Погонщики туч - Гуревич Георгий Иосифович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/16
• Следующая

«Вот то да! — заметил про себя Василий. — Ничего себе свисточек». Привыкнув к полутьме, он разглядел развешанные на стенах странные предметы. Это были как будто бы обыкновенные оркестровые и джазовые инструменты, только увеличенные до фантастических размеров: медные литавры величиной с турецкий барабан, чудовищный барабан в полтора человеческих роста, гигантские органные трубы, похожие на орудия, флейты, упирающиеся в потолок, подковообразные камертоны и сирены, наконец, даже милицейские свистки, только такого размера, что милиционер мог бы войти в свисток, как в будку. Со страстью механика, встретившего незнакомую машину, Василий выстукивал инструменты, старался даже заглянуть внутрь, и пальцы его невольно теребили отвертку в кармане.

— Ну и профессор, — ворчал он, — сусликов свистком пугает! Интересно, как же в него дуют?

— Оставь, Ваня, ты же в чужом доме…

Но не услышав официального обращения «товарищ старшина», Василий пропустил замечание мимо ушей.

— Четыре поколения Хитрово, — видимо, сдерживая себя, говорил старик, имели ученые степени. Научная порядочность — наш принцип.

— Дело не в порядочности, а в косности, — возражала девушка, теребя виноградный лист. — Это срочная работа. Нужно вовлечь в нее всевозможные институты. А там Хитрово или не Хитрово — это дело десятое.

Профессор вытер лоб панамой, скомкал ее в руке и удивленно посмотрел на нее.

— Ну, как же объяснить тебе, что белое — это белое, а черное — черное? — начал он и вдруг, потеряв терпенье, закричал: — Ведь ты же девчонка! Ты под стол пешком ходила, когда я уже лекции читал!

— А, вот оно! — произнес Василий.

Он разобрался, наконец, в конструкции свистка. Свисток работал при помощи небольшого электрического меха, и нужно было только нажать кнопку…

Душераздирающий рев ворвался в комнату. Свисток засвистел, как целая дивизия милиционеров. Василий отскочил, зажимая уши. Зудящий неприятный звук бился в гигантском свистке, мебель отвечала ему частой дробью, с потолка сыпалась мучная пыль побелки, тонко дребезжали стекла в двери.

Василий хотел выключить свисток, но не сумел. Свист вызывал ноющую боль в ушах и зубах, он все нарастал, воздух в комнате стал густым от известковой пыли, стекло лопнуло, осколки разлетелись по полу.

Девушка и старик прибежали с террасы. Закрывая лицо передником, словно она приближалась к разгоревшемуся костру, девушка боком подобралась к свистку и, вытянув руку, на ощупь выключила его. Несколько мгновений все стояли оглушенные, тяжело дыша. Старик укоризненно смотрел на гостей. Долговязый механик старался спрятаться за невысокого летчика.

Зорин нашелся первый. Он отпечатал шаг навстречу старику и вскинул руку с тем особенным шикарным вывертом запястья, который так долго не давался ему в училище.

— Лейтенант Зорин, — представился он. — Прибыл в ваше распоряжение.

Старик поспешно отдернул протянутую для рукопожатия руку и неловко козырнул. Видимо, он полагал, что военный его не поймет, если не говорить с ним на особом, военном языке.

— В высшей степени странно, — пробормотал он, — какое-то недоразумение. Я не вызывал никаких лейтенантов.

Летчик и бортмеханик переглянулись. «Хорошо бы, недоразумение, мелькнуло у них в голове. — Погуляли бы в городе и назад — в часть».

— Но, может быть, есть другой Хитрово? — на всякий случай выспрашивал Зорин. — В нашей командировке точно указано: Саратовский сельскохозяйственный институт, А. Л. Хитрово.

Старик поднес бумажку к глазам.

— Не знаю… Хитрово? Не знаю, — говорил он, шаря по карманам в поисках очков. И вдруг, словно вспомнив что-то, уставился испытующим взглядом на летчика. — Шурочка! Александра Леонтьевна, — произнес он ядовитым тоном, — к вам… — И, поворачиваясь к двери, добавил: — Вот вам, молодые люди, ваше начальство. Но не завидую вам, натерпитесь от этого начальства. Характерец, я вам скажу!

— Однако, — буркнул Василий, — хорошенькая командировочка досталась нам!

Девушка перехватила насмешливый взгляд, которым обменялись летчик и бортмеханик. Краска залила и щеки ее, и курносый веснущатый нос, и маленькие ушки, и даже шею за ушами. Видя смущение девушки, Василий даже пожалел ее и спросил добродушно:

— Так на чем мы будем катать вас, девушка?

Шура Хитрово резко выпрямилась:

— Во-первых, я для вас не девушка, а Александра Леонтьевна. Во-вторых, у нас не катанье, а научная экспедиция. Мы вылетаем послезавтра в шесть утра. Рекомендую вам немедленно отправиться на аэродром для приемки самолета.

В 6.00 послезавтра самолет, готовый к вылету, стоял возле причала на городской протоке Это была устаревшая боевая машина времен Отечественной войны, поставленная на поплавки и снабженная специальным оборудованием. На место снятого вооружения был приспособлен небольшой ветряной двигатель, в кабине поставлено какое-то громадное сооружение в кожухе из пластмассы. От него тянулись бесчисленные цветные шланги к ящикам и стальным баллонам.

Несмотря на ранний час, на дощатом плоту собралось немало провожающих. Пришла целая группа девушек в ярких платьях, с ними юноша в роговых очках и другой — постарше, широкоплечий, с коротенькой трубкой в зубах. Сама Шура приехала с дядей и теткой в автомашине. Профессор насупленно молчал — видимо, сердился за то, что его уговорили провожать. Тетка суетилась, виновато косясь то на племянницу, то на строгого мужа.

К шести часам на причале собралось человек пятнадцать, и каждый приходящий отводил Шуру в сторону и очень долго в чем-то убеждал ее.

— Ну, конечно, — отвечала девушка. — Ни за что не забуду… я же сама знаю…

Когда очередь дошла до молодого человека с трубкой, он протянул Шуре сложенный в шестнадцать раз v сшитый в тетрадь лист синьки, мелко исписанный на обороте, и сказал, выделяя каждое слово:

— Здесь все. Смотри почаще и записывай каждый пустяк. Главное система. У тебя всегда: «неважно, запомню, завтра». Так чтобы этого не было. Имей в виду: не для себя летишь. Вернешься без дневника — будешь сидеть в Саратове.

— Эх, Шурка, — перебил его юноша в очках, — куда тебе! Отдай мне парашют и букет, я за тебя полечу…

Девушка, видимо, не любившая шуток, сразу обиделась:

— В конце концов, это даже нетактично, Глебов. Все согласились, чтобы я летела первая. Мне кажется, я имею право на это.

Неожиданно у Василия оказались провожающие. Накануне он отпросился у лейтенанта съездить в родную деревню — километрах в тридцати от Саратова, за Волгой. Четыре года уже не бывал дома. И вот вместе с ним приехала мать специально поглядеть, как сын подымается в небо.

Василий был известен в полку как песенник и задира, любитель поболтать, покричать, повозиться. И лейтенанту смешно было смотреть, как вдруг в присутствии маленькой старушки в черном платке Василий ходит в струнку, смущенно рокочет непривычным к шопоту баском:

— Оставьте, кушайте сами яблоко, мама. Оставьте, я без вас застегну, мама. Ну, что люди подумают!

— Ведь на руках его носила, — удивлялась сама себе мать Василия, — на этих самых руках.

Девушки заплакали от смеха, даже недовольный профессор улыбнулся, представив себе саженную фигуру Василия на руках у миниатюрной старушки.

Все было готово. Вылет задерживали синоптики, запросившие погоду из Астрахани. Моторы уже ревели, разгоняя рябь на плотной глади протоки, все прощальные слова были сказаны, провожающие девушки, исчерпав запас смеха, томились, поеживаясь от холода, терли глаза. Юноша в очках бросал камешки рикошетом. За Волгой, где-то за Энгельсом, вставало из речного тумана бледно-золотистое солнце, окрашивая латунным светом прозрачное утреннее небо.

— Чудесная погода будет, — сказала одна из девушек, понимающая толк в авиации, — самая летная погода.

• Предыдущая
• 2/16
• Следующая