В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич - Страница 8

Но увы! Он едет истощенным, усталым, освобожденным из заключения, где несправедливо, без вины, находился более пяти лет. За эти годы он ничего не приобрел, кажется, если не считать паспорта, по которому, казалось бы, вправе числиться «обычным» гражданином. Какое тут уж действительно благо и кому это благо нужно?

Лева посмотрел в окно и невольно вспомнил как в первый раз в жизни, еще совсем юношей, он попал в тюрьму. Начальник ОГПУ Красноярска беседуя с ним убеждал его:

— Ну ты подумай; подумай: если Бог — твой Отец, то как Он обращается с тобой? Я вот, например, человек, а никогда бы не оставил своего сына в таких скверных условиях, в каких находишься ты. Или, может быть, Бог твой не всезнающий, Он не знает, что переживаешь ты? Или, может быть, Он не всемогущий, мы сильнее Его, и Он не может тебя освободить? Ну, если допустить, что Он всезнающий и всемогущий, значит, Он — не вселюбящий? Какая это любовь, допускать, чтобы ты, Его дитя, сидел в такой тюрьме и неизвестно, чем кончил…

На это Лева тогда спокойно отвечал:

— Я знаю, Он вселюбящий, Он всемогущий, Он всезнающий, и… то, что я попал в тюрьму, хорошо.— Ха, ха, ха! — смеялся начальник над ним. — Вот это здорово: попасть в тюрьму — хорошо!..

И вот теперь, перебирая в памяти прошлое, Лева вновь сознавал, что Он знает, Он силен, Он любит и Он устроит все как нельзя лучше. И если хоть одна душа найдет путь к свету, повстречавшись на этом пути с ним, он знал, он твердо верил: жизнь не бессмысленна, не бесцельна. Для того чтобы спасти хотя бы одну душу, стоит пожертвовать всем…

Глава 9. Предвесеннее

«Поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки».

Песнь песней 7, 13.

— Родной мой, — обнимала его мать. Сколько молилась, сколько ждала она своего сына! И не раз ждала. Это уже третий раз он возвращается из долгих лет заключения.

Когда-то Марии, матери Иисуса, было сказано: «И тебе самой оружие пройдет душу». И все матери, которые отдают своих детей следовать за Христом, знают, что впереди путь тернистый и их дочерям и сыновьям, если они истинно последуют за Христом, надлежит , пройти многие скорби, пройти не долиной роз, а долинами унижения и презрения, неся при этом груз больших испытаний. И их материнское сердце все несет, все переживает с теми, кого они посвящают Господу.

И несомненно, в будущем как радость, так и скорбь настоящая преобразится в чудный венец на глазах многострадальных матерей-христианок.

Приветствовали Леву и его три родных сестры и Анна Ананьевна, родственница, жившая в их доме, — одна из чудных служительниц Господних с двадцатилетнего возраста посвятившая себя на служение Христу.

Приветствовал Леву и Федор Лаврентьевич, отец его жены Маруси, которая находилась на фронте.

Как и всегда при прежних его возвращениях, начали с молитвы. Преклонили колена и горячо благодарили Бога за милость — ответ на молитвы, — за чудное свидание на земле…

– Ну, а как папа? Что пишет? — спросил Лева.

– Как ты знаешь, — сказала одна из сестер, — его взяли 2 июня 1943 года с некоторыми братьями, когда они стали собираться для молитвы. Много ему пришлось пережить, а теперь он в ссылке в Кокчетавской области, бодрствует, трудится…

– Ну, а как здесь, у вас, все так же община закрыта? — спросил Лева.

— Да, — ответила Анна Ананьевна, — закрыта, но повеяло теплом. Жизнь не удержишь, ведь война, горе, нельзя обойтись без молитвы…

И вот верующие все чаще стали заглядывать к слепой старушке нашего общества сестре Доминики Григорьевне. Заглядывать для молитвы. И теперь для молитвы приходят столько, что, почитай, целое собрание. Сначала приходили только сестры, братья опасались, а теперь и братья ходят — проповедуют.

– Слава Богу! — воскликнул Лева. — Везде чувствуется что-то предвесеннее. И хотя в природе еще снег кругом лежит, но на душе какая-то весна. Знаете, когда я был в узах на Урале, — сказал Лева, — я собрал целый гербарий весенних цветов. Собрал также стихи о весне наших русских поэтов и к этому сборнику приписал, что будет весна, обязательно придет весна, все зацветет, заблагоухает. И вот, как видите, оправдывается…

– Сегодня вечером собрание у Доминики Григорьевны. Пойдешь? — спросила его мама.

– Непременно! — ответил Лева.

Комнатку слепой учительницы Д. Г. Лобынцевой-Слегиной он хорошо знал. В ней могло уместиться очень немного народу. Доминикия Григорьевна была для него одной из самых дорогих сестер города. Эта старица была молитвенницей Левы, и Лева знал, что, дав обещание молиться о нем, она его исполняла.

Лева поразился, как много людей собралось в такой маленькой комнатке. Большинство стояло вплотную друг к другу, стояли и в комнатке и на кухне. Доминикия Григорьевна сидела на своей кровати.

– О, кто, кто? Я не знаю, — сказала слепая.

– Но вы догадайтесь, Доминикия Григорьевна.

– Ну, где тут догадаться? Столько людей к вам и приходят и приезжают…

– Это тот, за кого вы особенно молитесь.

– Неужели Лева?

– Это я, Доминикия Григорьевна! — сказал Лева, наклонившись и целуя старушку.

— Так будем благодарить Господа! — сказала слепая и начала молиться.

Пели гимн «Дорогие минуты нам Бог даровал».

Говорил слово Василий Алексеевич Кузнецов. Впоследствии он был избран пресвитером восстановленной общины. Говорил Лева. Было покаяние, и это наполняло всех радостью. Вот одна девушка вдруг воскликнула:

— Мое сердце каменеет, я необращенная, молитесь за меня… За нее молились, она плакала, каялась и отдалась Господу.

Леву особенно приветствовали как верующего вернувшегося.

— Так теперь будем жить и трудиться вместе! — говорили братья и сестры.

– Нет, — отвечал Лева. — Мне не разрешат здесь жить, в этом большом городе… Хотя бы где-нибудь поблизости. Я мог бы иногда навещать вас.

– А мы будем молиться, и Господь все устроит, — сказала одна сестра.

– Конечно, — согласился Лева. — Господь все может устроить и, кто знает, в свое время услышит нашу молитву. Но я всегда ко всему готов. Да будет воля Божия!

Глава 10. Униженные и оскорбленные

«Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне».

1 Кор. 4, 13.

Недалеко от Куйбышева есть станция Зубчаниновка. Очень красивое, утопающее в садах место, селение. В нем жила родственница Левы, старушка тетя Паша. Она была молоканка и воплотила в себе все доброе, что имело в себе это глубоко духовное христианское движение: большое гостеприимство, стремление всем и каждому делать добрые дела. Когда Лева покидал родных, она сшила ему очень удобную подстилку из верблюжьего волоса с чехлом на нее и с сумкой в ней для хранения вещей. Эта подстилка всегда путешествовала с Левой, и на ней он спал.

Теперь у всех появилась мысль, что несомненно тетя Паша, которая жила одна, сможет хотя бы временно приютить Леву, он поищет там работу и сможет приезжать к родным.

Тетя Паша несказанно обрадовалась, увидев Леву.

— Да, конечно, конечно, —.сказала она, — будешь жить, отдохнешь после тюрьмы, поправишься…

Лева пошел в амбулаторию, узнать, нет ли работы. Приняли его, как говорится, обеими руками: фельдшер был очень нужен.

Лева подал заявление и пошел прописываться в милицию. Дежурный взял паспорт Левы повертел и пошел к начальнику. Вернулся вместе с начальником. Тот грозно взглянул на Леву, вернул паспорт и сказал: