Родословная большевизма - Варшавский Владимир Сергеевич - Страница 26

Из опыта Робеспьера Маркс, Энгельс и Ленин вывели науку тоталитарной идеократии, осуществляемой одной партией и даже одним только человеком. Через якобинцев марксизм-ленинизм наследовал и другую всеевропейскую традицию, традицию инквизиционную: грешников нужно привести к спасающей абсолютной Истине насильно, а злых еретиков, которые своим инакомыслием мешают Истине занять её место, тех уничтожать.

И вместе с тем и якобинство, и марксизм-ленинизм были метаморфозами как раз тех мессианских эгалитарных движений средневекового хилиазма, с которым боролась инквизиция. Как это может быть? Как якобинство, марксизм и большевизм могут быть одновременно метаморфозами двух противоположных друг другу тенденций: революционной и охранной?

Могут. При всей их противоположности, две эти тенденции растут из одинакового сознания, что Истину можно утвердить и охранить только насилием и террором. Правда, одни хотят насилием и террором построить «новый мир», другие охранить существующий порядок. Задачи прямо противоположные, да средства те же и такая же одержимость антихристианским духом нетерпимости, непрощения и ненависти. К тому же революционеры, только свергнут короля или тирана, глядь, уже сами оборачиваются охранителями своей новой власти и устраивают свою собственную инквизицию.

Все это позволяет утверждать, что продолжение якобинской революции — большевистская — была новым эпицентром, новым прибоем всеевропейской мессианской революции, которая подымалась уже в Средние века в движениях эгалитарного хилиазма, бурлила в апокалиптических сектах, игравших такую роль в английской революции, и впервые восторжествовала с диктатурой якобинцев.

Да, казалось бы, все это не подлежит сомнению. А между тем, нас всё время настойчиво хотят убедить, что истоки большевизма нужно искать вовсе не в марксизме и не в якобинстве, а исключительно в «специфике» русской истории: в татарщине, в опричнине, в революции сверху Петра Великого, и вот феодализма в России не было, и русские прирожденные рабы, и при Николае I был учрежден корпус жандармов в несколько тысяч человек. Подобные утверждения вовсе не плод исследовательских усилий установить действительную родословную большевизма. Они обычно продиктованы: или желанием во что бы то ни стало снять с марксизма ответственность за Архипелаг ГУЛАГ; или доходящей порой до антирусского расизма, застарелой, утробной враждой ко всякой России, — Советский Союз, дескать, всё та же царская империя; или, как в случае Бердяева, комплексом национальной неполноценности: «русский народ… может осуществлять или братство во Христе, или товарищество в антихристе». Куда же буржуазному мещанскому Западу устроить такую революцию, как большевистская!

О всех этих утверждениях не стоило бы и говорить, не мешай они Западу понять подлинную природу идеологии марксизма-ленинизма и найти способы противостоять её наступлению.

По мне, «Чевенгур» Андрея Платонова — одна из самых важных книг для понимания большевистской революции. Попала она мне в руки случайно. Все хвалили, но никто не мог ясно сказать, о чем она. На обложке имковского издания голова коня и голова солдата. Неопределенно подумалось: верно что-нибудь о конармии. Тем больше с каждой страницей возрастало мое удивление Я такого не ждал.

Андрей Платонов изображает большевистскую революцию как великую и в то же время безумную, страшную и жалкую эсхатологическую драму. В Чевенгуре все апокалиптики. Чевенгурские «буржуи» ждут второго пришествия «Лежали у заборов в уюте лопухов бывшие приказчики и сокращенные служащие и шептались про лето Господне, про тысячелетнее царство Христово, про будущий покой освященной страданиями земли».

Для чевенгурских же коммунистов это ожидание второго пришествия — предрассудок, контрреволюция Но вот что удивительно, они сами ждут свершения, конечно, какого-то небывалого, космического события, которое все преобразит После того, как капиталисты и мелкая буржуазия будут повсеместно истреблены, «социализм придет моментально и все покроет. Еще ничего не успеет родиться, как хорошо настанет» Новое небо и новая земля настанут «в Дванове уже сложилось беспорочное убеждение, что до революции и небо и все пространство были иными — не такими милыми». И времени, как клялся Ангел, уже не будет:

— А у нас всему конец.

