Родословная большевизма - Варшавский Владимир Сергеевич - Страница 29

Так же думает и Копенкин: «мое дело устранить враждебные силы. Когда все устраню — тогда оно само получится, что надо».

Но и после ликвидации буржуев Копенкин не чувствует наступления в Чевенгуре коммунизма и счастья. «Грустно затосковал» и Чепурный. Он обращается «за умом» к Карлу Марксу: «громадная книга, в ней все написано…» Велит Прокофию читать Маркса вслух. Послушав, говорит:

«— Формулируй, Прош…

Прокофий надулся своим умом и сформулировал просто:

— Я полагаю, товарищ Чепурный, одно…

— Ты не полагай, ты давай мне резолюцию о ликвидации класса остаточной сволочи.

— Я полагаю, — рассудочно округлил Прокофий, — одно: раз у Карла Маркса не сказано про остаточные классы, то их и быть не может.

— А они есть, — выйди на улицу: либо вдова, либо приказчик, либо сокращенный начальник пролетариата… Как же быть, скажи пожалуйста!

— А я полагаю, поскольку их быть по Карлу Марксу не может, постольку им жить и не должно».

Чевенгурцы принимают решение изгнать последних полубуржуев из Чевенгура навечно. «Теперь ему стало хорошо: класс остаточной сволочи будет выведен за черту уезда, а в Чевенгуре наступит коммунизм, потому что больше нечему быть».

Изгнанным некуда идти. Они остановились табором недалеко от города. Их тогда расстреливают из пулемета. В Чевенгуре остается всего 11 жителей. Но Копенкин все не может уняться.

«Ночами Копенкин терял терпение — тьма и беззащитный сон людей увлекали его произвести глубокую разведку в главное буржуазное государство, потому что и над тем государством была тьма, а капиталисты лежали голыми и бессознательными, — тут бы их и можно было кончить, а к рассвету объявить коммунизм».

Итак: все, что делает чевенгурских большевиков наследниками средневекового революционного хилиазма, они вычитали у Маркса. Это обязывает к двум выводам.

Первый, вопреки распространенному мнению, объяснение характера большевистской революции нужно искать не в русской истории, а в учении Маркса.

Второй вывод: марксизм, я, впрочем, уже об этом говорил, — современная метаморфоза средневековых коммунистических мессианских движений на Западе.

Мне возразят: позвольте, да ведь движения эти начали затухать уже ко второй половине XVI века, и что общего между бреднями средневековых пророков анархо-эгалитарного миллениума и научным марксизмом. Малограмотные чевенгурские большевики просто неправильно Маркса поняли. И в самом деле: большинство из них даже Маркса не читали, только слышали «кое-что на митинге». И все же смею думать, именно они поняли суть марксизма правильнее, чем все премудрые толкователи его «научности». И во всем мире миллионы людей поняли марксизм по-чевенгурски. Не будь Чевенгура, Маркс упоминался бы теперь только в учебниках политической экономии.

Революционный хилиазм не кончился с Томасом Мюнцером и казнью Иоанна Лейденского. Он вдохновлял крайне левые, а впрочем и крайне правые протоки всех революций XVII, XVIII, XIX и XX веков. Менялся только язык, на каком он выражался, но суть оставалась та же.

Века разума, что пришли на смену векам веры, не оказались более разумными. Разум никогда еще в жизни людей не торжествовал. Современные науки о человеке приходят к выводу, который давно уже напрашивался: человек, homo sapiens, вместе с тем и homo demens. Его отличает от животных не только способность мыслить, но и безумие. Достаточно взять в руки газету или включить радио, чтобы в этом убедиться. Нет, люди не стали похожи на гуингмов, помните, в путешествиях Гулливера: такие лошади мудрые и добродетельные. Всегда руководствовались в своих поступках исключительно доводами рассудка.

