуть себе свободу. Благодаря беззащитности южных провинций и свободе перехода через Галакр наши войска в любое время смогут дойти хотя бы до Мезуанских хребтов.

Арлинг ничего не понял из того, что сказал Элджерон, но, чтобы не злить отца, притворился, что ему интересно.

– Наказание понесут все мятежники или лишь предводители?

– Я не сомневаюсь, что ерифрейский мятеж дело рук Дваро, – уверенно заявил Канцлер, накалывая вилкой странный на вид овощ и перекладывая его в ложку. – И сделаю все возможное, чтобы император узнал о причастности принца к заговору. Он должен лично убедиться в том, что его необходимо отослать еще дальше, куда-нибудь на край земли. В Галакр или даже Сикелию. Чем дальше, тем лучше. Если не поможет и это, то Дваро закончит свои дни в мужском монастыре, который я построю лично для него. Что касается других мятежников, то они отправятся на костер или виселицу. Педер Понтус давно жаловался, что я оставил его без работы своими дипломатическими играми.

Арлинг согласно кивал в такт отцовским словам, лениво пережевывал кусок кровяной колбасы и смотрел, как играет в бликах свечей яблочный сидр, на который он перешел после второй рюмки водки. В отличие от Канцлера он не был столь привычен к этому душистому, злому напитку, слегка отдающему медом и ванилью.

Все мысли младшего Регарди занимала странная девушка, которую он встретил на болотах. Она была дикарка, эта Магда, и не могла сравниться ни с одной гранд-дамой высшего согдарийского общества, в котором он вырос. Ни внешностью, ни поведением, ни интеллектом. И все же она была ему интересна, как ни один другой человек на свете.

Арлинг знал ее всего пару часов, но, казалось, что они знакомы много лет. Она охотно отвечала на его вопросы, рассказала, что любит цветы, особенно мальвы, рыбок в сельском пруду и старую собаку Брету, которая, увы, погибла на прошлой неделе, подавившись костью. Как выяснилось, с белым кабаном Магда дружила давно и часто навещала его в лесу, принося гостинцы – фрукты, орехи и кукурузу, которую альбинос особенно уважал. Еще она любила петь и по дороге домой исполнила изумленным согдианцам несколько песен про веселый дождь, дружбу теленка с кроликом и восстание крестьян при правлении Седрика Первого. У нее был очень странный голос. Он то взлетал вверх и становился тонким, пронзительно чистым и звенящим, то вдруг резко обрывался вниз, приобретая низкие, грудные тембры, звуча мягко и одновременно волнующе. Когда они уже подходили к деревне, девушка вдруг заявила, что она никогда не ела мясо и рыбу, и им не советует. Мир Магды отличался от мира Арлинга, как живой цветок отличается от прекрасной розы, выполненной искусным ювелиром из благородного корунда цвета голубиной крови.

– Болезней, даже самых неизлечимых, можно легко избежать, однако, заразившись ими, уже не спасешься. Ты слушаешь меня, Арлинг?

Слова отца вернули его в трапезную мастаршильдского замка. Несмотря на то, что в зале горело не меньше полусотни свечей, и жарко пылал камин, ему вдруг стало холодно и зябко. Ах да, они обсуждали мятежников из Ерифреи. Интересно, когда отец созреет, чтобы рассказать причину их встречи.

– Мятеж был поднят из-за внутренних таможенных пошлин, – уверенно заявил Арлинг, вспомнив обрывок оброненной кем-то фразы. – Дваро здесь не причем.

• Предыдущая
• 19/117
• Следующая