Красавица - Мак-Кинли Робин - Страница 24
- Предыдущая
- 24/43
- Следующая
После ужина я возвращалась к себе и несколько часов читала у камина перед сном. И каждый вечер Чудище на прощание задавало мне один и тот же вопрос: «Ты выйдешь за меня, Красавица?» — а я каждый раз, вздрагивая от страха, отвечала «нет». Постепенно страх сменился жалостью, а потом и печалью, но я все равно не могла ответить согласием, как ни горько было ранить его отказом.
После наступления темноты я из замка не выходила. Мы отправлялись ужинать, когда солнце, скрываясь за горизонтом, забирало сверкающие краски с собой. Свою комнату после ужина я тоже не покидала, стараясь не прикасаться к двери и обходя ее по возможности стороной. Точно так же я не смотрела в окно на темный сад, когда около полуночи там гасли все светильники.
Я отчаянно тосковала по родным, и боль утраты никак не хотела успокаиваться, но за прошедшие недели я сжилась с ней и свыклась. Неожиданно для себя я стала находить робкую радость в своем теперешнем укладе. В городе у меня было две отрады — чтение и верховая езда. И тем и другим я могла заниматься теперь сколько душе угодно. И еще одна жажда, о которой я в своей замкнутости раньше и не подозревала, оказалась здесь утоленной — жажда общения. Уединенность хороша для размышлений и учебы, однако иногда хочется с кем-то поговорить. Довольно скоро, еще до того, как побороть свой страх перед Чудищем, я стала с нетерпением ждать наших вечерних встреч. Трудно смотреть без страха на громадного лесного зверя размером с медведя, гривастого, словно лев, и при этом ступающего неслышно, будто солнце по небу, однако хватило нескольких недель, чтобы мне столь же затруднительно оказалось испытывать к нему неприязнь или недоверие.
Даже моя затея с птичьей кормушкой увенчалась успехом. В первый день я заметила, что зерно потревожено. Мне очень хотелось надеяться, что завитки и проплешины оставлены птичьими лапами и клювами, а не ветром, например, — хотя в этом замке всего можно ожидать. Однако на следующее утро я случайно спугнула своим приближением крошечную крылатую тень, а к концу второй недели у меня столовались полдюжины постоянных гостей, среди которых я распознала трех воробьев, зяблика и зарянку. Кроме них, была еще одна незнакомая мне черно-белая птичка-невеличка с полосатой грудкой. Освоившись, они уже без страха садились мне на палец и брали зерно с ладони, весело насвистывая и щебеча в ответ на мой посвист. Никого крупнее горлицы я среди них не видела.
Погода на заколдованных землях почти всегда стояла ясная. Дома, у родных, теперь, наверное, вовсю хозяйничала весна — с распутицей, робко проклевывающимися листочками, молодой травкой, прорастающей сквозь пожухлую прошлогоднюю. Здешние сады не теряли своего неизменного совершенства, их обходила стороной и смена времен года, и посягательства лесных зверей, и другие напасти. Я ни разу не наблюдала там садовников, ни видимых, ни невидимых, но сад будто бы и не нуждался в уходе: кусты не требовали стрижки, клумбы — прополки, деревья — подрезки. Даже ручьи в своих мозаичных руслах не вспухали от вешних вод и не выходили из берегов.
На дальних угодьях, где мы скакали с Доброхотом, приход весны вполне ощущался: в низинах растаял последний снег, деревья окутала зеленая дымка. Но даже здесь обошлось без грязи: оттаявшая земля пружинила под копытами, не расползаясь в хлюпающую жижу, и почти не было видно прошлогодней прелой и жухлой листвы, ни под ногами, ни на деревьях. На гладких, блестящих ветвях зеленели только молодые, свежие листочки.
Впрочем, иногда здесь случался дождь. Недели через две после приезда я, проснувшись, обратила внимание на непривычно тусклый свет за окном. Выглянув, я увидела обложную пелену тонкой мороси. Сад мерцал, как россыпь самоцветов на дне ручья или как подводное русалочье царство, куда мне посчастливилось вдруг заглянуть одним глазком. Я печально вздохнула. Как ни прекрасен был открывшийся из моего окна вид, дождь означал, что утреннюю прогулку придется отложить. Медленно одевшись и поев, я без особой радости спустилась вниз, думая побродить немного по замковым покоям и, может быть, заглянуть к Доброхоту, прежде чем усаживаться за утренние занятия.
