Ларе-и-т`аэ - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/97
- Следующая
Однако, поговорив с принцессой, пусть и недолго, Арьен понял, что не в одних только подпевалах Иргитера таится опасность. Есть и еще одна опасность, куда более насущная. Шеррин не просто нельзя оставлять без пригляду – ее и вообще нельзя оставлять одну. По крайней мере, сейчас. Нельзя оставлять ее наедине с собственными мыслями. После того, что случилось возле пруда – нельзя. А то ведь этак и с ума сойти недолго. Арьен всей душой, всем телом своим ощущал исходящее от Шеррин отчаяние. О да, она разговаривала вполне спокойно, она даже смеялась его шуткам… а отчаяние текло под покровом ее спокойствия своим чередом, словно талые воды, готовые взломать такой уже ненадежный лед. Оно не день и не два накапливалось, это отчаяние – и для того, чтобы заглушить его голос, мимолетной беседы с малознакомым эльфом никак уж не достаточно.
Впрочем – а так ли важно, почему нельзя оставлять Шеррин в одиночестве, если Эннеари так и так не собирается этого делать? Он ведь еще перед выстрелом решил, кому препоручить принцессу Адейны, покуда сам он будет заниматься ожерельем.
– Я хочу познакомить тебя с моими друзьями, – заявил он в ответ на вопросительный взгляд Шеррин. – Они тебе сразу понравятся.
– Они тоже знают истории про эльфов и слонов? – с улыбкой осведомилось Шеррин.
Вот это самообладание!
– Не только, – в тон ей ответил Эннеари. – Про трех эльфов и курятник медведя – тоже.
– Про чей курятник?
– Какая разница? – плутовски ухмыльнулся Эннеари. – Главное, что знают. Тебе нравятся жареные на костре охотничьи колбаски?
– Не знаю, – слегка растерялась принцесса. – Я вообще-то никогда не была на охоте. В Адейне кругом сплошные розы, лесов почти что и нет.
– Значит, нравятся, – нахально заключил Эннеари. – Тогда пойдем скорее, а то все колбаски без нас слопают.
Он намеренно сказал «слопают», а не «съедят» – сам не зная, почему. Просто так было правильно. Здесь и сейчас – правильно.
– Понимаешь, – рассказывал Арьен, ведя изрядно сбитую с толку принцессу рука об руку, – в нашей Долине круглый год сплошное лето. На снег, если захочется, мы и в Пограничных Горах наглядеться можем, а вот весна, осень – это нам в диковинку. Пока для нас покидать Долину было запретно, кое-кто удирал, конечно, тихомолком – но все сплошь опять же летом. Весну мы в этом году увидели… – Арьен мимо воли мечтательно улыбнулся, припомнив свое знакомство с весной. – А вот осень… осень эта для большинства из нас первая. И загнать эльфийское посольство чинно трапезничать в пиршественной зале я просто не могу. Да и не хочу, по правде говоря. Мне хоть осень видеть и доводилось, а все едино глаз оторвать никаких сил нет. Век бы смотрел… и того мало.
– Значит, мы идем не во дворец? – уточнила Шеррин.
– Конечно, – отозвался Арьен. – Разве во дворце можно развести костер? Знаешь… Найлисс, конечно, сказочно красив – я и представить себе не мог такой красоты – но если бы не посольство, мы бы до зимы в лесу сидели и любовались. Ладно… здешний дворцовый парк тоже неплох. А вот будущей осенью…
Эннеари замолк на середине фразы: оказывается, они уже пришли – а он за беседой и не заметил. Вот и костерок, против всех и всяческих правил разожженный в дворцовом парке с соизволения короля… а вот, кстати, и сам король – уплетает колбаски наперегонки с эльфами. Нет, действительно ведь кстати.
Прозрачная жаркая листва пламени колыхалась на ветру. Костер был прекрасен, и в любое другое время Арьен непременно отдал бы должное его упрямой переменчивой прелести – но сейчас он едва ли не заставлял себя глядеть на огонь. Глядеть – и любоваться, и наслаждаться им, и радоваться, и слушать, как звенят угольки и потрескивает хворост… чтобы хоть ненадолго заглушить тяжкий рев совсем иного пламени – того, которым был он сам, пламени безысходного гнева. Он не может, не должен… в конце концов, он не в Долине!.. да и вельможные наглецы вряд ли приедут из своего Риэрна в Долину… хотя бы потому, что их впустят – недалеко… совсем недалеко – ровно настолько, чтобы Порог не пачкать… у эльфов очень немного законов, зато соблюдают их крепко… все, что на расстоянии полета стрелы от Долины – под властью эльфийских законов, об этом же все знают… а вот знают ли эти холеные крысы, что для законов Долины они уже все равно что мертвы… но он не должен, но он не может, но они никогда не приедут в Долину… что чувствует пламя, когда не может добраться до мерзкой падали и испепелить ее, потому что ветер дует огненной стене навстречу?
– Арьен, – умело пряча тревогу, спросила Илери, – что случилось?
Вот тебе и раз. Старался, старался взять себя в руки – и все впустую.
– Ничего особенного, – отозвался Эннеари. – Так… побеседовал малость с красивыми мальчиками.
