Иллюзия - Хауи Хью - Страница 45

Время от времени Джульетта по привычке поглядывала на запястье, но Хэнк конфисковал у нее часы. Вероятно, он даже не знал, как их нужно заводить. Ее часы со временем окончательно сломаются и вновь превратятся в побрякушку, в бесполезную вещь, надетую на запястье вверх ногами ради красивого ремешка.

Это опечалило ее больше, чем следовало бы. Она потирала опустевшую руку, страстно желая узнать, который час, когда пришел Марш и сообщил, что к ней посетитель.

Джульетта села на койке и закинула ногу на ногу. Кто станет подниматься сюда из механического?

Когда она увидела по другую сторону решетки Лукаса, самообладание едва не покинуло ее. Шею свело, челюсти заныли, сдерживая всхлипы, а пустота в груди стала невыносимой. Лукас взялся за прутья, наклонил голову, касаясь лбом гладкой стали, и грустно улыбнулся.

— Привет, — сказал он.

Джульетта узнала его с трудом. Она привыкла видеть его в темноте, а когда они столкнулись на лестнице, она очень торопилась. Лукас оказался эффектным мужчиной с глазами старше, чем лицо. Зачесанные назад светло-каштановые волосы слиплись от пота, — наверное, он очень спешил, спускаясь сюда.

— Тебе не нужно было приходить, — проговорила Джульетта мягко и медленно, чтобы не заплакать.

Больше всего ее опечалило то, что кто-то видит ее за решеткой. Тот, кто, как она начала сознавать, ей небезразличен. Какое унижение…

— Мы боремся за тебя, — ответил он. — Твои друзья собирают подписи. Не сдавайся.

Она покачала головой.

— У вас ничего не получится. Не питайте особых надежд, пожалуйста. — Она подошла к решетке и сжала прутья чуть ниже его пальцев. — А ты меня даже не знаешь.

— Но я знаю, что все это чушь… — Он отвернулся, скрывая бегущую по щеке слезу. — Еще одна очистка? — выдавил он. — Зачем?

— Потому что они так хотят. Их уже не остановить.

Пальцы Лукаса скользнули по прутьям, сжали пальцы Джульетты. Она не могла освободить их, чтобы смахнуть слезы. Наклонив голову, она попыталась вытереть щеки плечом.

— Я шел к тебе в тот день… — Лукас тряхнул головой и глубоко вдохнул. — Шел пригласить тебя на свидание…

— Не надо, Лукас.

— Я рассказал о тебе маме.

— Ради всего святого, Лукас…

— Такое не может произойти. — Он покачал головой. — Не может. Ты не должна уходить.

Когда он посмотрел ей в глаза, Джульетта увидела в них даже больше страха, чем испытывала сама. Она высвободила одну руку и с ее помощью разжала его пальцы, удерживающие другую. Потом оттолкнула его ладони.

— Ты должен выкинуть это из головы, — сказала она. — Прости. Найди себе кого-нибудь. Не становись таким, как я. Не жди…

— Я думал, что уже нашел, — жалобно произнес он.

Она отвернулась, скрывая лицо.

— Уходи, — прошептала она.

Джульетта стояла неподвижно, ощущая его присутствие по другую сторону решетки — мальчишки, который знал о звездах, но ничего не знал о ней. И ждала, слушая его всхлипывания и сдерживая рыдания, пока наконец не раздались его шаркающие удаляющиеся шаги.

Она провела еще один вечер на холодной койке, еще один вечер в неведении относительно того, за что ее арестовали, вечер размышлений о боли и страданиях, которые она невольно причинила. Следующий день был последним днем подъема через страну незнакомцев, сквозь доносящийся отовсюду шепот об очистке, и Джульетта снова впала в транс, механически передвигая ноги.

В конце подъема ее провели в знакомую камеру мимо Питера Биллингса и ее бывшего стола. Сопровождающий тяжело опустился на скрипучий стул Марнса, жалуясь, что совсем вымотался.

Джульетта ощущала некую оболочку, сформировавшуюся вокруг нее за эти три долгих дня: твердую эмаль оцепенения и недоверия. Люди не стали говорить тише, просто она их хуже слышала. И они не держались от нее подальше, а лишь казались более отстраненными.

