Иллюзия - Хауи Хью - Страница 61

И все же он переставлял ноги. Они вывели его в помещение, набитое странными возбуждающими любопытство предметами, в сравнении с которыми его звездные карты показались незначительной мелочью. В укрытие, где масштабы мира, его размеры, обрели совершенно новые пропорции.

Джульетта оставила заляпанный супом шлем на полу и направилась в сторону бледно-зеленого свечения на лестнице. Оно казалось ярче, чем прежде, и Джульетта задумалась: насколько сильно его приглушал шлем? Постепенно приходя в себя, она вспомнила, что смотрела не через стекло, а через какой-то дьявольский экран, который на картину реального мира накладывал пелену лжи. Может быть, из-за этого Джульетта видела все не таким ярким, как на самом деле.

Она обратила внимание, что вонь от перепачканного комбинезона преследует ее — запах гнилых овощей и плесени, возможно, с примесью ядовитых паров из внешнего мира. Направляясь через кафе к лестнице, Джульетта ощутила в горле легкое жжение. Кожа начала чесаться, но причину она назвать не могла — то ли это был страх, то ли игра воображения, то ли действительно в воздухе присутствовало что-то ядовитое. Она решила, что не стоит выяснять это, просто задержала дыхание и зашагала настолько быстро, насколько позволяли усталые ноги, — за угол, где, как она знала, находилась лестница.

«Этот мир такой же, как мой, — подумала она, ковыляя по первому лестничному маршу в тусклом мерцании аварийных ламп. — Бог построил их несколько».

Ее тяжелые ботинки, все еще оставляющие мокрые следы, скользили по металлическим ступеням. На площадке второго этажа Джульетта остановилась и несколько раз глубоко вдохнула уже гораздо более свежий воздух. Потом задумалась, как проще всего снять этот проклятый мешковатый комбинезон, сковывающий движения и воняющий гнилью и наружным воздухом. Она посмотрела на руки. Чтобы надеть перчатки, понадобилась помощь. На спине комбинезон застегивался на две молнии, закрытые полосами «липучки», и все это было обмотано десятками метров термоленты. Джульетта посмотрела на нож в руке и порадовалась, что не бросила его, когда сняла шлем.

Стиснув нож одной рукой, она осторожно прижала его к рукаву другой, чуть выше запястья. Потом стала протыкать острием ткань, развернув нож лезвием наружу, чтобы случайно не пораниться. Прорезать комбинезон оказалось трудно, но все же ей удалось это сделать, вращая рукоятку. Джульетта вставила нож в надрез, тупой стороной к коже, и провела им сначала по направлению к локтю, а затем в другую сторону — к кисти руки. Когда кончик ножа проткнул ткань между пальцами, она смогла высвободить руку. Ниже локтя рукав просто болтался.

Джульетта села на ограждающую лестницу решетку, переложила нож в освободившуюся руку и принялась за вторую сторону. Тем же способом она извлекла и вторую руку. Зловонная жижа закапала с плеч, потекла по ладоням. Джульетта сделала надрез на груди — без толстых перчаток она теперь лучше управлялась с ножом. Вскрыв наружный слой металлической фольги, она принялась снимать ее, как кожуру с апельсина. Воротник для шлема пришлось оставить — он крепился к нижнему комбинезону из углеродной ткани и к молниям на спине, — но блестящий наружный слой она удаляла кусок за куском, кромсая с отвращением, вызванным отчасти той дрянью, которой она перепачкалась, отчасти воспоминаниями о путешествии через холмы.

Затем настала очередь ботинок. Она обрезала ткань вокруг лодыжек, потом сделала по надрезу с наружной стороны и высвободила ступни.

Джульетта не стала избавляться от свисающих обрывков ткани и от кусков защитного материала, все еще прикрепленных к молнии на спине; вместо этого она встала и быстро зашагала вниз, уходя подальше от воздуха верхних этажей, который царапал ей горло. Она спустилась еще на два марша, купаясь в зеленом свете, и лишь тогда осознала тот факт, что осталась жива.

Она осталась жива.

