Адмирал Ушаков - Раковский Леонтий Иосифович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая

Видно было, как толпы народа бежали по кривым уличкам к проливу, торопясь посмотреть на русских.

10 сентября приплыли в Галлиполи, где стояла турецкая эскадра, назначенная в помощь Ушакову.

11 сентября на «Св. Павел» прибыл начальник турецкой эскадры, высокий, с длинной седой бородой и мохнатыми черными бровями, адмирал Кадыр-Абдул-бей. Это был старый морской волк, участник многих походов и сражений. С первых его слов Ушаков увидал, что имеет дело со сведущим и неглупым человеком.

С ним приехал его советник, Махмут-эфенди, человек себе на уме. Его кофейного цвета острые глазки так и бегали… Адмирала сопровождали грек-драгоман и несколько богато одетых офицеров свиты.

Ушаков уже знал, что свита у турецких адмиралов обычно состоит из невежественных и не сведущих в морском деле людей. Впрочем, для того чтобы водить Кадыр-бея под руки или подавать ему трубку, больших познаний и не требовалось.

Ушаков и Кадыр-бей с советником, пользуясь помощью Метаксы и драгомана, сели обсуждать детали совместного плавания. Чтобы адмиральская свита не мешала работе, Ушаков, с согласия Кадыр-бея, поручил ее капитанам Сарандинаки и Веленбакову, командовавшему на «Св. Павле» артиллерией нижнего дека.

— Займите их, угостите кофеем! — сказал Ушаков.

— Мы их сейчас, Федор Федорович! — моргнул Веленбаков и увел гостей в кают-компанию.

Сарандинаки хотел кликнуть адмиральского повара, по Веленбаков остановил его.

— Евстафий Павлович, что им кофей? Они дуют его ежечасно. Видал, у турок на корабле на каждом деке по две кофейни! А угостим-ка мы их лучше водочкой. Посмотри на этого капитана, — указал он на толстого турка с маленькими, заплывшими глазками. — Ему штоф — в самый раз будет.

— Нерон Иванович, да ведь им пить запрещено по закону…

— Э, знаешь, Евстафий Павлович, говорится: закон что дышло… Не откажутся!

— Ну, попробуем! — улыбнулся Сарандинаки и кликнул баталера.

Увидев на столе графины, никто из турок не пришел в негодование и ужас. Только все они вопросительно поглядывали на старшего в чине — толстого капитана, который умильно поглядывал на поставленное угощение.

Веленбаков предложил капитану выпить.

Турок сказал:

— По закону нам пить нельзя, но на христианском корабле, я думаю, греха не будет!

Офицеры охотно согласились с авторитетным мнением капитана и как следует отдали честь русскому вину.

— Ну что, видали этих постников? — смеясь, спрашивал у Сарандинаки Веленбаков, когда турки уезжали к себе.

— Да, теперь не они поддерживают капудана, а он их, — сказал Сарандинаки, глядя, как офицеры ведут под руки Кадыр-бея к трапу.

На следующий день Ушаков поехал смотреть свою вспомогательную турецкую эскадру Кадыр-Абдул-бея.

Разумеется, в Бешикташе турки показали товар лицом.

Недаром султан захотел, чтобы русский адмирал побывал на судах, которые стояли на якоре у самого дворца.

А здесь, в Галлиполи, турецкий флот предстал в натуральном виде. Стоя рядом на рейде, русские могли наблюдать повседневную жизнь турецкого корабля.

Три раза в сутки — утром, в полдень и в сумерки — с бизань-мачты флагманского корабля раздавался мелодичный призыв муллы: «Аллагу экбер, ашгеду анна ла иллага…» Его подхватывали муллы на всех судах.

На море, в тихом вечернем воздухе, это было не лишено своеобразной красоты.

По зову муллы вся палуба тотчас же покрывалась распростертыми телами. Галионджи становились на колени, подостлав свои драные кафтаны, а офицеры и артиллеристы — коврики.

А в полночь и утром, когда на русских судах било восемь склянок, у турок вдруг подымался ужасный грохот: по судну ходили барабанщики и изо всех сил колотили в барабаны.

Русские сначала думали, что это какая-то тревога, но потом выяснилось: турки так подымают новую вахту.

