Иллюзия - Хауи Хью - Страница 7

Эллисон повернулась к нему.

— На самом деле не было никакого восстания. Просто есть люди, которые всё знают, которые хотят выйти. — Она улыбнулась. — И они выходят. Они получают то, о чем просят. Я знаю, почему они чистят. Почему говорят, что не будут, но все равно чистят. Я знаю. Знаю. И они никогда не возвращаются, они ждут, ждут и ждут, но я не стану. Я сразу вернусь. На этот раз все будет иначе.

Холстон сжал ее руки. По его щекам текли слезы.

— Милая, почему ты это делаешь?

Он почувствовал, что Эллисон захочет объяснить все именно сейчас, когда в бункере стало темно и они оказались наедине.

— Я знаю о восстаниях, — ответила она.

Холстон кивнул:

— Да. Ты рассказывала. Были и другие…

— Нет.

Эллисон оттолкнула его, но только чтобы немного отодвинуться и посмотреть ему в глаза. Она уже совсем не казалась безумной.

— Холстон, я знаю, почему начинались восстания.

Эллисон прикусила нижнюю губу. Холстон напряженно ждал.

— Причиной всегда было сомнение. Подозрение, что снаружи все не так плохо, как кажется. Ты ведь это почувствовал, верно? Что мы можем находиться где угодно, если живем, окруженные ложью?

Холстон и не подумал отвечать. Разговор на эту тему вел к очистке. Он замер и ждал.

— Наверное, это были молодые поколения. Каждые лет двадцать или около того. Думаю, им хотелось пойти дальше, что-то исследовать. Ты разве никогда не испытывал такого стремления? В юности? — Ее взгляд затуманился. — А может, это были пары, молодожены, которые сходили с ума, когда им говорили, что они не могут иметь детей в этом нашем проклятом, ограниченном мире. Может, они были готовы рискнуть всем ради такого шанса…

Эллисон устремила взор куда-то вдаль. Возможно, она видела тот лотерейный билет, тот шанс, на который они еще имели право — но которым уже никогда не смогут воспользоваться. Она снова посмотрела на Холстона. А тот гадал, не пошлют ли его на очистку даже за молчание. За то, что не приказал ей прекратить, когда она произносила запретные слова.

— Это могли быть и пожилые люди, — продолжала Эллисон, — которых слишком долго продержали взаперти, и в последние годы жизни они уже ничего не боялись. Скажем, они хотели выйти и освободить место для других, для нескольких драгоценных внуков. Но кто бы это ни был, каждое восстание начиналось из-за сомнения, из-за ощущения, что нам здесь плохо.

Она обвела взглядом камеру.

— Так нельзя говорить, — прошептал Холстон. — Это серьезное преступление…

Эллисон кивнула:

— Выражать желание уйти? Да. Серьезное преступление. Ты разве не видишь почему? Почему это категорически запрещено? Потому что с подобного желания и начинались все восстания.

— «Ты получаешь то, о чем просишь», — процитировал Холстон слова, вбитые ему в голову еще в детстве.

Родители предупреждали его — драгоценного единственного ребенка, — чтобы он никогда не высказывал желания выйти из бункера. Чтобы никогда не думал об этом, не позволял такой мысли даже мелькнуть. Потому что она означает верную смерть. Родители не желали смерти своему сыну.

Холстон посмотрел на жену. Он до сих пор не понимал ее безумия, этого ее решения. Ладно, она нашла стертые программы, которые позволяют создавать миры, выглядящие на экране компьютера реальными. Ну и что это означает? Зачем это нужно?

— Почему? — спросил он. — Почему ты решилась на такое? Почему не пришла ко мне? Ведь наверняка есть иной, лучший способ выяснить, что происходит. Для начала мы могли бы рассказать людям о том, что ты нашла на тех жестких дисках…

— И мы стали бы теми, кто начнет следующее большое восстание? — Эллисон рассмеялась. В ней еще осталась капелька безумия… или, возможно, это было глубокое отчаяние и гнев. Может быть, ее подтолкнуло к краю масштабное, затянувшееся на несколько поколений предательство. — Нет уж, спасибо, — продолжила она, перестав смеяться. — Я стерла все, что нашла. Я не хочу, чтобы люди узнали. И черт с ними, если они остаются здесь. Я вернусь только за тобой.

