Инкуб, или Демон вожделения - Рассел Рэй - Страница 38

• Предыдущая
• 38/49
• Следующая

– А Лора Кинсайд?

– Насколько я знаю, она достойная женщина. Может, именно поэтому она получила только предупреждение.

– Она получила бы гораздо больше, чем предупреждение, не окажись у нее под рукой револьвера.

– Бесполезно обсуждать с тобой такие вещи, Тимоти. Ты останешься дома?

До этого он еще колебался. Но теперь Агата помогла ему сделать выбор. Ее полные желчи и злобы разглагольствования подталкивали его как можно скорее расстаться с ней.

– Я не останусь, – сказал он решительно. – Я зашел забрать кое-какие вещи и минут через десять уйду.

– Тимоти…

Он остановился и обернулся:

– Что?

– Мой секретер взломан. Ты можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Он вздохнул и признался:

– Это сделал я. Он был заперт, а тебе нездоровилось и мне не хотелось из-за ключа беспокоить тебя. Извини. Я починю замок за свой счет.

– Но зачем, Тимоти? Что ты сделал с книгой?

– Она моя, не правда ли? Часть моего наследства – ты сама об этом сказала. Это мое дело, как я с ней поступил.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном!

– Тетя Агата, через несколько минут я навсегда уйду из твоей жизни. Давай больше не ссориться.

– Ну а нож. Ты его тоже забрал?

– Ты же сказала, что он мой.

– Это злые вещи твоей злой матери!

Янтарные глаза Тима опасно блеснули. Рука скользнула под рубашку, где были спрятаны нож и письмо. Ему очень хотелось ее ударить, показать конверт, утереть нос ее собственным злым деянием. Именно ей, которая так щедро обвиняла в злых поступках всех вокруг. Но он сдержался. Что связываться с полоумной старухой? Ведь он действительно сейчас навсегда уйдет отсюда, подальше от нее и ее поучений. И все же его переполняла ненависть, он желал ей смерти. Ведь она убила его мать.

– Не говори больше ни слова, – тихо предупредил он ее.

В соседнем округе человек по имени Раймонд Хант получил по телефону печальную весть. Ему сообщили о тяжелой болезни тестя. Но мог ли он подумать, что в ближайшие дни придет известие, которое сразит его.

1. Гвен Моррисей – 18 лет. Изнасилована в парке. Обнаружена мертвой.

2. Мэлани Сандерс – 20 лет. Изнасилована на пляже. Осталась жива, но покончила жизнь самоубийством в больнице.

3. Лора Кинсайд – 28. Отразила нападение в офисе с помощью револьвера. Отделалась незначительными царапинами.

4. Прю Китон – 17 лет. Изнасилована в туалете кинотеатра. Обнаружена мертвой.

5. Мэри Лу Грант – 16 лет. Изнасилована дома в ванной. Обнаружена мертвой.

6. Анита Грант (ее мать) – 40 лет. Паралитик. Изнасилована в своей кровати. Обнаружена мертвой.

7. Элен Китон (мать Прю) – 42 года. Изнасилована в общежитии колледжа. Обнаружена мертвой.

Итак, самой младшей – 16, старшей – 42. Средний возраст – 26. «Ну и что это дает», – спросил самого себя Хэнк Валден. И признал, что ровным счетом ничего. Никакого ключа к разгадке. Он отодвинул лист бумаги и карандаш, откинулся в вертящемся кресле. Пружины заскрипели. Клем все забывал их смазать. Иногда Хэнк удивлялся, почему он до сих пор не уволил Клема. Разве только потому, что тот позволяет обыгрывать себя в шашки? Как профессионал заместитель представлял почти нулевую ценность.

Прошло три дня после гибели Элен Китон. Ее похоронили возле Прю. Сын Поль был на похоронах, как и большинство жителей Галэна. А Бен все еще находился в шоке. Он лежал в больнице, в полусумеречном состоянии, напичканный до предела успокоительными.

Практически погибла целая семья. И Хэнк чувствовал себя беспомощным, бесполезным человеком, лишенным ориентиров, не оправдывающим значка шерифа, зарплаты и самого своего предназначения.

Настроение Джулиана было схожим. После нападения на Элен Китон его мысли зашли в тупик.

Док Дженкинс саркастически спросил его:

– Это дело с превращением, о возможности которого вы говорили, включает ли в себя уменьшение до размеров муравья? Ведь только так и можно было пробраться в общежитие. Потом надо было распухнуть, свершить свое и снова сжаться, чтобы сбежать от наказания.

Против ожидания Джулиан отнесся к словам Дока серьезно.

– Хэнк выдвинул похожую идею. Только он говорил об облачке дыма. Но ни в одном из учений нет указаний о возможности именно таких метаморфоз.

– Тогда как же он все-таки попал внутрь? Каково ваше последнее умозаключение?

– Нет никакого, – признался Джулиан. – Я наткнулся на каменную стену.

– Не вы один.

Отчаяние Джулиана было так велико, что он решил утром опять позвонить Хенрику Стефаньски. Ему придется многое детально описывать и не хотелось посвящать в эти дела коммутатор гостиницы. Джулиан заскочил в банк и наменял мелочи для разговора по автомату.

На шоссе, на полпути от Галэна до Мидвэйла, прямо на обочине стоял телефон-автомат. Причем это была будка старого образца – капитальная, не то что современные легкие навесы. Подъехав, он припарковал машину и, перед тем как набрать номер, суеверно перекрестился, что в обычных обстоятельствах не было ему свойственно. «Дай Бог, чтобы телефон работал!» Несомненным доказательством того, что наша цивилизация катится к пропасти, является огромное количество разломанных и неработающих телефонов-автоматов. Виноваты в этом и вандалы, и плохое обслуживание.

Его опасения оказались напрасными. Правда, лампочка в будке перегорела, но сам телефон работал. К счастью, в это время дня было достаточно светло. Через несколько секунд он уже набрал номер в Бостоне и вскоре услышал гудки, а затем и женский голос. Он удивился, ибо точно знал – профессор живет один.

– Боюсь, что я ошибся, – начал Джулиан. – Мне нужен профессор Хенрик Стефаньски.

– Я сиделка профессора, мисс Руден, – ответила женщина. – Могу я узнать, кто звонит?

– Он болен?

– Сердце. Несколько дней назад был приступ. Могу я узнать….

– Меня зовут Джулиан Траск. Но я, пожалуй, не буду его беспокоить сейчас.

– Да, он не подходит к телефону.

– Понимаю. Но вы могли бы передать ему, кто звонил?

– Джулиан Траск?

– Да.

Джулиан ясно расслышал издалека голос Стефаньски. Слышал он и мисс Руден, хотя та наверняка прикрывала трубку рукой. Она уговаривала: «Нет, сэр. Вам нельзя этого делать». Опять голос профессора, на этот раз резкий. Потом она обратилась к Джулиану:

– Профессор хочет говорить с вами. Но я прошу вас, не задерживайте его надолго.

– Хорошо. Спасибо.

Через секунду Стефаньски слабо, но внятно произнес в трубку:

– Джулиан?

– Простите, что беспокою вас больного, сэр.

– Ниц, – Джулиан распознал польское слово, означающее, «ничего», «не страшно». – Боли сильные, – признался Стефаньски. – Они, врачи, подняли большой шум. Я лежу в кровати с книгами, бумагами, работаю. Почему бы мне и не поговорить по телефону? Ну, что там у вас?

Столбик монет убывал быстро, Джулиан описывал все происшествия подробно. Естественно, что кульминацией была сверхзагадочная смерть Элен Китон. Стефаньски бормотал что-то и по-польски, и по-английски, выражая свое отчаяние и потрясение. Но въедливость ученого брала в нем верх над чисто человеческими эмоциями. Поэтому он несколько раз, прерывая Джулиана, задавал уточняющие вопросы.

Когда Джулиан закончил, Стефаньски стал думать как бы вместе с ним:

– Закрытое общежитие. Двери заперты изнутри. Заколочены окна. Нет, Джулиан, ни в одной из книг я не встречал ситуации, чтобы ИНКУБ обладал возможностью проникать сквозь преграды, превращаясь в облачко дыма или маленькое насекомое. Ответ в чем-то другом. Но в чем?

Джулиан попросил:

– Сэр, поразмышляйте над этим. Если что-то придет в голову, не сочтите за труд позвонить мне.

Он дал номер гостиницы.

– Я записываю. Джулиан, конечно, тут же позвоню, если меня, как это говорят, «засенит»?

– Осенит. Но звоните, только если будете себя прилично чувствовать.

– Я абсолютно розовый.

– Вы так говорите? В розовом?

• Предыдущая
• 38/49
• Следующая