Пленники белой пустыни - Моуэт Фарли - Страница 33

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая

Улыбка на лице Эуэсина медленно угасла и уступила место глуповатому выражению.

— А что мы будем делать теперь? — спросил он.

Смятение, отразившееся на лице Джейми, когда он понял, что имел в виду Эуэсин, было настолько забавным, что индеец фыркнул от смеха. Они подумали только о поимке собак, а не о дальнейшем. Собаки были заперты на крыльце, а мальчики могли выходить из хижины только через это крыльцо.

— Да-а, заварили кашу, — сказал Джейми уныло. — Кажется, я перемудрил. Как же выбираться отсюда, не открывая двери?

— Выход закрыт, — ответил Эуэсин. — Нам остаётся сделать только одно: открыть дверь и надеяться на лучшее. Подожди-ка, я сделаю пару скользящих петель из сыромятных ремешков, и, если нам повезёт, мы можем накинуть их собакам на шеи. Повторяю: если нам повезёт…

Когда ловчие петли были готовы, Эуэсин встал возле очага с петлёй в одной руке и еловым поленом вместо дубины в другой. Джейми поднял деревянную щеколду, приоткрыл дверь на несколько дюймов и отскочил к стене.

Перед этим собаки бросались на тонкие стенки своей темницы как бешеные, и ни один из мальчиков не мог предугадать, как поведут себя лайки, когда увидят дверь открытой.

А произошло вот что: стало тихо. Все замерли. В течение нескольких долгих секунд не раздалось ни звука.

Мальчики нервно ждали. Наконец Джейми отважился заглянуть в дверной проём.

Собаки прижались одна к другой, образовав большой пушистый меховой шар, из глубины которого сверкали четыре испуганных глаза. В то время как Джейми рассматривал их, раздался жалобный вой — звук такой же невыносимый, как голос скулящего щенка фокстерьера.

— Как будто ничего опасного! — сказал Эуэсин не совсем уверенно. — Давай оставим дверь широко открытой и поглядим, не удастся ли нам подружиться с ними.

Следующий час он задабривал собак кусочками варёного мяса и ласковыми словами. Наконец одна лайка на брюхе проползла несколько футов вперёд. Уши на крупной голове были расслаблены, она униженно молила о пощаде.

Джейми бросил ей кусочек мяса, и спустя мгновение мясо было проглочено. Затем её большой пушистый хвост чуть-чуть вильнул.

Настал переломный момент. Остальное было уже делом времени. К полуночи обе собаки покинули крыльцо и робко заползли в хижину, где наелись до отвала. Ребята поспешили закрыть дверь, так как в помещении стало холодно, словно в леднике, и подбросили дров в очаг. Когда хозяева ложились спать, собаки свернулись в углу и время от времени бросали на мальчиков настороженные взгляды: а вдруг?..

Весь следующий день ни один из мальчиков не пытался дотронуться до собак. После ужина Эуэсин стал обстругивать стрелы из прямых веток ивы, пучок которых они прихватили из Лагеря Каменного Иглу. Джейми сидел на корточках возле очага и шил себе новую пару рукавиц из оленьей шкуры. В хижине было тепло, уютно и тихо.

Увлечённый работой, Джейми забыл о собаках. Вдруг он почувствовал, как сзади его шеи коснулся холодный нос.

Одновременно Эуэсин спокойно проговорил:

— Не шевелись, Джейми. Она обнюхивает тебя!

Это была самая бесконечная минута в жизни Джейми. Он ждал, что длинные белые клыки вот-вот вопьются в него. Вместо этого он ощутил горячее и мокрое прикосновение языка собаки, которая лизнула его в ухо. Джейми осторожно повернул голову. Большая собака стояла за его спиной, робко виляя хвостом. Она посмотрела на мальчика широко раскрытыми жёлтыми глазами, потом, шумно вздохнув, легла, свернулась калачиком и прикрыла нос хвостом. Она была довольна: она нашла не только пищу и кров, но и хозяина.

Через два дня собаки стали ручными. Однако они всё ещё легко пугались и настораживались, а поэтому мальчики гладили их и обращались с ними осторожно, избегая резких движений.

