Морской волк. 3-я Трилогия (СИ) - Савин Владислав - Страница 60

А когда всё закончилось и он, одевшись, пристегивал меч, то снова отчего-то захотел опробовать клинок на этой курице, но сдержался. Потому что он снова придет в этот дом, когда захочет, и без всякого приглашения — он здесь хозяин, и в его власти отправить эту даму и всех ее знакомых, в гестапо. Напряжение почти исчезло, какое-то едва заметное беспокойство еще сидело на самом краю его сознания, но он не стал задумываться. Можно теперь и выпить вина. А затем — повторить.

И когда он уже поднес бокал ко рту, в голове его вдруг всё стало четким и ясным, как во время боя, когда Полярный демон касался его сознания.

Она только приехала? Беспорядок в комнате — при собранном чемодане? И нет следов пыли — может, убирает прислуга? И стол, накрытый на двоих — значит, она заранее знала, что я буду здесь? Или она собралась немедленно уехать, сразу после того, как я уйду?

Но он успел проглотить содержимое бокала. И почувствовал, как качается под ногами пол. А графиня смотрела с усмешкой, взглядом умным и жестоким — глазами врага.

— Ты меня отравила, тварь?!

Рукоятка меча будто сама ткнулась в ладонь. Но в глазах уже всё плыло, и не было сил. Кажется, он успел еще выбросить клинок вперед, целясь прямо в ненавистное красивое лицо женщины, и услышал вскрик. Затем паркет стал вертикальным, и сознание померкло.

Он пришел в себя… сколько прошло времени, неизвестно. В той же самой комнате, посаженный в кресло посредине. Еще здесь были двое, в штатском, один молодой, второй постарше. На краю стола лежала медицинская сумка, шприц, ампулы, а тарелки были сдвинуты все в сторону.

— Вы всё видите, слышите, находитесь в полном сознании, — сказал пожилой, — но не можете пошевелить и пальцем. Новейший препарат, разработанный УСО. Как судья, я сейчас зачитаю ваш приговор — ну а после, как доктор медицины, удостоверюсь в вашей смерти и подпишу документ. Эти британцы такие законники — нет бы просто пристрелить или взорвать! Но стрельбу на улице сочли слишком шумной, не меньше десяти человек бы потребовалось, с автоматическим оружием, и несколько автомобилей. Так что проще и дешевле — вот так, заодно и суд по всей форме проведем. За прокурора выступит мсье Гастон — ну а адвоката вы себя лишили сами!

Молодой человек подошел к Тиле и с размаху ударил его по лицу. Странно, но адмирал ничего не почувствовал, лишь голова сильно мотнулась назад.

— Немецкая свинья! — прошипел Гастон. — Та женщина, которую ты изнасиловал и изуродовал — это моя жена! Сейчас я тебе отрежу нос, уши, выну глаза. Чтобы было, как в Библии, око за око, зуб за зуб!

— Не надо, — сказал доктор. — Он всё равно ничего не почувствует, этот препарат работает еще и как анестетик. И через час нас не должно быть в Тулоне. Итак, Август Тиле, родившийся в 1893 году в Шарлотенбурге, обвиняется в военных преступлениях, как то: убийство пятнадцати тысяч человек пассажиров и экипажа лайнера «Куин-Элизабет», двух тысяч человек экипажа линкора «Айова», а также еще в общей сумме двенадцати тысяч человек, терпящих бедствие на море. В нарушении правил и обычаев войны, никак не вызванных военной необходимостью. В расправе с особой жестокостью с беззащитными людьми, гражданами Великобритании и Соединенных Штатов. Факт преступления и вина подсудимого доказаны достоверно. Приговор — смерть! Приведен в исполнение 6 декабря 1943 года. Протокол составлен, подписи: доктор медицины Анри Брокар и лейтенант французского флота Гастон Сенжье. Мадам Сенжье выйти не может, вы изуродовали ее, рассекли лицо, для женщины это хуже, чем если бы мне отрезать руку или ногу — но ее супруг имеет право подписи за нее.

Тиле хотелось взвыть. Не только затем, чтобы его услышал на улице патруль. Он не раз представлял себе русского адмирала, одержимого Полярным Ужасом, или даже управляющего им — без всякого сомнения, это был беспощадный ледяной великан, истинно арийской внешности, живое воплощение скандинавского бога Тора. Однако же смерть в бою с таким врагом — это не позор, а даже почет, в какой-то мере! Но этот старый, толстый, низенький француз («интересно, как он убегал от нас в сороковом!»), презренный унтерменш, грязь на арийском сапоге — как он смеет посягнуть на него, своего господина! «Франция, эта европейская подстилка, может лишь подло бить из-за угла, а не сражаться честно! Или служить шавкой для других, более сильных — пока мы были сильнее, склонились перед нами, стоило же весам качнуться — переметнулись на сторону англичан! И вы за всё заплатите, вы и ваша ублюдочная страна — мне не придется объяснять фюреру, отчего я не победил, теперь это с охотой сделают другие, сказав: из-за измены, предательства лягушатников! Что после будет с Францией, страшно и представить!»

Вот только ему это, здесь и сейчас, не поможет никак. Мысли метались лихорадочно, пытаясь найти выход. И не находили.

— Однако, герр Тиле, у нас времени мало, — сказал доктор и достал фотоаппарат-«лейку»: — Это чтобы в доказательство запечатлеть ваш труп. Ну что, Гастон, справимся сами, или кого-нибудь с постов позвать?

— Что вы, мсье, я эту работу за честь сочту! — усмехнулся Гастон. — Мы тебя на британский манер казним, свинья! Ты у нас попляшешь, как на рее. Жаль, что ты не прочувствуешь — чертов препарат!

Они накинули на шею Тиле петлю, прямо в кресле — веревка была уже пропущена через крюк от люстры на потолке. И вместе, дружно, потянули за свободный конец. Адмирал захрипел, боли не было, но перехватило горло и стало нельзя дышать. Затем в глазах поплыли красные круги, как у утопленника.

И наступила тьма.

Опять предательство?! Лучшего флотоводца Германии, моего «берсерка», убили французы! Истинный германский рыцарь, непобедимый в бою, пал, сраженный подлым ударом в спину! Мы не смогли тебя уберечь — но сумеем страшно отомстить!

И вы говорите, до того эти лягушатники предательски уклонились от боя? В то время как Тиле на своем флагмане дрался с двумя американскими линкорами, они пришли, показались и не вступили в сражение, испугавшись всего одного корабля? А крейсер «Марсельеза» перешел на сторону врага во время битвы? Они украли победу у флота рейха! Я говорил, что французам нельзя доверять — и что они недостойны служить даже добровольцами в частях СС. Вы же настаивали на обратном — и кто оказался прав?!

Измену надо выжигать с корнем! Расстрелять адмирала Дюпена и командиров французских кораблей! А куда смотрели кригс-комиссары? Всех их рядовыми на Восточный фронт! Провести самое тщательное расследование на предмет причастности высшего командования французского флота и французских властей! Решили ударить в спину сражающейся с русскими ордами Германии? Они об этом пожалеют!

Год назад я обещал французам за непокорность режим самой жестокой оккупации. Они решили, что я шучу? Так пусть они это получат!

— Заключенный номер… прибыл.

— Ну, Руди, ты уж прости старого друга. И позволь поздравить с возвращением свободы и чина.

— Генрих, давай без любезностей. И скажи прямо, что тебе снова понадобился мой опыт сыскаря. Что на этот раз случилось?

— Я распорядился, чтобы тебе давали газеты. Что скажешь про убийство нашего «берсерка» Тиле?

— Я так понял, что кого-то уже поймали? Или пока нет?

— Поймать исполнителей — это полдела. Главное — найти тех, кто за ними стоит.

— Подозреваешь заговор? Французы — или наши?

— А вот на это вы, группенфюрер Рудински, и дадите ответ.

— Если рассуждать здраво, собственно макизарам адмирал никак не мешал. Значит — приказ был из Лондона.

— Вот только кому, Руди? Одно дело, если это узкая операция их УСО руками привлеченных маки или собственной агентуры. Второе — если это не одни британцы, но и общефранцузский заговор, в чем уверен фюрер. И он сгоряча отдал приказ немедленно расформировать экипажи всей французской эскадры — а я, как командующий ваффенмарине, не могу такого допустить, поскольку сейчас эта эскадра — практически всё, что осталось от флота Еврорейха! Так что приказ фюрера будет исполнен, но с поправкой — будут изъяты лишь причастные к заговору, которых найдешь мне ты, а не все подряд. Если конечно, этот заговор есть — если же нет, то будет достаточно списка наиболее неблагонадежных и наименее ценных — для показательной расправы. И третье, самое худшее — если в игре кто-то из наших, решивших слить фронт на западе перед англичанами и янки. Такие вот три слоя, три дна — и постарайся нырнуть поглубже, Руди, мне нужно знать, с чем мы имеем дело. Подчиняться будешь мне одному, полномочия у тебя будут самые широкие. Даже сам Модель, который сейчас во Франции всё решает — вместо декоративной фигуры Петена, лишь озвучивающей его волю — может только просить тебя, но не приказывать. Ты только найди — кто?