Боги богов - Рубанов Андрей Викторович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/92
- Следующая
Усилием воли Владыка скрыл изумление. Она слишком легко справилась со словом «пятьдесят». Как будто полжизни училась в храмовой школе. Даже матери родов не умели произносить священные счетные слова, обходились старым способом: «три раза по шестнадцать и еще два» — так здесь называлось число пятьдесят до того, как Владыка учредил священный алфавит и священные знаки для обозначения чисел.
Повинуясь знаку, генерал потащил дикарку за дверь, где ждали четверо лично им отобранных бойцов, самых сильных и умелых.
«Возможно, — подумал Марат, — для укрепления боевого духа мне придется самому казнить нахальную ведьму. Если она так сильна в рукопашной драке, мы сразимся с ней. Один на один. В присутствии народа. Созовем и знать, и беднейший охлос из грязных кварталов. Пусть люди города видят, что Владыка по-прежнему непобедим».
Он встал с постели и медленно прошелся по опочивальне: настоящий полубог, повелитель мира, косы туго заплетены и смазаны жиром тюленя, грудь и плечи натерты маслом чихли, в ноздре кусочек благовонного дерева фаюго, на запястьях побрякивают медные браслеты, по восемь на правой и левой длани; жаль, нет зеркала — иногда по утрам ему казалось, что он похож на главного злодея из культового подросткового фильма «Тиран тысячи планет».
Они смотрели его вдвоем с Юлой в дешевом стереозале на окраине Нового Вавилона, столицы пятого протектората Патрии. Как многие богатые девушки, Юла обожала развлечения для бедных.
Марат усмехнулся. Прошло больше семи лет. Юла, конечно, уже замужем. Может быть, и детей родила. Супруг, разумеется, — весьма и весьма положительный молодой человек, а не угонщик звездных кораблей. Занимается, наверное, каким-нибудь непыльным бизнесом, вроде инвестиций в гиперборейские глубоководные рудники. Если бы я вдруг смог перенестись через миллионы парсеков и сказать ей, что каждый год беру себе новую жену, выбирая лучшую из примерно восьми десятков соискательниц? Как бы отреагировала сверкающая космополитка? Скорее всего рассмеялась бы. Да. В любом случае она бы меня поняла.
Пять жен — и ни одна ничего не понимает. И вот, спустя семь лет после приземления на Золотой Планете, спустя пять лет после того, как Хозяин Огня, верхом на боевом носороге, вышел на берег океана, из ниоткуда появилась женщина, умеющая говорить на всех языках местной цивилизации, и эта женщина понимает Марата.
Что теперь делать Марату, бывшему курсанту Пилотской академии, бывшему угонщику лодок, бывшему осужденному преступнику, ныне Хозяину Огня и Владыке Города-на-Берегу?
Это просто. Идти к Жильцу за советом.
По ночам он купался. Регулярно, в любое время года. Даже в сезон штормов.
Ночные часы выбрал не от хорошей жизни: во-первых, после захода солнца вода становилась заметно прохладнее, а во-вторых (и в-главных), люди Города не должны видеть своего повелителя голым, мокрым и фыркающим от наслаждения.
Повелитель осиян славой и наполнен силой, он одновременно обнажен и облачен в одежды, ему неведомы ни холод, ни жара, ни стыд. И последнее: он никогда ничем не наслаждается, ибо повелевает.
Сразу после заката Город засыпал, но среди четырнадцати (если верить результатам переписи) тысяч его жителей находились, конечно, всевозможные полуночники, главным образом, влюбленные юноши, разного рода мечтатели, а также воры. Марат не стремился оставаться незамеченным, и многие аборигены видели огромную, завернутую в кожаный бурнус фигуру, безмолвно скользящую меж хижин. Однако вряд ли кто-то сумел угадать в черном гиганте самого Владыку. Для жителей Золотой Планеты пять лет — большой срок. Житель Золотой Планеты в семь лет вступает в репродуктивный возраст, а в двадцать пять — умирает глубоким стариком. Народ привык, что Владыка незрим и очень редко спускается с вершины Пирамиды, а если спускается, его сопровождают генералы в сверкающих доспехах, жрецы и жены; в такой момент простолюдину положено цепенеть от ужаса и восторга.