Джульетта сидела на койке и слушала, как Питер Биллингс обвиняет ее в заговоре. В мятом пластиковом пакете лежала флэшка, похожая на рыбку, которая выпила всю воду в аквариуме и сдохла. Края у нее обуглились — ее каким-то образом достали из мусоросжигателя. Был предъявлен рулон распечатки — размотанный и лишь частично измельченный в утилизаторе. Зачитаны подробности ее поисков в компьютере. Джульетта знала, что большая часть обнаруженных ими данных принадлежит Холстону, а не ей. Но был ли смысл говорить об этом? У них и так хватало обвинений на несколько очисток.

Пока зачитывался список ее грехов, рядом с Питером стоял судья в черной мантии. Как будто ему действительно предстояло решить ее судьбу. Джульетта знала, что решение уже принято. И знала, кто именно его принял.

Имя Скотти прозвучало один раз, но она не уловила, в каком контексте. То ли они обнаружили письмо, посланное с его электронного адреса. То ли на всякий случай собирались обвинить Джульетту в его смерти. Кости хоронят с костями, а заодно и их секреты.

Она перестала слушать, отвернулась и принялась смотреть на маленький смерч, возникший на равнине и ползущий в сторону холмов. Через какое-то время он рассеялся, наткнувшись на пологий склон. Растворился, подобно стольким чистильщикам, выброшенным на едкий ветер и оставленным медленно истлевать.

Бернард так и не пришел. Слишком боялся или оказался слишком умен — этого Джульетте не суждено было узнать. Она посмотрела на свои руки, на въевшуюся под ногти полосочку смазки и поняла, что уже мертва. Но почему-то ее это не тронуло. И позади нее, и впереди тянулась цепочка тел. А она была всего лишь очередной жертвой. Шестеренкой в машине, которая вращается и скрежещет металлическими зубцами, пока не износится, пока от нее не отвалятся кусочки, вызывая новые повреждения, пока ее не понадобится вытащить, выбросить и заменить.

Пэм принесла ей из кафе овсянку и ее любимый жареный картофель. Джульетта оставила тарелку остывать за решеткой. Весь день носильщики доставляли и передавали ей записки из механического. Она была рада, что никто из друзей к ней не пришел. Их беззвучных голосов более чем хватало.

Плакали только глаза Джульетты, все остальное в ней слишком онемело. Она читала записки, роняя слезы. От Нокса пришло простое извинение. Она поняла, что ему легче было бы кого-нибудь убить или что-то натворить — даже если бы его изгнали за это, — чем признаться в бессилии при ее аресте, о чем, как написал Нокс, он будет жалеть всю жизнь. Другие слали ей одухотворенные послания, обещания встречи на другой стороне, запомнившиеся цитаты из книг. Ширли, наверное, знала ее лучше всех, потому написала краткий отчет о работе генератора и новой центрифуги для нефтеперегонной установки. Она сообщила, что все остается в порядке, и во многом благодаря Джульетте. Эти слова заставили ее тихонько всхлипнуть. Она провела по угольным буквам пальцем, перенося некоторые из черных мыслей друзей на себя.

Под конец Джульетта осталась с запиской Уокера в руках — единственной, смысл которой она не могла понять. И пока солнце заходило над суровым ландшафтом, а ветер стихал, позволяя пыли осесть, она снова и снова перечитывала его слова, пытаясь догадаться, что он хотел ей поведать.

Джульетта не заметила, как заснула, но, проснувшись, обнаружила вокруг койки записки, похожие на кусочки отвалившейся краски, а за ночь ей через решетку набросали еще. Джульетта повернула голову и уставилась в темноту, поняв, что там кто-то есть. Возле решетки стоял человек. Когда она зашевелилась, он отпрянул, звякнув по стальным прутьям обручальным кольцом. Она торопливо вскочила и подбежала к решетке на еще ватных после сна ногах. Ухватилась за прутья трясущимися руками и всмотрелась в темноту, пытаясь разглядеть фигуру, растворяющуюся во мраке.

— Папа?.. — окликнула она, протягивая руки сквозь решетку.

Но человек не обернулся. Высокий человек ускорил шаги, ускользая в бездну, превращаясь в мираж, столь же далекий, как воспоминания о детстве.