Солнце любви - Райан Нэн - Страница 1

• 1/88
• Следующая

Юго-западный Техас Июнь 1856 года

В сиянии солнечных лучей на вершине скалы стоял обнаженный индеец.

Его звали Тонатиу, что на языке народа его матери, языке империи ацтеков, означало «Бог-Солнце». Ему подходило это имя. Стоя здесь, на пустынном каменистом берегу реки Пуэста-дель-Соль[1], Тонатиу и впрямь выглядел как юный бог — высокий, с поблескивающим на ярком солнце мокрым телом.

Его единственным украшением был золотой медальон, висевший на тяжелой золотой цепи. Изысканно-прекрасный Солнечный Камень, покоившийся на гладкой смуглой груди, блестел и вспыхивал ослепительными бликами при малейшем движении гибкого тела.

Бронзовое лицо Тонатиу было по-детски гладким, прекрасным и невинным. Блестящие черные глаза светились теплом и дружелюбием; изогнутые ноздри прямого носа выдавали страстную натуру. Безупречно очерченные губы в точности повторяли линию полных чувственных губ его отца — кастильца дона Рамона Рафаэля Кинтано.

Тонатиу тряхнул тяжелыми волосами цвета воронова крыла, ощущая, как по позвоночнику к ягодицам стекают водяные струйки. Потерев слипшиеся от воды длинные черные ресницы, он проворно опустился на колени, а потом, растянувшись во весь рост, предоставил солнцу высушивать его мокрую грудь, живот и длинные ноги. Загородив согнутой в локте рукой закрытые глаза, Тонатиу лежал совершенно неподвижно, наслаждаясь прикосновением горячих лучей к нагому телу.

На губах его играла улыбка ленивого удовлетворения. Эта укромная излучина Пуэста-дель-Соль была его ревниво охраняемым убежищем. Кроме него, никто в целом мире не знал о ней. Только ему принадлежало это тайное святилище — место, которое он никому не показывал раньше и не собирался показывать впредь. Здесь река образовывала не слишком крутой водопад, каскадом ниспадающий в спокойную заводь. И словно в волшебной сказке — бесплодные каменистые берега поросли обильной сочной зеленью и густые кроны деревьев укрывали тенью окутанный брызгами водопад и прозрачную воду заводи. А выше, там, где он сейчас лежал, на огромном выступе скалы, было идеальное место для спокойного раздумья или просто для того, чтобы расслабиться в полудреме под палящим техасским солнцем.

Этим жарким июньским утром у юного Тонатиу не было времени ни размышлять, ни расслабляться. Он отнял от лица руку и взглянул вверх, на ослепительно сверкающий диск. Вскоре солнце встанет прямо над головой, а к тому времени, когда оно достигнет зенита, Тонатиу уже должен находиться на станции частной железнодорожной ветки, являющейся собственностью владельцев ранчо Орилья, и в самой роскошной карете Салливенов ожидать там прибытия двенадцатичасового поезда из Сан-Антонио.

Этим поездом должна приехать Эми Салливен, единственная дочь Патрона. Сегодня, после пятилетнего отсутствия, она возвращается домой из Нового Орлеана, куда была отправлена для получения образования в какой-то шикарной школе. Уже несколько недель все вокруг — и ее отец, и его отец, и прислуга в доме, и наемные работники на ранчо — только и говорили, что о ее ожидаемом возвращении. Вечером намечался большой праздник, и гости, собиравшиеся переночевать в Орилье, уже заполняли многочисленные комнаты просторного дома.

Обжигающее солнце скрылось за внезапно набежавшим облаком, и на гладкую каменную площадку, где блаженствовал Тонатиу, легла глубокая тень. Резким движением он сел. В памяти воскрес обрывок забытого было сна, и черные глаза юноши помрачнели.

Ему опять являлась Она: длинные черные волосы спадали вдоль спины, вокруг стройного тела струились складки странного ритуального одеяния. Она стояла в ногах его постели и показывала ему ряд цифр: 5, 6, 6, 6. Нет, нет, в другом порядке: 6, 6, 5, 6. И ничего больше, только эти цифры. А затем она исчезла вместе со сном.

В потемневшем небе над головой юноши описывал круги ястреб. Тонатиу ощутил, как по обнаженной спине пробежал холодок. Он невольно поежился, вдруг почувствовав себя неуютно.

Ястреб улетел. Облако проплыло мимо, и пылающее светило показалось вновь, дабы согреть и встревоженную душу Тонатиу, и его озябшее тело. И сон, и цифры сгинули вместе с птицей; улыбка собрала морщинки в уголках черных глаз.

Обхватив руками согнутые колени, юноша вернулся мыслями к Эми Салливен. Он помнил ее обыкновенной девчонкой: тощей, белобрысой, с лицом, усыпанным веснушками. Ноги вечно босые и перемазанные в грязи, коленки и локти постоянно ободраны.

Маленькая Эми. Только она одна и звала его Тонатиу. Даже отец называл его Луисом. И Патрон, то есть Уолтер Салливен, и все работники на ранчо, и домашние слуги, и даже жители деревни обращались к нему только так, и не иначе.

Для всех он был Луис Кинтано, — для всех, за исключением ацтекской красавицы принцессы, давшей ему имя Тонатиу. И маленькой Эми.

Тонатиу резко вскочил, потянулся, привстав на цыпочки, замер так на минуту и снова опустился на пятки. Сцепив руки за головой, он прогнулся назад, втянул живот и глубоко вдохнул сухой воздух пустыни, обратив лицо к пылающему богу, в честь которого получил имя.

Вздохнув, юноша наклонился и поднял с камня крошечный клочок отлично выдубленной мягкой кожи, служившей ему чем-то вроде набедренной повязки. Прикрыв чресла и надежно завязав кожаные шнурки на правом бедре, Тонатиу тихо свистнул, и по этому сигналу сразу же примчался его любимый жеребец.

В поезде, неторопливо, но упорно продвигавшемся на запад по бескрайним пустынным просторам юго-западного Техаса, сидела, улыбаясь собственным мыслям, красивая молодая девушка. Эми Салливен так и светилась от возбуждения, ничуть не угнетенная ни жарой, ни пылью, ни однообразием пейзажа, что миля за милей проплывали за окном. Пять лет!

Целых пять лет она не видела эту землю цветущих кактусов и пыльных бурь с крутящимися смерчами, неумолимого зноя, палящего солнца и звездных ночей. Не отрываясь от открытого окна поезда, Эми дышала полной грудью, улавливая знакомый аромат резко пахнущих кустарников.

Она просто взвизгнула от радости, когда двое здоровенных пастухов-вакеро, смеясь и выкрикивая что-то по-испански, поскакали наравне с поездом, раскручивая над головами лассо и делая вид, что они собираются заарканить паровоз.

Эми весело сорвала с головы новую соломенную шляпку и изо всех сил замахала ею в ответ хохочущим всадникам. Она почувствовала, как зачастило сердце от приятного волнения, когда вакеро приблизились к поезду настолько, что она смогла различить на крупах их лошадей отчетливое тавро SBARQ. Вакеро из Орильи!

— Это я! Эми! Эми Салливен! Я приехала домой! — крикнула она им.

Опытные наездники натянули удила, заставив копей подняться на дыбы, а сами сдернули с черноволосых голов сомбреро, дружелюбно приветствуя девушку. В знак признательности она хлопала в ладоши и посылала им воздушные поцелуи, провожая их взглядом, пока всадники не осадили коней и не повернули вспять.

Все еще улыбаясь, Эми удовлетворенно вздохнула и откинулась па спинку сиденья. Поезд уже ехал по земле Орильи! Она вернулась на ранчо. Через час будет дома. Много ли там перемен? Нет, блаженно ответила Эми сама себе. Ее большой добродушный папа будет все так же безбожно баловать ее, и двое старших братцев снова начнут этим возмущаться. А дон Рамон Кинтано по-прежнему будет рассказывать захватывающие истории об ацтекской принцессе, которая была его женой. И его сын Тонатиу опять не будет замечать ее. Все как всегда.

Эми продолжала улыбаться. Ну и пусть! До отъезда в Новый Орлеан она была совсем девчушкой, и нечего обижаться на Тонатиу, если он вовсе не был в восторге, когда она повсюду увязывалась за ним. Какому мальчику двенадцати лет понравится, что за ним ходит хвостом одиннадцатилетняя девчонка?

• 1/88
• Следующая