Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/176
- Следующая
Во дворец Юкенна все-таки повел Кенета через дверь, а не подземным ходом, хотя Кенет и был уверен, что какие-то самые заброшенные, самые тайные ходы под замком наместника определенно имеются. Не могут не быть. Но раз уж Юкенна предпочитает оставить их по-прежнему тайными – его право.
Юкенна вывел Кенета наружу неподалеку от Радужного моста. Любое праздничное шествие, по обычаю начинавшееся у Зубчатой башни, неминуемо ступало на Радужный мост. Сейчас на Радужном мосту не было ни души. Ночь выдалась неожиданно прохладная, и Кенет слегка озяб в тонком летнем хайю. Ну все кувырком сегодня! Днем, в самую жару, Кенет щеголял в теплой деревенской куртке, а ночью вышел на улицу в тоненьком кафтане.
У главного входа Юкенна даже не замедлил шаг, да Кенет от него этого и не ожидал. Он бы скорее удивился, вздумай Юкенна провести его во дворец через величественную дверь, окованную бронзой, а не черным ходом. Впрочем, и черный ход показался Кенету роскошным донельзя. Юкенна несся во всю прыть, так что Кенет едва поспевал следом, и сыпал последними указаниями.
– Имей в виду, – торопливо говорил он, шагая через две ступеньки, – тебя здесь нет и не было никогда, потому что для всех остальных наместник вовсе не болен. Он затворился в своих покоях, чтобы заняться в одиночестве постом и молитвами. Завтра во всеуслышание объявят, что наместник молится за процветание города. Лучше бы город помолился за наместника! – закончил Юкенна с неожиданной горячностью.
Здесь, во дворце, он не шутил больше, не посмеивался над старым князем, как давеча за ужином у Аканэ. Там, за стенами города, можно и даже нужно было шутить и смеяться, чтобы хоть на время забыть напряженную тревогу, царившую в замке. Здесь же смех был неуместен, даже невозможен, здесь сам воздух был давящим, стены словно источали горестную безнадежность.
– Сюда, – объявил Юкенна, отстраняя плечом слугу, и открыл дверь. Кенет, не сбавляя шагу, с разгону влетел внутрь и сумел остановиться лишь посреди комнаты.
На полу возле широкой постели неярко горел узкий маленький светильник. Балконная дверь была приоткрыта, и на балконе, вцепившись в кованую решетку, стоял человек и напряженно вглядывался в ночную темноту. Заслышав шаги, он разжал руки и резко обернулся. Тяжелая чугунная решетка была смята, скомкана там, где ее касались эти могучие руки, и потрясенный увиденным Кенет невольно отступил назад, налетев при этом спиной на Юкенну.
– Я привел его, ваша светлость, – тихо промолвил Юкенна. – Если, конечно, это он.
Кенету было страшно глядеть в лицо старому князю, страшно было и отвести глаза. Во взгляде князя Юкайгина ясно читалось единственное слово: “Убью!” Оно ворочалось в глубине его взгляда, темное, страшное, как черная кровь, стынущая зимней ночью на снегу. Относилось оно, конечно же, не к Кенету, а к Инсанне. Может ли простой смертный убить великого мага? Это еще как сказать. Попадись Инсанна князю Юкайгину в эту минуту, и князь разорвал бы ему горло раньше, чем Инсанна успел бы вспомнить хоть какое-нибудь заклинание, а не то что произнести.
– Это легко проверить, – так же негромко ответил Юкенне князь. – Пусть мальчик подойдет.
Кенет отчего-то сразу понял, что подойти он должен не к старому князю, а к постели – туда, где лежал худой юноша с бледной до полупрозрачности кожей и заострившимся лицом.
– Не бойся, – почти шепотом произнес князь. – Если ничего не получится, тебя никто винить не будет. Подойди и возьми его за руку.
Слова князя и выражение его лица странно противоречили друг другу. В голосе слышалась почти лихорадочная мольба – подойди, дотронься, – а взгляд, обращенный к наместнику, яснее слов говорил: “Он мой. Никому не отдам. Людям не отдам, смерти не отдам. Никому не позволю коснуться”.
– Ну, что же ты? – прошептал князь.
Кенет подошел, привычно склонился над больным, утер ему пот со лба, боясь оглянуться на князя. Внезапно глаза наместника приоткрылись, губы чуть дрогнули в слабом подобии улыбки.
– Ты… кто? – еле слышно выдохнул наместник.
– Его светлость вызвал меня ухаживать за вами, – без колебаний ответил Кенет. – Спите спокойно, господин наместник. Теперь все будет хорошо. Вот увидите.
Привычные слова дались ему легко. Он понятия не имел, как разговаривать с титулованными особами, но разговаривать с тяжелобольными он успел научиться. Услышав этот голос, полный сочувствия, но не жалости, любой поверит: “Болезнь уже отступила, я с ней справлюсь без труда, и этот парень мне поможет”. Его уверенность передалась и наместнику. Он снова слабо улыбнулся и закрыл глаза. Кенет поправил изголовье и снова встал во весь рост.
– Кажется, я не ошибся, – изумленно прошептал Юкенна. – Пожалуй, он сможет…
Князь молча кивнул; губы его дрожали.
– Что я смогу? – тоже шепотом спросил Кенет.
– Поставить господина наместника на ноги, – ответил Юкенна, ибо князь явно с трудом вновь обретал способность говорить.
– Почему вы так уверены? – растерянно спросил Кенет. Он никогда не имел дела с болезнями, вызванными волшебством. Какой-то маг отчего-то назвал его имя – значит ли это, что он справится?
Князь подошел и положил Кенету на плечо тяжелую руку.
– Мальчик… до твоего прихода он умирал. У него едва хватало сил дышать. А стоило тебе его коснуться, как он заговорил и даже улыбнулся. Никакой ошибки быть не может. Волшебник назвал тебя, и никого другого.
Пока Кенет молча переваривал услышанное, князь Юкайгин вновь овладел собой – или почти овладел. Теперь, когда надежда на выздоровление Акейро из призрачной сделалась реальной, ему стало легче быть самим собой.
– Спать будешь в этой комнате, – вполголоса распорядился князь, – постель тебе сейчас принесут. Прислуживать будут два самых доверенных человека, остальным знать незачем. Они будут за дверью неотлучно. Если тебе что-нибудь понадобится, для себя или… – тут он помедлил, словно боясь назвать умирающего по имени, будто сам звук этого имени мог привлечь внимание смерти, – …или… для него… требуй беспрекословно. Даже если этого и вовсе на свете нет. Прикажи – и будет.
- Предыдущая
- 30/176
- Следующая