Более крупным животным, которое весило фунтов сто, был самец. Он особенно привязался к Джейми. Собака меньшего роста была самка. С ней вскоре подружился Эуэсин.

Теперь потеря Отанака была восполнена. Присутствие в лагере собак оказалось лучшим средством против чар одиночества этого пустынного края. В жизни ребят появился новый интерес, и они занялись воспитанием собак. Если бы всё пошло хорошо, собаки, конечно, помогли бы им выбраться из зимней тундры.

Джейми решил назвать самца Зуб, а Эуэсин придумал своей собаке кличку Эйюскимо; на языке индейцев кри это слово означало «эскимоска».

Стало ясно, что это действительно эскимосские собаки: они были намного крупнее лаек из лесного края. Этот факт наводил мальчиков, и особенно Эуэсина, на некоторые тревожные соображения. Несомненно, где-то, не очень далеко, находится стойбище эскимосов. Однако можно было предположить и другое: собаки потерялись и странствуют уже много дней, а за это время они легко могли покрыть расстояние в сотню и более миль.

Смутный страх перед эскимосами не мог испортить удовольствия, которое доставляли мальчикам собаки. Зуб и Эйюскимо изменили настроение, царившее в лагере, и вдохнули в сердца путешественников новый заряд надежды и радости.

Спустя неделю пророчество Эуэсина насчёт собственной собачьей упряжки сбылось. В то время как друзья приручали животных, Эуэсин между делом изготовил два комплекта упряжи. Упряжь была очень примитивна и состояла из брюшного, грудного и наспинного ремней. Ошейников не было.

Наступил день, когда ребята стащили свои сани с крыши хижины, где они хранились, чтобы росомахи не сожрали лямки из сыромятной кожи. Увидев сани, собаки начали возбуждённо выть и носиться вокруг мальчиков.

— А ведь узнали сани, когда увидели, — сказал Джейми с надеждой. — Давай посмотрим, как собаки поведут себя при виде упряжи.

Эуэсин принёс из хижины упряжь и привязал постромки к лямкам саней. Собаки тут же весело подбежали к передку саней и остановились, ожидая, что Эуэсин наденет на них упряжь. Эуэсин поставил Эйюскимо первой, затем закрепил упряжь на Зубе. Едва мальчик успел завязать последний узел, как Эйюскимо сделала большой скачок и сани сорвались с места. Собаки пересекли поляну и понеслись вниз по склону — влекомые ими сани ужасно кренились и подпрыгивали.

Когда Джейми и Эуэсин пришли в себя от неожиданности, то бросились вдогонку.

Они догнали беглецов только через две мили. Сани, собаки и упряжь невообразимо перепутались. Собаки спокойно лежали в перекрученных постромках и ждали, когда их высвободят.

Возвратившись в лагерь, Джейми и Эуэсин весьма сдержанно оценили результаты своего эксперимента.

— У нас есть собачья упряжка, это факт, — сказал Джейми, — но будет трудновато научить их понимать команды на английском языке. Давай съездим-ка для практики несколько раз к каменному иглу, прежде чем отправляться в далёкие походы.

В течение следующих четырёх дней собаки и мальчики совершали утомительные пробеги между двумя лагерями. Эуэсин привязал к саням канат-якорь: он волочился позади саней и за него можно было уцепиться, если бы собаки снова понесли. На обратном пути сани бывали нагружены так тяжело, что собаки просто не могли убежать. За четыре дня они проделали этот путь семь раз и в седьмую поездку доставили в долину все остатки продовольствия, хранившегося в Лагере Каменного Иглу.

Собаки показали большую силу и выносливость и начали понимать принятые в лесном краю ездовые команды «чоу» и «хью» — «налево» и «направо». У них был завидный аппетит. Зимой ездовые собаки должны получать очень много мяса или рыбы, чтобы быть в форме, и мальчики с некоторой тревогой думали о том, как быстро начали таять их продовольственные запасы.

Было совершенно ясно, что скоро потребуется пополнить запас мяса. Конечно, в северном конце Укромной Долины были олени, но ребята не решались подстрелить хотя бы одно животное: отчасти из чувства жалости, отчасти потому, что стадо самцов карибу страховало их в крайнем случае от голода.

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая