Полночное свидание - Райан Нэн - Страница 10

• Предыдущая
• 10/62
• Следующая

Отшвырнув руку служанки, Сильвия покачала головой.

— Нет, не плакала! — ответила она, но голос ее дрожал.

— Ах ты, моя деточка. — Делила прижала Сильвию к себе.

Девочка обняла служанку и припала к ее высокой груди. Делила гладила Сильвию по голове и тихо что-то напевала, как часто делала это прежде. Когда маленькое тельце перестало дрожать, Делила приподняла лицо своей подопечной за подбородок и улыбнулась:

— Вот так-то лучше. Папа с мамой скоро спустятся. Мы ведь будем улыбаться, когда она придут, правда?

— Да, Делила. — Сильвия взяла предложенный ей платок, вытерла глаза и высморкалась. — Мы сделаем вид, что очень счастливы, да?

— Конечно.

У крыльца их ждала карета. Она останется в «Ривербенде». В последний раз семья Фэрмонт усядется в нее, и в последний раз старый Нед, кучер, отвезет их на пристань. Нед уже не принадлежит им. У него теперь новый хозяин.

Серина Фэрмонт с гордо поднятой головой медленно спустилась по лестнице своего огромного дома, держа под руку мужа. Эдвин Фэрмонт не спускал глаз с ее лица — никогда еще он не любил жену так сильно, как в этот момент. Уже в миллионный раз с тех пор, как он женился на ней, он повторял про себя, что он самый счастливый человек на свете. Эдвин был уверен, что сердце этой хрупкой женщины обливается кровью в это сырое мрачное утро, что расставаться с ее любимым «Ривербендом» невыносимо больно для нее, но она не жаловалась и даже не выразила неудовольствия. Наоборот, она не раз намекала ему, что продажа такой огромной плантации была бы мудрым решением. Она была настоящей леди.

Сильвия и Делила шли следом за ними. Все прощальные слова были сказаны, чемоданы отправлены на пристань, последние вещи упакованы.

Сильвия медленно обернулась. Из-за стены тумана выглянуло слабое солнце. В его робких лучах особняк сверкал белизной. На верхней и нижней галереях дома стояли слуги, и на их лицах были страх и отчаяние, а в глазах печаль. Они были проданы вместе с «Ривербендом».

Сильвия послала слугам воздушный поцелуй, а Эдвин и Серина, прежде чем сесть в карету, помахали им на прощание. Делила громко рыдала, по лицу кучера неудержимо катились слезы.

Дорога, проходящая по дубовой аллее, тянулась до самой пристани. Сильвия, сидевшая рядом с рыдающей Делилой, смотрела в окно кареты. Она видела сквозь деревья шпиль старой церкви, ее высокий крест поднимался к самому солнцу.

Это был «Ривербенд», ее «Ривербенд». Она обязательно вернется сюда.

Фэрмонты сели на пароход, направляющийся в Новый Орлеан. В порту их встретил одетый в ливрею кучер и повез в фешенебельный Парковый квартал, в дом доктора Николаса Делона. Известный врач-креол и его очаровательная жена Надин были старыми друзьями Фэрмонтов. Розали Делон, хорошенькая дочка этой супружеской пары, была одного возраста с Сильвией, и они относились друг к другу как сестры.

Розали в одном платье, несмотря на мороз, выбежала встретить Сильвию, и подруги крепко обнялись. Они исчезли в ярко освещенном доме и по резной лестнице поднялись в уютные апартаменты, принадлежащие Розали.

— Я думала, что умру от одиночества, когда вы уехали, — сказала невысокая, пухленькая Розали, закрыв дверь и сняв шаль с хрупких плечиков Сильвии.

На следующий день семья Фзрмонтов, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправилась в Мобил. Героически пытаясь подбодрить семью, Эдвин Фэрмонт обнял жену и дочь и, улыбаясь, склонил к ним седую голову.

— Вот и старый порт, — сказал он, когда вдали показался Мобил. — Правда, красивый город?

— Весьма красивый, Эдвин, — с улыбкой ответила Серина. — Я уверена, что наша семья будет здесь счастлива. — Она с надеждой посмотрела на дочь.

— Да, папа. — Сильвия старалась быть искренней, хотя это давалось ей нелегко.

Фэрмонты вынуждены были остановиться в отеле, пока для них подыскивали подходящий дом. Сильвия, в восторге от непривычного образа жизни, тут же написала Розали, что ей разрешено обедать в ресторане!

Но восторги Сильвии вскоре сменились тоской, потому что ей было запрещено покидать комнату, которая превратилась в тюрьму для привыкшей к свободе девочки. Сильвия была счастлива, когда на пятый день их пребывания в Мобиле Эдвин объявил, что они с матерью купили для них дом.

Небо было свинцовым и тяжелым, а воздух холодным, когда Сильвия впервые ступила на Дофин-стрит. Перед ней стоял дом из красного кирпича, построенный в колониальном стиле. Сильвией овладела паника. Точно такими же домами была застроена вся улица. Они стояли очень плотно друг к другу. Как она сможет здесь дышать? Как она сможет жить среди соседей, которые будут следить за каждым ее движением? Как она сможет ходить здесь босиком? Как она сможет здесь резвиться? Разговаривать сама с собой? Где она будет прятаться от Делилы?

Сильвия повернулась к отцу, чтобы высказать свое мнение о доме, и неожиданно обнаружила, что ее папочка очень стар. Никогда прежде она этого не замечала. Его лицо было покрыто морщинами, плечи ссутулились, в глазах было непривычное усталое выражение, но все-таки он улыбался. Стоя на продуваемом всеми ветрами дворе этого странного нового дома, она внезапно подумала, что ее отцу, возможно, тоже не хотелось переезжать сюда. Наверное, есть вещи, о которых она не знает. Наверное, ему не хотелось продавать «Ривербенд», но у него не было выбора.

— Наклонись ко мне, папочка, — попросила она, улыбаясь. Он повиновался. Взяв в ладони его родное морщинистое лицо, она крепко поцеловала отца в тонкие губы и сказала: — Этот дом годится даже для королевской семьи. Он очень красивый. Давай войдем в него, и я посмотрю мою новую комнату.

Широко улыбаясь, он повел ее в дом, оживленно рассказывая, что у нее будет угловая комната с большими окнами, и что она непременно понравится ей.

Дом и огороженный стеной сад за ним располагались на двух акрах земли, что не шло ни в какое сравнение с обширными плантациями и огромным домом в «Ривербенде», обслуживаемом двадцатью двумя домашними слугами и множеством рабов, работавших на полях. Здесь не было садов, полей, не было конюшен с породистыми лошадьми, не было хижин рабов, густого зеленого леса, не было частного причала. И главное — не было церкви.

Сильвия, изо всех сил стараясь казаться счастливой, чувствовала себя одинокой, заброшенной и несчастной. Однажды в конце января она, закутавшись потеплее, вышла во двор и долго сидела на холодной чугунной скамье под голыми ветвями миртового дерева, пока ее одиночество не было нарушено приходом матери.

Серина села рядом с дочерью, погладила ее по холодной щеке и ласково сказала:

— Я знаю, что ты несчастлива, дорогая…

— Нет, мама, — прервала ее Сильвия. — Я…

— Тебе не надо притворяться, детка. С того момента, как ты открыла глазки, я чувствовала то же, что чувствовала и ты. — Серина нежно посмотрела на дочь. — Ты даже не представляешь, как ты мне дорога. Я очень люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, мама.

— Я знаю, дорогая. Ты и папочку любишь, и у него для тебя есть хорошие новости. — Серина с улыбкой наблюдала, как в серых глазах дочери вспыхнул живой интерес.

— Правда?

— Правда. Он скоро вернется домой. Почему бы нам не пойти в дом и не подождать его там?

— Что это такое, мама? — спросила Сильвия, вскакивая со скамьи. — Если ты хотя бы намекнешь мне, я буду…

Серина рассмеялась и покачала золотистой головкой:

— Даже не проси, но я предлагаю тебе бежать наперегонки до дома. — Она подхватила тяжелые юбки, а Сильвия, завизжав от удовольствия, стремглав понеслась к дому, обгоняя мать.

Новости были действительно хорошими: Сильвию вместе с родителями приглашали на карнавал во вторник на масленой неделе. Настроение девочки заметно улучшилось, и она стала считать дни до праздника.

Наконец наступил масленичный вторник. Сильвия, уже одетая к выходу, с нетерпением ждала вместе с отцом появления матери. Она захлопала в ладоши, когда ее мать в сногсшибательном пышном платье из муаровой тафты спустилась по лестнице. Зачесанные наверх волосы блестели в свете канделябров, высокая грудь дерзко выпирала из низкого декольте, а талия была такой тонкой, что казалось, вот-вот переломится. Серина Фэрмонт улыбалась, глядя на восхищенные лица мужа и дочери.

• Предыдущая
• 10/62
• Следующая