— После такого ты не вернешься, — зло отрезал Холстон. — Думаешь, все изгнанные до сих пор там? Думаешь, они решили не возвращаться, потому что им кажется, что мы их предали?

— А как ты думаешь, почему они все же проводят очистку? Почему берут салфетку и без колебаний принимаются за работу?

Холстон вздохнул. Он ощутил, как из него постепенно вытекает злость.

— Никто не знает.

— А ты как думаешь?

— Мы об этом уже говорили. Сколько раз мы из-за этого спорили?

Он не сомневался, что все семейные пары, оказавшись наедине, шепотом обмениваются своими предположениями на этот счет. Он смотрел мимо Эллисон, вспоминая минувшие времена. Затем, бросив взгляд на экран, увидел положение луны. Полночь уже миновала. Их время было ограничено. Завтра его жены не станет. Эта простая мысль вспыхивала у него в голове так же часто, как молнии в грозовых тучах.

— У каждого есть предположения, — сказал он. — Мы делились своими множество раз. Давай просто…

— Но теперь нам стало известно кое-что новое. — Эллисон выпустила его руку и убрала волосы с лица. — И картина сложилась. Идеально сложилась. Завтра я узнаю это наверняка. — Эллисон улыбнулась и погладила руку Холстона, словно тот был ребенком. — Настанет день, любимый, когда ты тоже это узнаешь.

Настоящее время

Первый год, прошедший без нее, Холстон ждал, надеясь, что ее безумные слова — правда, и не веря собственным глазам, видевшим ее тело на том холме. Он думал, что Эллисон придет за ним. Первую годовщину ее смерти он провел убирая в камере, отмывая желтую дверь шлюза и напряженно прислушиваясь, пытаясь уловить малейший шорох или стук, означающий, что призрак жены вернулся, чтобы освободить его.

Когда этого не произошло, он начал размышлять над альтернативой: выйти и отправиться на ее поиски. Холстон провел достаточно дней, недель и месяцев, просматривая файлы в ее компьютере, читая кое-что из того, что ей удалось сложить из кусочков, и понимая лишь половину, отчего сам начинал сходить с ума. Он стал верить, что его мир — это ложь, а после ухода Эллисон ему больше незачем было жить, даже если все вокруг и являлось настоящим.

Вторая годовщина ее ухода подвела черту под годом его трусости. Он пришел на работу, перекатывая во рту ядовитые слова — свое желание выйти, — но в последний момент затолкнул их вглубь себя. Когда в тот день они с Марнсом отправились на обход, лишь Холстон знал секрет: насколько близко он подошел к пылающей внутри него смерти. Долгий год трусости, предательства по отношению к Эллисон. Первый год был ее неудачей, второй — его. Все, хватит.

Сейчас, еще один год спустя, он сидел в шлюзе, облаченный в комбинезон чистильщика, полный сомнений и веры. Путь назад для него уже был закрыт — тяжелую желтую дверь плотно заперли, — и Холстон подумал, что вовсе не так представлял свою смерть и не таким видел свое будущее. Ему казалось, что он останется в бункере навсегда, что его тело отправится туда же, куда и тела его родителей: отдаст свои питательные вещества почве на ферме на восьмидесятом этаже. А сейчас как будто целая жизнь прошла с тех пор, как он мечтал о семье, о собственном ребенке — и даже о близнецах или еще об одном выигрыше в лотерею, о жене, рядом с которой он встретит старость…

За желтой дверью взревел клаксон, давая команду отойти всем, кроме него. Он останется. Ему больше некуда идти.

Зашипели камеры с аргоном, накачивая в помещение инертный газ. Через минуту Холстон ощутил давление воздуха, стиснувшего комбинезон. Он вдохнул кислород, циркулирующий в шлеме, затем встал перед другой дверью — запретной дверью, ведущей в ужасный внешний мир. И стал ждать.

Глубоко в стенах металлически застонали поршни. Одноразовые пластиковые занавеси, прикрывающие внутренность шлюза, заморщинились от давления накопившегося аргона. Пока Холстон будет занят линзами, эти занавеси сожгут. Еще до вечера здесь проведут уборку и подготовят шлюз к следующей очистке.