Защитники людей - Корнилов Антон - Страница 37
- Предыдущая
- 37/76
- Следующая
– Тем более, – добавил Ион, – я свое отработал уже. Пенсионер я, вот уже почти год как… Старик.
Ирэн аж подскочила в возмущении – тоже, кстати, совсем не поддельном:
– Да какой ты старик, Ванечка! Ты любому молодому сто очков форы дашь, это я тебе как женщина говорю! Ты такой… я лучше человека-то и не встречала! Скажешь тоже – старик! Ты больше, чем на пятьдесят, нипочем не выглядишь! Все при тебе! Здоровый, как бык! Умный! Богатый! Пенсионер, тоже мне… Пенсионеры – это дедки трухлявые, которые кроме как перед телеком пердеть ни на что другое не способны! Пенсионер… Ты просто можешь себе позволить пожить в свое удовольствие, не работая больше, вот и все! Ты ж и на пенсию раньше положенного срока-то вышел!..
Зазвонил телефон на прикроватной низкой тумбочке. Ион нахмурился, усаживаясь в изголовье. Ирэн метнулась подать ему телефон.
– Да! Я же просил меня в это время не беспокоить! – Ион грозно раскатил было голос, но сразу же сменил тон. – Почему в Штатах? Она же в Италии… С детьми? В Калифорнию?.. Когда? Почему мне раньше не сообщили? Что значит: «думали, что я в курсе»? Созванивались…
Он переместился на кровати, сел, спустив ноги на пол.
– А когда я с ней в последний раз созванивался? – спросил он вроде бы не у звонившего, а у самого себя. – На прошлой неделе, что ли?.. Не помню точно. Так. Так… – Ион опять окреп голосом, заговорил сухо, по-деловому. – Значит, делаем вот что – Фриц как раз сейчас должен быть в Калифорнии. Свяжитесь с Фрицем… Что? Как это – она вместе с ним?..
Он замолчал на долгие несколько минут. Потом отнял телефон от уха. И отстраненно как-то проговорил одно слово:
– Ловко…
Ирэн осторожно обняла его сзади за плечи:
– Ванечка, милый, ты только не переживай, а то вредно. Знаешь, как говорят: все, что ни делается, все к лучшему…
Не слыша возражений со стороны все молчащего Иона, она затараторила живее:
– Да сразу понятно, что она не пара тебе, эта женушка твоя так называемая! Я эту крысу в момент вычислила, как только ее фотку увидела! Ванечка, только не переживай, не надо… – в утешающих ее интонациях стала просверкивать радостная надежда. – Вот она, гадина, всю сущность свою и показала. Дрянь блондинистая! Ну, не молчи, Ванечка! Все хорошо, я-то с тобой! Я уж тебя никогда не брошу! А детишек мы у нее отнимем!..
Ион так же молча стряхнул с себя ласкающие руки, поднялся.
– Подай-ка одежду, – потребовал он, никак не отреагировав на это не вполне уместное «мы».
– Ты куда, Ванечка? Не уезжай, побудь сегодня со мной! Тебе успокоиться нужно…
– Да спокоен я, – сказал Ион. – Прогуляться хочу. Подай одежду, говорят тебе!..
Он ехал, сам не зная – куда. Машинально переключал скорости, машинально притормаживал, поворачивал руль… Эта бездумная машинальность, необходимость постоянно совершать какие-то простые действия отвлекала и успокаивала.
Сказать, что ничего подобного Ион от дражайшей своей супруги не ожидал, было бы неправдой. Неправдой было бы и утверждать, что поступок жены Ион воспринял болезненным змеиным укусом в самое сердце. Она так и не стала ему родным человеком, эта каучуково-жилистая от постоянных фитнесов-бассейнов бабенка с безмысленными кукольными глазами. Как была, так и осталась – всего лишь атрибутом стандартной, такой-как-принято-здесь жизни.
Но все же известие пошатнуло Иона. И дело было не в самом предательстве жены… Как маленький острый камень бьет в днище могучей ладьи и через крохотную, на вид неопасную пробоину медленно, но неотвратимо начинает сочиться убийственная влага – так в сознание Иона, проколотое дурной вестью, полились мысли, которые он давно уже привык не подпускать к себе.
Ради чего он живет?
Пятнадцать лет назад смысл жизни был прост и понятен. Он, капрал Ион Робуст – солдат великой Империи, – живет ради своего Отечества, своего Государя и своего народа. Ради чего ж еще?
А теперь…
Не сбавляя скорости, Ион открыл бардачок, запустил туда руку. Где-то здесь было… Ага, вот она!