Еще на какое-то время. Для Джульетты это был жестокий, прекрасный и совершенно новый факт. Она три дня поднималась по такой же лестнице, примиряясь с судьбой. Еще день и ночь она провела в камере для тех, кому предстояло стать очередным трупом на холмах вокруг бункера. И потом — это. Невероятное путешествие через запретную пустошь, отчаянный прорыв в неприступное и неизвестное. Спасение.

Что бы ни случилось дальше, в тот момент Джульетта мчалась босиком по ступеням чужого бункера, ощущая пятками холод стали. Каждый новый глоток воздуха обжигал горло все меньше, а смрад и мысли о смерти постепенно отступали. Радостный топот ее ног разносился в темноте наподобие приглушенного колокольного звона — не по мертвым, а по живым.

На шестом этаже Джульетта остановилась передохнуть и занялась остатками защитной одежды. Она осторожно вспорола нижний комбинезон на уровне плеч и ключиц, сделала круговой надрез и сорвала со спины полосы термопленки. Как только воротник шлема оказался отделен от ткани — лишь молния свисала вдоль спины наподобие второго позвоночника, — Джульетта наконец смогла его снять. Она стянула его и бросила, потом вылезла из черного углеродного комбинезона и оставила все валяться кучей возле двойных дверей у входа на шестой этаж.

Она вспомнила, что этот этаж должен быть жилым, и задумалась, не стоит ли зайти, позвать кого-нибудь на помощь или поискать одежду и припасы в многочисленных комнатах, но стремление уйти ниже пересилило. Верхние этажи подсознательно воспринимались ею как слишком близкие к входу и опасные. И не имело значения, было ли виной ее воображение, или сказался печальный опыт проживания наверху в своем бункере, — тело испытывало отвращение к этому месту. «На глубине» было безопасно. Впрочем, так она думала всегда.

В голове всплыло обнадеживающее воспоминание: на верхней кухне ее бункера стояли ряды банок с консервированными продуктами — запас на случай неурожая. Джульетта предположила, что такие же запасы отыщутся и в нижних столовых. Когда она отдышалась, воздух стал казаться ей вполне нормальным, — по крайней мере, жжение в легких и на языке ослабло. Или в огромном бункере остался запас, которым теперь никто не дышал, или здесь все еще сохранились источники кислорода. Все эти мысли о ресурсах давали надежду. Так что Джульетта бросила драную грязную одежду на лестнице и, вооруженная лишь большим кухонным ножом, отправилась нагишом вниз. С каждым шагом ее тело все больше оживало, а решимость справиться с любыми проблемами крепла.

На тринадцатом она остановилась. Оставалась вероятность, что структура этого бункера окажется совершенно другой, так что не имело смысла что-либо загадывать. Джульетта осмотрела лишь несколько зон наверху, и до сих пор в обоих бункерах они совпадали. На тринадцатом ей предстояло получить окончательный ответ на этот вопрос. Есть определенные вещи, которые узнаешь в самом раннем детстве и запоминаешь навсегда. Приоткрывая дверь, Джульетта мысленно находилась не в незнакомом заброшенном бункере, а в собственном прошлом — это была дверь в ее молодость.

Внутри оказалось темно, не горели ни дежурные, ни аварийные лампы. Запах здесь был несколько другой, нежели на лестнице. Воздух застоялся и отдавал тленом.

— Эй! — крикнула Джульетта в глубь коридора.

Эхо отразилось от пустых стен. Собственный голос показался ей более далеким, слабым и высоким. Она представила себя девятилетней девочкой, бегающей по этим коридорам. Джульетта представила и мать: как она старается догнать ту девочку и заставить вести себя спокойно, — но призраки постепенно растворились во мраке. Последнее эхо стихло, оставив ее в дверях — одинокую и обнаженную.

Когда глаза привыкли к темноте, она с трудом разглядела стол дежурной в конце зала. Свет отражался от окон — именно там им и следовало находиться. Планировка тут была точно такой, как в отцовском роддоме на средних этажах — там, где она не только родилась, но и выросла. С трудом верилось, что это другое место. Что здесь жили другие люди, что другие дети рождались и росли так близко, всего лишь за холмом. Что там и здесь они играли в салки и в прочие игры и совершенно не подозревали друг о друге. Джульетта стояла у входа в роддом и не могла не думать, сколько же людей здесь обитало. Людей, которые рождались, влюблялись, хоронили своих мертвых.