«Дрион» покидает Землю (журн. вариант) - Ломм Александр Иозефович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/36
• Следующая

Я, со своей стороны, подробно рассказал Расулу историю гибели самолёта и про человека в серебряном шаре, прилетевшего неизвестно откуда. Когда я показал ему газету со снимком раненого юноши, Расул воскликнул:

- Это он! Это Юра! Мы должны немедленно к нему ехать!..

Я полностью разделял нетерпение Расула, однако отправиться в Чехословакию немедленно мы, конечно, не смогли. Несколько дней ушло на оформление документов.

Наконец неделю спустя мы отправились в путь. Через несколько часов наш самолёт приземлился в небольшом словацком городке, расположенном в Высоких Татрах. Не позаботившись даже о гостинице, мы сразу бросились в больницу, где вот уже седьмую неделю, окружённый опытными врачами, но всё равно для всех чужой и враждебный, Юра Карцев упорно боролся со смертью.

Попасть к загадочному пациенту оказалось не так-то просто. Постоянно дежуривший при больнице член следственной комиссии долго и основательно расспрашивал нас, заполняя бланки протокола. А что мы могли сказать? Что это человек, вернувшийся из далёкого космического путешествия? Конечно, нет! Мы просто твердили, что у нас есть догадка, которую необходимо проверить.

Наконец тот факт, что мы берёмся опознать человека из серебряного шара, сыграл свою роль. Член следственной комиссии выдал нам пропуск в палату к раненому.

Сопровождавший нас врач сказал:

- В последние дни состояние пациента несколько улучшилось. Дважды он приходил в себя, открывал глаза и вполне осмысленно осматривал комнату. Но говорить ещё не может. Не пытайтесь его ни о чём спрашивать, это может повредить ему.

И вот, облачённые в белые халаты, мы с Расулом осторожно вошли в больничный изолятор.

В просторном светлом помещении стояла единственная койка. На ней, опутанный сложной подвесной системой с блоками и гирями, весь в лубках и бинтах, лежал в неестественной позе человек. Глаза его были открыты. На бледном исхудалом лице они казались большими тёмными провалами. В них не отражалось ничего, кроме усталости и тоски.

Взгляд больного, скользнув с глубоким безразличием по нашим лицам, обратился к врачу. Мы с Расулом тихо подошли к койке. Сердце моё билось, словно я только что пробежал стометровку. В возбуждённо горящих глазах Расула блестели слезы.

- Здравствуй, Юра, - тихо произнёс он, забыв о предупреждении врача. - Вот мы и встретились… Помнишь, Чёрная Гора, басмачи, Расульчик…

В лицо больного что-то дрогнуло, он впился глазами в Расула и вдруг прошептал:

- Что… с мальчиком?..

- Он жив, жив! Он… - Расул прикусил губу и умолк.

- Жив… это хорошо… - прошептал Юра и устало закрыл глаза.

Чувствуя себя виноватыми - нарушили запрет, - мы оглянулись на врача. Тот стал нам подавать энергичные знаки, чтобы мы немедленно удалились. Но Юра вдруг снова заговорил, и мы тотчас забыли о строгом враче.

Устремив на нас горячий тревожный взгляд, Юра прошептал:

- Скажите… вы… русские… советские?..

- Да, да, советские! - ответили мы с Расулом в один голос.

- Тогда… помогите!

- Юра, дорогой, конечно, поможем! - воскликнул Расул и порывисто шагнул к койке.

Лицо Карцева исказилось от боли. Прерывисто, но вполне отчётливо он зашептал:

- Надо… найти… плиарану… такую пирамидку… как янтарную… небольшую… надо сжечь… обязательно сжечь…

Последние слова он прошептал едва слышно.

- Уходите, уходите, он потерял сознание! - сердито сказал врач и выпроводил нас из палаты.

Члену следственной комиссии мы заявили, что догадка наша оправдалась - пациент нами опознан: это русский, советский гражданин, в гибели самолёта он невиновен, и что более подробно об этом мы будем говорить с председателем комиссии.

Председатель следственной комиссии принял нас сразу и с большим интересом выслушал наше сообщение. Впрочем, о космической стороне дела мы и здесь не упомянули. Сказали только, что всё происшедшее получит должное освещение, как только раненый поправится.

Приветливо улыбаясь, председатель дал нам понять, что пока мы не представим доказательства, он обязан продолжать расследование. Мы с Расулом не стали возражать и перешли к главному. Мы спросили, не было ли среди вещей раненого небольшой янтарной пирамидки, которая и ему, и нам дорога как память. Наш собеседник сказал, что в перечне предметов, найденных при неизвестном, никакой янтарной пирамидки нет. Тогда мы попросили разрешения осмотреть место катастрофы. Председатель согласился и охотно показал нам на карте, как найти в горах интересующий нас участок.

В тот же день, закупив в городке кое-что из провизии, мы отправились в горы.

Если бы я был один, я ни за что не рискнул бы пускаться в такое предприятие без проводника. Но Расул был опытный геолог-изыскатель. Он уверенно вёл меня по едва заметным горным тропинкам. От городка до места катастрофы оказалось семь километров. За два часа мы это расстояние одолели. На первый взгляд казалось, что работы нам хватит на несколько недель - участок был обширен, пересечён и покрыт густым лесом. Каждое утро мы выходили из городка и до позднего вечера оставались в горах, осматривая местность по особому плану Расула. К Юре Карцеву нас больше не пускали.

На пятый день поисков пирамидка была найдена. Нашёл её Расул. Он стоял с победоносным видом и высоко над головой держал какой-то жёлтый, сверкающий на солнце предмет.

- Неужели она?

- Да, дорогой! Смотрите, вот плиарана!

Он подал мне находку. Эта была действительно пирамидка высотою сантиметров в пятнадцать, с квадратным основанием в половину ладони. Вершина её была острой и твёрдой, как стальная игла. Казалось, что она выточена из большого куска янтаря.

- Вот задача для геолога, - сказал я, возвращая находку Расулу. - Как вы думаете, из чего эта плиарана сделана и почему Карцев просил обязательно сжечь её?

- Два разных вопроса, - задумчиво ответил Расул, постукивая ногтем по гладкой поверхности пирамидки. - На первый отвечать не берусь. Вещество явно искусственное, сложного химического состава. И, наверное, горючее, коль скоро его можно сжечь. Второй вопрос куда интереснее. Человек еле жив, а вот собрал в себе силы, чтобы попросить нас найти и сжечь эту пирамидку. Значит, для него это очень важно.

- Вы не допускаете, что это может быть опасным?

Расул посмотрел на горы, на меня, на пирамидку и убеждённо произнёс:

- Исключено. Юра Карцев не стал бы нас подвергать опасности.

Цепляясь за кусты, мы полезли по крутому склону вверх и вскоре выбрались на поляну, окружённую плотной стеной леса. Посреди поляны торчал корявый обломок скалы, покрытый мхом. Расул пучком травы очистил его поверхность и поставил на неё пирамидку. Вынув спички, он строго на меня посмотрел и сказал:

- Отойдите к самому краю поляны. На всякий случай…

Бледный, трепетный язычок пламени коснулся острой вершины пирамидки. И тут произошло невероятное. Из плиараны с громким щелчком взметнулось вверх… нет, это было не пламя и не облако дыма. Скорее это было похоже на огромный, метра три в диаметре, мыльный пузырь. Мы поспешно отступили на самый край поляны и стали молча наблюдать за дальнейшим.

Несколько минут гигантский пузырь колыхался, переливаясь внутри всеми цветами радуги. Потом стабилизировался в одном положении и весь налился яркой голубизной. Прошло ещё несколько секунд, и вдруг, словно чья-то невидимая рука повернула рычаг настройки огромного телевизора, перед нами возникло отчётливое цветное объёмное изображение: горный пейзаж, суетливо бегающие фигурки людей, что-то чёрное круглое в нише горы. Расул схватил меня за руку и закричал:

- Это дневник Юры Карцева! Он сгорит! А у нас нечем его зафиксировать! Ни кинокамеры, ни фотоаппарата!

- Что делать, Расул? Эту ошибку не исправишь! Станем гасить, напортим ещё больше! Давайте лучше смотреть и запоминать!

Плиарана горела три с половиной часа. Показанного ею хватило бы на несколько томов. Но я не всё запомнил, да и не всё понял. Расскажу поэтому лишь самое существенное.

• Предыдущая
• 18/36
• Следующая