Не стали похожи на гуингмов даже «философы» XVIII века. Вопреки их пылкому рационализму, доведенному некоторыми из них до абсурда, они были продолжателями средневекового хилиазма. Европейское общество слишком долго жило ожиданием нового неба и новой земли, чтобы удовлетвориться образцами мудрости и гражданских добродетелей древних. В иудео-христианской цивилизации миф вечного возвращения был навсегда вытеснен обетованием Нового Иерусалима. И так же, как в средневековом хилиазме сталкивались несколько противоположных представлений о тысячелетнем царстве, так и в идеологии французской революции: одно звало к евангельскому в своем происхождении идеалу свободы, равенства и братства, другое к истреблению «врагов народа», к борьбе с «гидрой», к «святой» гильотине, к диктатуре якобинцев, к революционному империализму. Но во всяком случае только обещание полного преображения человека и общества превратило идеологию французской революции в своего рода новую мировую религию. Так же и марксизм. Его сделали опиумом для народа, действующим еще и теперь, не многотомные исследования экономических и социальных условий в капиталистических промышленно развитых странах в прошлом веке, а все та же, только замаскированная видимостью научности, мессианская вера, которая вдохновляла эгалитарно-коммунистические движения средневековья.

Словарь для перевода с языка революционного хилиазма на язык марксизма составить нетрудно. Это не раз уже делалось. Мессия — Маркс. Остальные протагонисты эсхатологической драмы все те же. Господа, попы, купцы, промышленники — по-прежнему воплощение сил зла, только теперь они называются не слугами Антихриста, а буржуями и лакеями капитализма. Капитализм — новый Вавилон. Он должен быть разрушен, сметен с лица земли. Это сделают бедняки, новый избранный народ, по-марксистски — пролетарии, рабочий класс. «В наши дни все дома отмечены таинственным красным крестом. Судья — это история; исполнитель приговора — пролетарий».

Диалектически пролетариат — отрицание буржуазии. Что это значит? Ведь дело тут идет не о головной диалектике, а о диалектике социальной жизни. Отрицание буржуазии по такой диалектике не может значить ничего другого, как ликвидацию буржуев и полубуржуев, уничтожение их в застенках органов или в лагерях медленной смерти архипелага ГУЛАГ. Сталинщина не была поэтому чем-то случайным. Все попытки объяснить ее особыми историческими условиями, или тем, что у Сталина был подозрительный и жестокий характер, или тем, что русские — прирожденные рабы и палачи, несостоятельны. Сколько бы нас не уверяли, что Маркс был в сущности большой либерал, внутренняя логика марксизма непременно ведет к массовому террору. Мировая революция — коммунистический Армагеддон. Новые отношения между людьми сложатся только после того, как в «последнем и решительном» бою будут окончательно добиты остатки враждебных классов, тогда кончится эксплуатация человека человеком, место правительства заступит распоряжение вещами и руководство процессами производства, и никакого отчуждения больше не будет, даже никто больше не будет совершать антисоциальные поступки, разве только психи. (Предопределение специальных психиатрических больниц).

Итак: под наукообразной облицовкой структура марксизма воспроизводит архетип средневекового революционного хилиазма. Но это там, где коммунисты еще не захватили власть. В странах же, где они правят, проявляется другая, прямо противоположная сторона марксизма: на язык современных понятий переводится не идеология средневековых коммунистических движений, а феодальная реакция на эти движения. Для отвода опасности социальной революции правящие классы феодального общества хотели навсегда его заморозить, хотели остановить время, остановить историю. Трехъярусная феодальная иерархия — высшее духовенство, владетельная знать, подлый народ — установлена, мол, самим Богом по образу небесной иерархии ангелов. Поэтому она такая же совершенная, священная, вечная. Всякая попытка ее изменить — греховна, преступна, посягательство на богоустановленный порядок. Восход класса торговой и промышленной буржуазии — дело демонических сил. Защитник одинакового на небе и земле феодального строя от натиска алчных слуг Антихриста — рыцарь. Рыцари «храбры, светлы душами», осенены славой почти уже ангельского чина. Архангел Михаил — первый рыцарь. В предвечной драме борьбы Бога с дьяволом, добра со злом, рыцарство — Божье воинство. Галаад уподобляется Христу.