Ночью турецкие суда освещались, — должно быть, для того, чтобы матросы не могли сбежать с корабля.

Собираясь в плавание, Кадыр-бей послал на берег набирать матросов. В ближайших деревнях насильно брали первых попавшихся людей, которые не только не хотели отправляться в плавание, но в большинстве случаев впервые видели корабль.

Когда Ушаков приехал на флагманский двухдечный корабль, на нем толкалось много народу. Всюду на палубах стояла сутолока, шум и гам, как на базаре. Слышался разноязычный говор.

— Откуда столько народу? Ведь на двухдечный корабль достаточно не более восьмисот человек команды? — удивился Ушаков.

— Мы взяли свыше тысячи двухсот матросов, — ответил грек-драгоман.

— Зачем так много?

— Их берут насильно, и потому на первой же пристани несколько сот обязательно сбежит. Приходится набирать в запас, — объяснил переводчик.

Ушаков усмехнулся и подумал: «Вот почему в бою у турок всегда много жертв».

— А кто же управляется с парусами? — спросил он.

— Наемные матросы, греки. Без нас они бы пропали! — ответил грек-драгоман.

Галионджи занимались, кто чем мог и хотел: спали, играли в шахматы, ели, курили.

Федор Федорович знал уже, что кормили на турецком корабле скудно: сухари да маслины. И только раз в неделю, по пятницам, варили чорбу — кашу из риса и чечевицы.

Но больше всего галионджи кричали и ругались. Видимо, никак не могли примириться со своим новым положением. Капитан корабля, одетый во все белое, за исключением красной фески и желтых туфель, ходил с огромным курбамом и охлаждал им пыл галионджи.

Только прислуга каждой пушки держалась вместе и в порядке. Разостлав на палубе коврик, артиллеристы спокойно сидели с трубками, курили и пили кофе. Они так и жили у своих пушек.

На баке Ушаков увидал толпу галионджи. Они окружили кадку с водой. Перед кадкой стоял голый до пояса мокрый турок. Он вытирался подолом своего грязного кафтана; а стоящие кругом смеялись.

— Что они делают? — спросил Ушаков.

— Забавляются. Надо достать зубами со дна кадки с водой пиастр, — объяснил драгоман.

В такой сутолоке было трудно осмотреть корабль, но зоркий глаз опытного моряка сразу схватил главное.

Все суда Кадыр-бея — четыре корабля, шесть фрегатов и четыре корвета — были хорошо, надежно сделаны из сухого, выдержанного леса, отлично выкрашены. Но такелаж болтался, обвиснув слабиной, а реи, выражаясь no-морскому, «стояли козлом», то есть один конец реи был выше другого. Оттого турецкие корабли с точки зрения правил европейского парусного флота представляли безобразную картину. Особенно это сказалось, когда стали наконец сниматься с якоря и уходить из Галлиполи в Адалат-денгиз, в море, наполненное островами, как гурки называли Архипелаг.

Когда уходили из Галлиполи, Ушаков отправил к Кадыр-бею для объяснения туркам сигналов и прочих движений командующего соединенным флотом — Егорушку (как называл Метаксу Федор Федорович) и в помощь ему двух расторопных мичманов.

Соединенный русско-турецкий флот сделал небольшую остановку у острова Хиос, — здесь брали лоцманов.

Греки на Хиосе, увидев на берегу турок, в ужасе закрыли все лавки и скрылись в домах. Улицы опустели. Русские моряки не могли ничего достать на берегу.

Ушаков тотчас же послал сказать Кадыр-бею, что если так будет всюду, то, пожалуй, русским и туркам лучше идти порознь, условившись о месте встречи.

Султан строго приказал Кадыр-бею действовать вместе с Ушак-пашой, и Кадыр-бей боялся и подумать отделяться от русских. Он немедленно вывесил сигнал: каждый из моряков, на кого пожалуется кто-либо из жителей острова, будет казнен на месте без следствия.

А грекам велел открыть лавки.

Эти распоряжения мгновенно облетели и эскадру и островитян. Греки вышли на улицы, открыли лавки, харчевни. И на берегу сразу все оживилось. Русские матросы смешались с турецкими.

Союзники впервые встретились лицом к лицу.

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая