И послышался голос… - Рассел Эрик Фрэнк - Страница 4

• Предыдущая
• 4/13
• Следующая

Миссис Михалич начала перевязывать глубокую рваную рану на правой руке Пейтона. Где она раздобыла бинт, осталось загадкой. Во всяком случае не в походной аптечке. Вероятно, она оторвала полоску ткани от своего нижнего белья. Миссис Михалич раскачивалась взад-вперед и что-то тихонько напевала распростертому перед ней черному телу, без чьей-либо просьбы делая то, что посчитала нужным.

Саймс осторожно тронул ее за плечо и сказал:

– Очень сожалею, но вы тратите время впустую. Он мертв. Насколько могу судить, у него перелом шейных позвонков.

Она медленно поднялась на ноги, посмотрела на него, потом перевела взгляд на тело Пейтона. В ее глазах за толстыми стеклами очков сперва отразилось недоверие, потом из них вдруг хлынули слезы. Она попыталась совладать с собой, но не смогла. Тогда она сняла очки и стала молча вытирать глаза. Саймс взял ее за руку и отвел от мертвого. Наблюдавший за ними Молит повернулся к Кесслеру.

– Удачно же ты вывернулся, а?

– Удача тут ни при чем, – буркнул Кесслер.

Он достал лопату и принялся рыть яму под высоким деревом. Они обыскали Гэннибэла Пейтона, чтобы узнать имя и место жительства ближайших родственников, потом похоронили его. Кесслер сделал грубый деревянный крест и установил на могиле. Саймс, стоя навытяжку, с фуражкой в руке, попросил небо принять душу одного из своих сыновей.

– Аминь! – гаркнул Молит.

– Аминь! – эхом повторил за ним Малыш Ку.

И все остальные.

Миссис Михалич снова заплакала.

На следующий день их тропинка начала отклоняться к западу. Они вынуждены были свернуть на другую, которая вела севернее. Немного погодя тропинка стала пошире, и они зашагали быстрей. Подавленные трагедией минувшей ночи, все держались ближе друг к другу и шли в том же порядке, что и накануне, только Фини бежал сегодня впереди, рядом с Саймсом.

Тропа медленно, но упрямо поднималась в гору. Джунгли вокруг были такие же непроходимые и грозные, но уменьшилось количество раскидистых деревьев. Просветы в листве стали шире и попадались все чаще, и на освещенных участках тропы жгучие лучи голубого солнца обдавали людей нестерпимым жаром. От пота у них слиплись волосы, взмокли спины. Становилось душно; казалось, будто с подъемом воздух уплотняется, а не разрежается, как того следовало бы ожидать.

Незадолго до полудня миссис Михалич отказалась идти дальше.

Она опустилась на ствол упавшего дерева, лицо ее выражало тупую покорность судьбе, стекла очков запотели.

– Мои ноги.

– Болеть двои ноги, мамушка? – обеспокоено спросил Григор.

– Мои ноги конец. – Она сбросила туфли и глубоко вздохнула. – Ходидь больше не мошно.

Тут подошел замыкавший шествие Кесслер и вернулся назад Саймс. Все столпились вокруг миссис Михалич.

– Что случилось? – спросил Саймс.

– Говорит, что у нее разболелись ноги, – ответил Молит.

– Тогда немного отдохнем, – твердо сказал Саймс, не показывая виду, насколько его огорчает эта вынужденная задержка. – Быть может, мы даже выгадаем, если будем почаще останавливаться.

– Много лучше без меня, – твердо произнесла миссис Михалич. – Вы пойдем дальше. Я оздавайзя.

– Что? Бросить вас здесь одну?

– Не одну, – заявил Григор и решительно уселся рядом с женой. – Я оздавайзя доже.

– Чтобы обречь себя на верную смерть, – с сарказмом заметил Саймс.

– Умирать вмезде, – резко возразил Григор, точно это раз и навсегда решало вопрос.

Ее толстые пальцы с нежностью погладили его руку.

– Не нушна оздавадзя для меня, Григор. Ды иди дальше.

– Я оздавайзя, – упрямо повторил Григор.

– Мы останемся все, – заявил Саймс тоном, не терпящим возражения. Он глянул на часы. – Посмотрим, в какой мы будем форме через час. А пока можно и перекусить. – Его взгляд скользнул по спутникам и остановился на Молите. Немного повременив, он раздраженно спросил:

– А ты-то из-за чего маешься? Брось-ка, приятель, эти штучки! Нечего стоять с таким видом, будто вот-вот с головой да в омут!