В открытых входных дверях стояло Чудище. Спускаясь по изогнутой мраморной лестнице, я увидела его со спины, и на какой-то миг он напомнил мне Эола у входа в пещеру под горой богов. Теплый ветерок, овеяв его, примчался мне навстречу, неся запах диковинной зелени с края земли. Едва я коснулась нижней ступеньки, Чудище обернулось ко мне.
— Доброе утро, Красавица! — раздался его суровый голос.
— Доброе утро, Чудище, — откликнулась я, слегка удивленно, ведь раньше хозяин замка представал передо мной лишь по вечерам. Я встала рядом с ним в дверях. — Дождь…
— Да, такое бывает и здесь, — подтвердил он в ответ на мой незаданный вопрос. — Я зарекся хитрить с погодой. Сад прекрасно растет без постороннего вмешательства, если не шутить с ним шуток. Выпавший снег тает к утру, и здесь всегда тепло, но на этом, пожалуй, все. Правда, обычно дождь идет по ночам, — добавил он, будто извиняясь.
— Зато на вид очень красиво, — утешила я его, уже зная, что он искренне печется о моем благополучии. Гадко с моей стороны ворчать на дождь. Я, видно, делаюсь избалованной и капризной — вредно, когда малейшая прихоть исполняется в мгновение ока. — Все такое таинственное, туманное. Прости за недовольство. Конечно, иногда должен и дождь идти, даже здесь.
— Я подумал, — неуверенно произнес хозяин, — что тебе, возможно, захочется поближе познакомиться с замком, раз уж погода не позволяет выйти наружу. Ты еще очень многого здесь не видела.
Я кивнула с лукавой улыбкой.
— Да, это точно. Я вечно путаюсь в коридорах, но стоит заблудиться по-настоящему, и моя комната оказывается прямо за углом. Так мне никогда не выучить расположения покоев. Нет-нет, я не в упрек, — добавила я поспешно. — Просто меня каждый раз… э-э-э… отправляют к себе, не дав толком разобраться, и я не успеваю ничего рассмотреть.
— Понимаю, — посочувствовало Чудище. — Со мной было то же самое.
Две сотни лет, подумала я, глядя на дождевые капли, медленно ползущие по бледному мрамору.
— Однако теперь я, смею надеться, ориентируюсь неплохо. — Он помедлил. Дождь пропитывал приглаженный граблями песок, придавая ему опаловый блеск. — Есть какие-нибудь особые пожелания или предпочтения?
— Нет, — улыбнулась я. — На твой вкус.
В компании провожатого просторные залы, сливавшиеся ранее, во время моих одиноких блужданий, в одну бесконечную череду, вновь обрели индивидуальность и наполнились невиданными диковинами. Через некоторое время мы очутились в портретной галерее, и впервые за все время пребывания в замке я увидела человеческие лица. Задержавшись, я принялась разглядывать портреты. Как дамы, так и господа поражали в большинстве своем красотой и благородством. Я не слишком понимала в стилях и манере, но мне показалось, что это серия портретов, охватывающая, должно быть, не одно столетие. Я уловила некое фамильное сходство, особенно между мужчинами: высокие, сильные, темноволосые и кареглазые, они сурово сжимали губы и как-то по-особенному горделиво вскидывали бровь, подбородок и плечо.
— Кажется, это все один род, — заметила я.
Портреты были старинными, близких к нам по времени я не заметила — серия, судя по всему, оборвалась давным-давно.
— Кто они? — поинтересовалась я как можно непринужденнее, разглядывая златокудрую зеленоглазую красавицу с пушистой белой собачкой на коленях. На самом деле меня куда больше озадачивала тайна, скрытая во взгляде изображенных здесь мужчин.
Мой спутник долго не отвечал, и я посмотрела на него вопросительно. Глядеть на него в упор после созерцания всех этих красивых и благородных лиц оказалось труднее, чем прежде.
— Этот род владел здешними землями тысячи лет, испокон веков, задолго до написания первого портрета, — молвил он наконец.
В его тоне, внешне таком же, каким он отвечал на прочие мои вопросы, мне впервые за последние дни вновь послышались громовые раскаты, напоминающие, что передо мной Чудище. Я вздрогнула и больше не расспрашивала.
- Предыдущая
- 24/43
- Следующая