Владыка всемогущ, и сила знания исходит от него.
А закутанный в плащ гигант — это, разумеется, дух волны, ищущий жертву, или мать тюленей, которая, согласно древней легенде, в самые темные ночи всплывает из океанских глубин и выходит на сушу в облике женщины с восемью сосцами, чтобы оплакать своих детей, пойманных и убитых людьми берега.
Марат прошел мимо забора, защищающего гордость и основу благосостояния Города — медеплавильни и кузнечные мастерские. Оба стражника, охранявшие ворота главного цеха, крепко спали, лежа на земле и положив головы на собственные предплечья. Марат осторожно вытащил у обоих ножи, отошел на десять метров в сторону, закопал в песке. Завтра Хохотун сурово накажет дураков, но не казнит, даже не выгонит. Казнить и выгонять бессмысленно. В Городе четырнадцать тысяч жителей, из них около двухсот взрослых самцов охраняют порядок на улицах, Хохотун и Муугу лично производят отбор; на место отчисленного стража всегда можно взять другого, но этот другой будет столь же незадачлив. Покажи ему жареный живот черепахи или спелую девку с подведенными углем глазами — тут же забудет о службе и приказах начальства. А в обмен на плод черной пальмы маму родную продаст.
За мастерскими начинались чистые кварталы — действительно вполне приличные с санитарной точки зрения, если бы не запах, исходящий от рабов, вполвалку спящих в загонах. Рабы стоили дорого, их владельцы предпочитали держать свою собственность рядом с жильем, пристраивая загоны вплотную к спальням.
Владыка Города-на-Берегу старался не вмешиваться в вопросы рабовладения. Так повелось издревле, с самых первых дней существования Города.
Конечно, Марат запретил бы работорговлю. И торжественно объявил всех двуногих прямоходящих свободными от рождения. И отлил бы эти слова в металле, и самолично установил бы на каждом перекрестке Города обелиски из чистого мрамора, и высек бы на том мраморе слова о великой свободе для всех и для каждого на все времена.
Он лично расстрелял бы разрывными зарядами любого работорговца и рабовладельца, не пожалел бы собственных генералов, и старых воинов, и жрецов; он сделал бы это и еще многое другое, если бы хоть в одном известном ему языке Золотой Планеты имелось слово «свобода». Ни на равнине, ни в горах, ни на берегу океана, от севера до юга, ни одно наречие, ни один диалект не содержал такого понятия.
Здесь каждый дикарь делал, что хотел, подчиняясь только собственным инстинктам или же — в редких случаях — приказам племенного лидера. Аборигены действительно были свободны от рождения, им незачем было выделять идею свободы и придумывать для нее специальное слово.
Первыми рабами стали горные людоеды, полуживотные, не знающие огня и не способные к абстракциям, их ловили в горах и одомашнивали, обучая простейшим навыкам, вроде переноски камней. Потом — примерно на третьем году правления — Марат с изумлением обнаружил, что среди рабов появляются вполне культурные сыновья и внуки рыболовов. Он допросил Хохотуна, тот сделал вид, что не понял вопроса. Наверное, потому, что сам был крупнейшим рабовладельцем Города. Зато Митрополит, получив задание, спустя сутки доложил, что многие мужчины и женщины без больших сомнений продают в рабство лично себя, а чаще — своих детей. Известны случаи, когда в неволю уходили целыми семьями. Один охотник за кальмарами из сильного и многочисленного южного рода жачцмего, что переводилось как «дочери зеленой пены великого шторма», продал за тридцать черных бананов собственную жену и сыновей.
Выслушав жреца, Марат вызвал стражу и приказал казнить не только самого пожирателя кальмаров, но и прочих участников сделки. А вечером того же дня рассказал Жильцу и выслушал про себя много нового.
— Кретин! — смеялся Жилец. — Зачем лезешь? Если папуас хочет стать рабом, он найдет способ. Сегодня ты запретишь — завтра он опять попытается. Если всё происходит полюбовно, не мешай. Естественный процесс, ничего удивительного…
Марат захотел взять изображающую его самого статуэтку из дерева зух, не поддающегося обработке каменными орудиями, и ударить старого вора по шишковатому лбу, но привычно сдержал гнев.
- Предыдущая
- 40/92
- Следующая