– Я… Я…

– Послушай, Билл, – промолвил Саймс. – Если хочешь сказать что-нибудь дельное – выкладывай. А жалобы можешь оставить при себе.

Молит, вконец смутившись, выпалил:

– Давно, еще в спортивной школе, меня считали хорошим массажистом.

– Ну и что?

Стараясь не встретиться взглядом с миссис Михалич, он быстро проговорил:

– Я умею снимать усталость ног.

– Правда? – лицо Саймса засветилось надеждой. – Клянусь всевышним, это же для нас спасение. Как по твоему, ты сумел бы помочь миссис Михалич?

– Если она разрешит мне попробовать.

– Конечно, разрешит. – Саймс взглянул на нее. – Ведь вы согласны?

– Мамушка, ды ведь зоглазная? – умоляюще спросил Григор, подтолкнув ее локтем.

– Я доздавлядь много друднозди, – запротестовала она.

– Этих трудностей, будь они прокляты, станет куда больше, если сидеть сложа руки, вместо того чтобы двигаться к цели, – сказал Саймс и повернулся к Молиту:

– Билл, постарайся помочь ей.

– Перво-наперво мне нужна чуть теплая вода, – сказал Молит. – Пожалуй, мы…

Тут его перебил Сэмми Файнстоун.

– Воды предостаточно в том ручье, что остался позади, ярдах в трехстах отсюда. – Он порылся в куче беспорядочно сваленных мешков с поклажей и нашел брезентовое ведерко. – Пойду принесу.

– Ну нет, один вы не пойдете! – с неожиданной жесткостью остановил его Саймс. – Ведро воды не стоит человеческой жизни. – Он быстро повернулся к Кесслеру. – Пойдешь с ним, Макс. На всякий случай.

Они ушли и вскоре вернулись с двумя баллонами воды, уже согретой дневным пеклом. Миссис Михалич робко опустила в ведерко свои распухшие ноги и минут двадцать они отмокали. Потом она кое-как вытерла их, и Молит зажал одну ее ногу между коленями, точно ногу лошади, которую собираются подковать.

Молит взялся за дело с профессиональной ловкостью: он сгибал и разгибал ногу, разминал суставы, массировал пальцами связки и мышцы. Прошло немало времени, пока довольный достигнутым результатом, он принялся за другую ногу и проделал с ней то же самое.

– У кого походная аптечка?

– У меня.

Сэмми передал ему сумку.

Молит расстегнул молнию водонепроницаемого чехла, быстро перебрал какие-то пакетики, свертки, банки и запечатанные пузырьки, нашел эфир и плеснул немного жидкости на обе ноги.

– Ах! – У миссис Михалич перехватило дыхание. – Она холодный, как лед.

– Быстро испаряется, – объяснил Молит.

Он открыл банку с вазелином, обильно смазал им изнутри ее туфли на толстой подошве, хорошенько отбил деревянной палкой пропитавшуюся жиром кожу, еще раз смазал туфли изнутри вазелином и стал сгибать и разгибать то одну, то другую подошву, пока ему не удалось при сгибании легко свести носы туфель с каблуками. Тогда он отдал их миссис Михалич.

– Примерьте. Только туго не зашнуровывайте. Пусть они сидят посвободнее.

Она обулась, как он велел, встала и немного прошлась. Ее глаза засияли от восторженного удивления, и впервые Молит заметил, что они у нее ясные и голубые, как у куклы.

– Зами-ша-дильна! – сообщила она. Она сделала еще несколько шагов, радуясь, как ребенок, словно каким-то чудом ей достались новые ноги. – Мой большой зпазиба!

– Мой доше, – с огромным облегчением проговорил Григор.

– Да будет вам, – оказал Молит. – Не за что.

Дня два назад он бы рявкнул: «Нишиво ездь за шило зпазиба».

А сейчас у него почему-то язык не повернулся сказать что-нибудь эдакое. Широкое крестьянское лицо Григора выражало такую трогательную благодарность. А в мозгу Молита снова и снова, сменяя друг друга, звучали услышанные им недавно фразы:

«Удача тут ни при чем».

«Ведро воды не стоит человеческой жизни».

«Много лудше без меня».

«Я оздавайзя».

И они действительно собирались остаться одни в этих страшных джунглях, чтобы бок о бок ждать неминуемой гибели.

Да, век живи, век учись…

День четвертый, пятый, шестой, седьмой. Длина всего пройденного пути неизвестна. Продвинулись к северу миль на пятьдесят. Они брели так неделю, но им казалось, что прошел уже месяц, а то и больше. В их представлении покинутая ими космошлюпка находилась все равно что на другой планете.

• Предыдущая
• 4/13
• Следующая