Слепой (СИ) - Петрук Вера - Страница 25
- Предыдущая
- 25/117
- Следующая
Арлинг коснулся лба, выражая благодарность господину, который погрузился в угрюмое молчание.
– Кто возглавляет армию? – этот вопрос мучил Регарди давно.
Сейфуллах снова подобрал палку, но его злость, похоже, уже прошла.
– Он назвал себя Маргаджаном. Когда я говорил с ним, мне казалось, что жар песков дышал мне в спину. Ты знаешь, я не суеверен, но Маргаджан, если не дьявол, то его верный слуга. Сказал, что пришел с востока, из Карах-Антара, хотя всем известно, что там никто кроме пайриков не живет. Балидетцы в страхе лишились разума. «Мы решили войти в благородное повиновение победителю», – так объявил мой отец, скрыв трусость за красивыми фразами. «Зачем проливать кровь невинных?», – спросил он меня. Мол, как жили при Согдарии, так и теперь будем. «Какая разница, кому платить дань», – Сейфуллах понизил голос, передразнивая Рафику Аджухама. – Глупцы! Покорную овцу доят трижды. Согдария добровольно не отдаст такую золотую жилу, как мы. Со дня на день явится Канцлер с Армией Жестоких, но вот разбираться они начнут на нашей земле, а за предательство заставят платить кровью!
– Они не грабят город и ведут себя странно, – продолжил молодой купец. – Не как завоеватели. Отдали нашей семье все товары и верблюдов. Очень любезно с их стороны. Гильдия, конечно, осталась довольной. Но зачем тогда убили моих людей?
– Чего они хотят? Дани?
– Пес знает… Завтра Маргаджан собирает у себя всю знать города. Знакомиться будет. Вот тогда и поймем, чего ему от нас надо. Известно, что долго они здесь не задержатся. Муссаворат следующий.
– До Муссавората дней двадцать пути, но с фуражом и обозами армии потребуется не меньше месяца. Надеюсь, город предупредят.
– А то, – фыркнул Сейфуллах. – Кстати, из Балидета отпускают всех желающих. Маргаджан дал пять дней на переселение тем, кто не хочет жить в новом городе. Однако головы гонцов, которых послали в Самрию сообщить о захвате, через час украсили центральную площадь. Ты вони не чувствовал, когда проезжал мимо? С тех пор к ним добавилось три разведчика и восставшие жрецы Семерицы. Симпатичная, должно быть, пирамидка вышла. Маргаджан дал понять, что так будет с каждым, кто захочет воспользоваться его великодушием. Даже почтовых голубей умудрились перестрелять.
– Кто-нибудь уже уехал?
– Таких дураков в городе мало, но нашлись. Несколько семей ремесленников, кажется кто-то из купцов. Солдаты выводят их через Южные Ворота, и никто не знает, живы ли они вообще. Мне кажется, Маргаджан просто облегчил себе работу по устранению недовольных. Сначала делает вид, что отпускает, а когда эти идиоты, окрыленные от радости, оказываются за пределами оазиса Мианэ, тихо режет всем глотки – чтобы бунта раньше времени не случилось. Мы должны сражаться, Арлинг, понимаешь? Это наша земля, и если не мы, то кто?
Регарди не ответил, и Сейфуллах недовольно толкнул его в плечо.
– Я не жду от тебя большой любви к Сикелии, халруджи, но, если наш договор по-прежнему в силе, лучше притворись, что судьба Балидета тебе не безразлична. Я не готов мириться с тем, что какой-то чужак будет править моим городом. Что бы ни решили там отец и Гильдия. Или ты со мной, или возвращайся к иману.
Понять, чего опасался мальчишка, было нетрудно. Сейфуллах боялся, что Арлинг уйдет к драганам. Он не знал, что Регарди предпочел бы поселиться среди диких керхов и питаться падалью, чем вновь вернуться в ненавистную Согдарию. Однако говорить это Аджухаму не стоило.
– Если я подвел вас, прошу дать мне возможность все исправить, – осторожно попросил халруджи, надеясь, что Сейфуллаху не взбредет в голову отправлять его убивать Маргаджана.
– Дурак, – закончил разговор мальчишка и направился к выходу. – Сегодня на обед соберутся мои родственники. Будут думать, как жить дальше. Отец хочет, чтобы это была мирная встреча – без охраны. Поэтому с этой минуты для всех ты мой секретарь, а не телохранитель, что, конечно, не освобождает тебя от обязанностей последнего.