Жестяную пробку с плоской бутылки виски он сковырнул зубами, выплюнул в окно. Запрокинул голову и в несколько глотков ополовинил бутылку. Опустив снова взгляд на дорогу, чертыхнулся, резко вывернув руль, выравнивая автомобиль – едва не врезался в придорожный столб, вильнув к обочине.
После виски намного легче не стало.
Во имя чего он живет теперь?
Как аборигены – убежденные, что иначе и быть не может, – исключительно ради себя и своих близких?
Но ведь это только для вида, для маскировки.
Он же совсем другой. Не такой, как эти местные… Агрессивно-пугливые, несвободные – оттого и слабые. Жить для себя – значит, ежеминутно бояться, что тебе попортят шкурку; и как тогда можно надеяться совершить что-то великое?
Он ведь совсем другой…
Приняв здешние правила, он без особого труда достиг того, о чем явно или втайне мечтало сто процентов местного населения. Сначала легкость преодоления преград вызывала у него эйфорию. Потом – отзывалась пренебрежительным равнодушием, а еще позже – презрением. Чем больше он приобретал, тем менее ему становилось надобно это приобретенное.
А ведь он уже не молод…
Ну и ради чего все это, а?
Ради семьи?
Так нет уже ее, семьи-то.
Жена сбежала, прихватив и детей. Прямо как в старинных романах – сбежала с… ну, скажем, другом. Вернее, с тем, кого Ион подпустил к себе ближе прочих. И наверняка ведь не с пустыми руками в бега ударились. А сколько точно бабла эти голубки в клювах унесли – это скоро выяснится.
Да плевать – сколько. Все равно на счетах, доступ к которым никто, кроме Иона, не имеет и иметь не может, денег осталось предостаточно. Плюс недвижимость, плюс предприятия, плюс акции…
Он снова отпил из бутылки. Усмехнулся: небось, сейчас удивляются, преступные влюбленные, собственной смелости, подбадривая себя тем, что обратной дороги, мол, нет. И, уж конечно, время от времени холодеют от непременной мысли: что с ними сотворит суровый Капрал, если вдруг сможет до них добраться?..
– Да ничего… – вслух проговорил Ион. – Более того, даже искать не буду… Детей вот жалко, это да. Хотя… я их вижу-то последнее время пару раз в год – все по заграницам мотаются с мамашей своей. Им с ней даже лучше будет. А тогда – зачем мне полюбовничков искать? Какой в этом смысл?
В самом деле – какой? Вообще во всем – какой смысл?
Без малого пятнадцать лет он, Ион Робуст, ждал весточки с Родины. Маскировался, осваивался на чужой территории, укреплял позицию. Существовал, можно сказать, не по-настоящему, понарошку. Ждал, когда с ним свяжутся свои. Ждал возвращения к прежней жизни, истинной жизни, по поводу целей и ценностей которой у него никогда не возникало и не могло возникнуть сомнений.
А может, пришла пора признать, что напрасны были его ожидания? Что не было никакой операции? Что вовсе не командование перекинуло его в эту варварскую реальность, а… неведомая злая и бессмысленная воля?
Ион поморщился, поспешно отхлебнул еще виски. Сколько раз до этого дня ему удавалось отогнать эти черные мысли, а сегодня вот… не получается. Ворвались в разум, как обезумевшие птицы в комнату через разбитое окно, – и мечутся с надрывным ором, круша и гадя.
Что же теперь?
Он до конца своего существования останется здесь? Совсем один? Среди опротивевших чужаков, которые удавятся за толику его благополучия, которым никак не втолковать, что все эти деньги, вклады, активы, недвижимость, предприятия… все, что он имеет, – всего лишь пыль. Ничтожный пустяк по сравнению с тем пониманием своей нужности, которое он навсегда потерял.
Нет, конечно, не все здесь такие… Встречаются и те, кто достоин уважения, но как редко встречаются! Особенно в том кругу, где он вот уже пятнадцать лет вынужденно вращается.
Ладно… Не думать, не думать, не думать! Виски вот заканчивается – это плохо. Сейчас бы выпить еще…
Ион, немного сбросив скорость, посмотрел по сторонам в поисках какого-нибудь магазина или ресторана. Невольно присвистнул – ого, куда занесло!.. В самую что ни на есть индустриальную чащобу. Какие уж тут рестораны… По одну сторону дороги тянется глухая стена гаражей, покрытая, будто серым мхом, коростой грязи до самых невысоких крыш, по другую – двухэтажные жилые здания барачного вида, у подъездов которых торчат группки скукоженных на корточках хмурых парней… прямо как колонии грибов-паразитов. И надо всем этим в мутном небе чернеют могильные башни труб какого-то комбината.
- Предыдущая
- 37/76
- Следующая