— Чему же конец-то? — недоверчиво спрашивал Гопнер.

— Да всей мировой истории конец — на что она нам нужна!»

Другому герою повести при чтении статьи Ленина о кооперации «открылась столбовая дорога святости, ведущая в Божье государство житейского довольства и содружества». Когда он приходит в Чевенгур искать кооперацию, председатель чевенгурского ревкома Чепурный ему говорит: «история уже кончилась». Дванов догадывается, почему Чепурный и другие чевенгурские большевики так хотят коммунизма: «он есть конец истории, конец времени».

Чепурный? Что за фамилия? Уж не придумал ли Платонов? Не имею представления, какими источниками он пользовался, когда писал свой «Чевенгур». Может быть, это только случайное совпадение. Но вот в 1966 году, т. е. без малого через сорок лет после написания «Чевенгура», выходит книга С. С. Волка «Народная Воля». В ней есть ссылка на статью Я. Абрамова «Прошлое и настоящее штунды», журнал «Дело» 1883, № I:

«Весной 1881 г. крестьянин с. Мордва Феодосии Чепурный называл царя дьяволом и говорил землякам, что убьют и нового государя, а когда истребят всю царскую фамилию, «будут бить панов, священников и богатых мужиков для того, чтобы раздавали все бедным». Крестьянин с. Погорелец Степан Шутенко в 1882 г. проповедовал упразднение церквей, духовенства и правительства. Он оправдывал С. Перовскую и говорил, что Александра III убьют и других государей не будет, а настанет общее равенство и общность имущества».

В «Известиях Воронежского краеведческого общества» в 1926 году, в №№ 7 и 8, И. Тарыдин писал о крестьянских откликах на 1-е марта 1881 г. в Воронежской губернии: «Порой антицарские высказывания носят мистический, полурелигиозный характер. Крестьянин Добрынченко из слободы Бутурлиновки (Воронежской губ.) в начале марта говорил, что Александр II был змей из Апокалипсиса, который «хвостом своим, т. е. железной дорогой, охватил всю Россию», а об Александре III говорил как об антихристе, народившемся от того змея. В середине марта отставной рядовой В. Петров в с. Тюменевке той же губернии сказал односельчанам: «Вы присягали не государю, а антихристу».

Повторяю, не знаю, был ли Платонов знаком со всеми этими свидетельствами. Но трудно отделаться от чувства, что его Чепурный — это все тот же Феодосий Чепурный, но только с тех пор он узнал о Марксе и Ленине.

Хорошо. То, что ждали второго пришествия чевенгурские «буржуи», понятно. Они жили «ради Бога», верили по-церковному и видели в ужасах революции несомненные признаки кончины века. Но откуда же все-таки эсхатологические чаянья у чевенгурских коммунистов. Ведь вот вы сами говорите, они верили уже не в гибель антихриста, а в учение Маркса и Ленина. Вот именно поэтому. Они знали, что Маркс и Ленин требуют «ликвидации класса остаточной сволочи», и тогда наступит «окончательное счастье» и всей мировой истории придет конец. Именно в этой вере и нужно искать объяснение апокалиптического вдохновения большевистской революции.

Не знаю, думал ли об этом сам Платонов? Слесарь, красноармеец, писатель, одаренный ясновиденьем подлинного художника, он рассказал притчу о том, чему был свидетелем. «Чевенгур» — трагическая эпопея обманутого Лениным русского люмпен-пролетариата, «босоты», голытьбы. В рассказе Платонова эта эпопея настолько напоминает эгалитарно-коммунистические мессианские движения европейского средневековья, что с удивлением чувствуешь: тут не только сходство, тут прямое, хотя и скрытое, подземное преемство. Те иностранные и русские толкователи, которым непременно хочется видеть в большевистской революции чисто русское, невозможное на Западе явление, просто не помнят европейскую историю. Тому, кто не читал ее забытые кровавые преданья, не понять, откуда пошли тоталитарные движения нашего времени. Конечно, как всякое историческое событие, и большевистская и национал-социалистическая революция, говоря марксистским языком, происходили каждая в своем «историческом контексте», и у каждой из них была своя «специфика». Кто с этим спорит? Но в последнем, самом важном счете это были новые, еще небывалой силы взрывы революционного хилиазма, который в прошлом столько раз сотрясал устои европейского общества.