Регарди почтительно склонил голову. У молодого Аджухама, наверное, уже готов план восстания против захватчиков. Сейфуллах был не из тех, кто принимал новые условия, не попытавшись изменить мир под себя. Что касалось самого Арлинга, то он с удивлением отмечал растущую внутри пустоту. Если бы не присутствие драганов, захват города оставил бы его равнодушным.
Покинув Сейфуллаха, Регарди направился в свою комнату, которая находилась в главном здании под покоями Сейфуллаха. Осторожно приоткрыв дверь, он долго и тщательно принюхивался. Разумеется, его просьбы не входить в комнату даже ради уборки были проигнорированы. Здесь много раз бывала служанка Хильда, заходила Масуна и даже Майнор. Сейфуллах тоже заглядывал, причем, совсем недавно. Его запах выделялся сильнее других.
Проверив окно, щели дверей, стены и потолок, Арлинг успокоился. Казалось, все визиты носили мирный характер. Никто не устроил ловушек и не подбросил незнакомых вещей. Насторожился он тогда, когда понял, что сундук, который был единственным предметом в комнате, вскрывали. Замок висел на месте, но едва различимые царапины на металле говорили о чьем-то любопытстве. Впрочем, на работу профессионалов, это похоже не было. «Нужно будет пообщаться с Майнором», – подумал он, перебирая пахнущие залежалым вещи. Постельное белье и одежду Арлинг выбросил без раздумий. Труднее было расстаться с запасами лекарственных трав и масел, но рисковать не хотелось. С какими бы намерениями не заглядывали в сундук, теперь все вещи в нем можно было считать испорченными. «Не пренебрегай мелочами», – говорил учитель.
Погладив шерстяной бок тугого мешочка, Регарди с сожалением отложил его в сторону. Для того чтобы приготовить новую смесь из ясного корня потребуется не один месяц. Однако он не так хорошо разбирался в ядах, чтобы суметь обнаружить их запах среди знакомых трав. Поймав себя на мысли, что пропажа лекарств огорчает его больше, чем захват города и гибель караванщиков, халруджи задумался. Встреча с иманом, которая еще полгода назад носила оттенок легкой ностальгии, приобрела острую необходимость. В том, что учитель не пострадал, Арлинг не сомневался. Впрочем, беспокойство за имана было хорошим поводом нарушить запрет и вновь переступить порог школы, которая стала ему вторым домом.
Время прихода гостей Регарди проспал. Ему снился Джаль-Баракат. Высокий чернобородый человек стоял на обрыве спиной к нему и глядел на открывающуюся внизу долину, залитую утренним солнцем. Он был похож на имана, но черты лица у него были мягче. Ветер надувал куполом широкий плащ, концы которого чернобородый сжимал в узле на груди. На голове у него сидел согдарийский шлем, но на поясе крепилась широколезвийная кучеярская сабля. Неожиданно Джаль-Баракат оглянулся и, посмотрев Арлингу в глаза, вытянул руку, указывая вперед.
В этом сне халруджи был зрячий. Сначала он видел лишь солнечные блики, игравшие на изумрудных полях и крышах деревянных домов, но присмотревшись, с удивлением различил крохотную фигуру человека, шагавшего, казалось, по воздуху. Когда блеснула нить проволоки, Арлинг понял, что смотрел на канатоходца. Концы проволоки скрывались в легкой утренней дымке, однако Калима это не смущало. Он уверенно двигался к невидимой цели, не обращая внимания на гуляющий в небе ветер.
Джаль-Баракат разжал пальцы, позволив плащу огромным крылом взмыть вверх у него за спиной. Теперь он указывал вниз. В деревне, которую Арлинг уже где-то видел, было неспокойно. Неистовый самум срывал соломенные крыши и заносил песком плодородные пастбища. Канатоходец не замечал, что буря, не насытившись долиной, устремилась в небо, подбираясь к нему с хищно ощеренной пастью. Не выдержав, Регарди крикнул ему, но буря с жадностью поглотила его голос.
Джаль-Бараката давно уже не было на краю обрыва, да и сам халруджи вдруг потерял человеческое обличье, превратившись в птицу, стремительно летящую к человеку на проволоке. Калим отчаянно звал его, но Арлинг, сделав круг над его головой, вдруг передумал и бросился вниз – туда, откуда доносился запах дыма, который отчего-то волновал его сильнее, чем близкая смерть канатоходца.
- Предыдущая
- 25/117
- Следующая