Для Лерметта – а уж тем более для Ниеста, Аркье и Лэккеана этих слов было более чем довольно. После прошлогодних событий слова «красивые мальчики» имели в устах Эннеари один-единственный смысл. Остальным – даже и Лоайре, даже Илери придется чуть поднапрячь память, чтобы понять, что он хотел сказать… и чего он сказать не хотел – по крайней мере, вслух, при Шеррин. Пережить унижение и страх само по себе тяжко – но еще и слушать, как твой избавитель повествует о твоем унижении, но переживать его заново, но быть еще раз униженной перед теми, кого судьба избавила от этого зрелища…
Никогда.
И вот пусть только попробует хоть кто-нибудь потребовать разъяснений!
Арьен опасался понапрасну. Разъяснений не потребовал никто. В самом деле – кому нас и понять, если не друзьям? Всего за несколько кратких биений сердца его слова были поняты, и поняты правильно: Арьен только что столкнулся с мерзавцами, говорить о которых не может – потому что он не один.
– Очень красивыми? – со значением спросил Лерметт.
– Очень, – в тон ему ответил Эннеари, шагнув к костру. На какой-то миг сомнение едва не одолело его: он никогда не делал этого для человека – так сможет ли Лерметт…
Не давая себе времени задуматься, Арьен мнимо беспечным движением слегка взмахнул рукой – и пальцы его срезали крохотный язычок пламени.
– В конце концов, ты здесь хозяин, – усмехнулся Эннеари, украдкой от Шеррин касаясь руки Лерметта. – Тебе лучше знать, какие.
Обрывок пламени, теперь уже не рыжий, а струисто-синий, покорно скользнул с пальцев Арьена к Лерметту. Тот и виду не подал – но в глубине его глаз летящая стрела перечеркнула столпившихся у пруда. Именно так, Лериме. Ты здесь хозяин – и лучше бы тебе знать, что бродит во плоти по твоему парку. Лучше тебе увидеть все собственными глазами.
– Да ты присядь, расскажи толком. – Ей-ей, Лерметт держится молодцом – только над верхней губой выступил холодный пот… можно подумать, ему не впервой брать Огонь Видения в руки – а ведь даже для эльфа в первый раз это изрядное потрясение.
– Недосуг, – улыбнулся Арьен. – Мне нужно отлучиться… ненадолго.
– Чтобы продолжить беседу? – Лоайре азартно подался вперед.
– Нет, – невольно поморщился Эннеари. – Чтобы вернуть на место утраченное сокровище.
– А нам ты его так и не покажешь? – загорелся Лэккеан.
– Обойдешься, – ухмыльнулся Арьен. – Зато я вам оставляю взамен другое сокровище.
И с этими словами он подвел к костру онемевшую от внезапной растерянности Шеррин.
– Ну, если так… – развел руками Аркье, – можешь идти с легкой душой. Мы будем так беречь твое сокровище – ты просто не поверишь.
– Ну почему же, – очень серьезно ответил Эннеари. – Тебе – поверю.
Иргитер, конечно, подонок, и свита его своему повелителю ни в малейшей малости не уступает, но думать о них сейчас просто ни к чему. Еще будет время разобраться с этим отродьем. А сейчас нужно выкинуть мысли о высокопоставленном отребье из головы, чтобы размышлять не мешали. Трудно-то как, оказывается, отрешиться от собственного гнева. Эннеари всегда полагал, что держать себя в руках умеет неплохо. Даже обида на Лерметта, сподвигнувшая его прошлым летом натворить и наговорить уйму немыслимых глупостей, его в этом убеждении не поколебала. Он ведь тогда впервые пребывал в обществе человека неотлучно – вот и не сообразил, что принц, хотя и говорит по-эльфийски совсем неплохо, может и не знать всех тонкостей эльфийского обихода. Теперь стыдно и вспомнить, как Эннеари угораздило принять случайную ошибку за преднамеренное оскорбление – а ведь его еще никто и никогда не оскорблял, тем более нарочно. По первому разу немудрено и голову потерять. Однако урок не прошел даром, Арьен взялся за себя крепко: нельзя давать волю своему норову. А уж будущий король тем более не имеет права себя попускать. Эннеари казалось, что за минувший год он должным самообладанием обзавелся. Зря казалось. Справляться с чувством обиды он уже научился – иначе прибыть к людям долгосрочным послом остерегся бы. А вот справляться с гневом… единственный только раз в жизни он испытывал подобную ярость – когда вместе с Лерметтом гнался за вывертнем. Но ту ярость вовсе не было нужды сдерживать – совсем даже напротив. Зачем обуздывать гнев на врага, если этого врага можно и даже нужно просто-напросто застрелить? А вот если застрелить нельзя… если надо спокойно глядеть ему в глаза и улыбаться… и раскланиваться потом как ни в чем не бывало, и этикет соблюдать… и ни разу, ни единого даже разочка не сорваться… ему ведь разве что помечтать сгоряча дозволительно, как бы славно было раздать риэрнским наглецам полные пригоршни оплеух – поровну, чтобы всем хватило… у людей ведь принято в ответ на оплеухи хвататься за оружие и устраивать поединок? Вот только ни оплеух, ни поединков Эннеари себе позволить как раз и не может, чтоб не подвести Лерметта. Ничего не поделаешь, Арьен – назвался послом, так и не распускай руки. И мысли тоже. Стоит только позволить им одолеть тебя, взять над тобой верх, и рук тебе нипочем будет не удержать. Хотя смерть как поквитаться с мерзавцами хочется. Никому не дозволено так себя вести с женщиной. Только присутствие Шеррин и помогало Эннеари сдержать гнев, но теперь, оставшись наедине с собой, он понимал, что вот-вот готов сорваться.
- Предыдущая
- 40/97
- Следующая
