В Иродовой Бездне (книга 2) - Грачев Юрий Сергеевич - Страница 25

Вскоре юношу снова вызвали на допрос. Начальник был не в духе и сказал, что в последний раз предлагает ему признаться, кто руководил им и кто стоит во главе организации. Лева по-прежнему отвечал, что руководил им Бог и что только Евангелие побудило его сделать этот шаг.

– Ну, вот что, молодой человек. Сообщаю вам, что ваше Евангелие творит только зло. Сидели бы вы дома да помогали вашей матери — и все было бы хорошо. А то вот поехали… К вашему сведению, все лица, с которыми вы соприкасались, арестованы как члены организации, в которой вы участвовали. Подумайте, сколько сирот и вдов осталось по вашей вине, сколько горя и слез причинил ваш неразумный шаг! Вы хотели сделать добро, а сотворили зло. И вот теперь близкие по вере вашей страдают. Вот что вы натворили: не только себя лично, но и многих, многих других погубили. Идите, дожидайтесь приговора, он будет суров.

– Я готов принять что угодно, — сказал Лева. — Молю не только об одном: никто не должен пострадать из-за меня.

– Уже страдают.

Следователь позвонил, пришел военный, и Леву увели.

Необыкновенно грустный вернулся в камеру Лева. Он абсолютно не думал о том, что его ждет суровый приговор. Не это его тревожило. Перед его умственным взором предстали десятки, сотни тех братьев и сестер, с которыми он соприкасался в пути. Они в тюрьмах, их допрашивают. И сотни — больше, больше! — детей, лишенных кормильцев, рыдающих матерей. И во всем виноват он один — тем, что принял необдуманное решение оставить все и посещать заключенных. Ему вспомнились уговоры близких не вставать на этот путь, вспомнились слова его двоюродного брата Юрия, что никто его не посылает, что он сам затеял все это… И вот теперь расплата, такая ужасная, что все добро превратилось в сплошное зло…

Была ночь. Камера освещалась лампочкой, но света Лева не замечал. Все погрузилось в страшный, адский мрак. Стены казались черными, из них, словно наяву, выползали черные змеи. Эти змеи душили его, он страшно страдал. Пропасть отчаяния разверзлась перед юношей. Он хотел молиться, но и молитва не шла на ум. «Злодей, ты, злодей!» — шипели гремучие змеи, и он, объятый ужасом, не знал, что делать. Дух его был еще бодр, но измученное долгими месяцами следствия, тюрьмами тело трепетало в безысходной тоске…

— Итак, все погибло, — думал он, — все то светлое, к чему стремилась душа. Стремление нести утешение обернулось горем и морем слез. И все это потому, что он решился исполнить Слово: «Был в темнице, и вы посетили меня». Душа Левы разрывалась от горя и отчаяния, а черные змеи сатанинских искушений все сильнее и сильнее сжимали его сердце, стараясь умертвить всякую веру, всякую надежду…

Лева метался на нарах. Жить больше не хотелось. И змеи шептали: «Разбей голову об эту стену, умри!»

— Господи, Господи! — стонал юноша, — умоляю Тебя: пусть только из-за меня не страдают родные. Сделай чудо, чтобы пострадал только я один! Чтобы никто не лил слез из-за меня…

Но змеи не отступали, они терзали разум, а яд их проникал в душу.

— Ведь если ОГПУ взялось за дело, они доведут его до конца. Если решил всех арестовать — арестуют. У них нет ни жалости, ни сострадания…

Лева подумал о Христе в Гефсимании. Когда Он изнемогал, явился Ангел с неба и укрепил его. А кто явится ему, кто скажет слово утешения? Тюрьма спала. Только слышались иногда шаги надзирателя и звук открываемого в двери камеры волчка: дежурный проверял, все ли спокойно.

Хотя бы капля ободрения! Хотя бы капля надежды!..

Приближался рассвет. Первые слабые солнечные лучи проникали за решетку окна. И вдруг на окно сели воробьи и там, у решетки, защебетали радостно, бодро, весело. И Лева понял; это Бог послал их ободрить его. И ярким светом озарили его воспаленный ночными искушениями мозг слова Спасителя о птичках, которые не забыты Богом, которые не пропадут без воли Всевышнего… А черные змеи зла уползли, исчезли. На душе воцарился покой, и в сердце зазвучала песня:

Так запою от счастья.

Счастлив, свободен я.

Кто птиц небес питает,

Позабудет ли меня?

Лева припоминал все новые и новые чудные гимны, и душа его пела.

Не тоскуй ты, душа дорогая,

Не печалься и радостна будь.

Жизнь, поверь мне, настанет другая.

Любит нас Сам Господь, не забудь.

Уповай ты на Господа Бога

И почаще молись ты в тиши,

И утихнет на сердце тревога,

И получишь ты мир для души.

В мире волны бушуют, как в море,

Ветер страшно и грозно шумит.

Но взгляни: вот с любовью во взоре

На тебя твой Спаситель глядит.

Жизнью нашей Он Сам управляет

И защиту Свою подает,

Посылает нам то, что желает,

И нас, к радости, к счастью ведет…

Не знаю, сравнивал ли кто воробьев с Ангелами, но для Левы они, сидящие и чирикающие у тюремного окна, поистине были Ангелами. Своим щебетаньем они напомнили ему о великой любви Небесного Отца, который силен помочь, защитить, все устроить… И Лева уснул тихо, спокойно, как засыпают невинные дети.

Глава 18. «Есть надежда»

«А надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам».

Рим. 5:5

И опять медленно потянулись дни тюремного заключения. Голод и недоедание все острее давали о себе знать. Может быть, потому, что Лева не получал никаких передач. Юноша был уверен: начальство запретило принимать адресованные ему передачи. Не может быть, чтобы верующие, которые знали, что он сидит в Иркутской тюрьме, не принесли хотя бы немного пищи. Тело слабело, нервы окончательно отказывали, но он не плакал, он был спокоен так, как может быть спокоен лишь тот, кто возложил все свое упование на Бога. В ежедневной молитве он просил об одном: чтобы Господь освободил всех братьев, которые, возможно, арестованы в связи с его делом.

Однажды, когда особенно хотелось есть, он как-то по-детски попросил у Бога пищи. И что же прошло немного времени, как вдруг входит надзиратель с большим ящиком в руках.

— Вам посылка, — произнес он. — От кого ожидаете?

Лева называл имена и адреса своих родных, близких верующих, но угадать никак не мог. Надзиратель покачал головой:

— Тут фамилия ваша, имя ваше. Вы с татарами в родстве не состоите?

– Конечно состою, — сказал Лева, а про себя подумал: «Кто же из братьев татар мог прислать? Ведь среди татар так мало христиан». И вдруг он вспомнил о брате-татарине из Канска, который особенно любезно угощал его кониной. Сабиров из Канска. от него, видно, посылка, — сказал Лева.

– Да, он самый, — подтвердил надзиратель. — А вы тоже сами из татар, что лк?

– Нет, не из татар, но породнился с ними, — ответил Лева.

В посылке оказались сухари, конская колбаса и сало. Лева от души поблагодарил Бога, что Он услышал его. и угощал заключенных, что находились в это время с ним в камере.