Ларе-и-т`аэ - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 56
- Предыдущая
- 56/97
- Следующая
Лицо Джеланн расцвело глазами – синими, карими, серыми – и, когда она улыбнулась при виде Лерметта, иные из этих глаз широко распахнулись ему навстречу, иные же привередливо сощурились. И так же точно взмахнули нарисованными крыльями птицы на щеках Наэле. Травы, цветы, улыбки… а посреди этого многокрасочного, приветливо улыбающегося безумия восседала смешная кукла из некрашеного дерева, но почему-то в парике – будто без нее рехнувшийся водопад картинок оказался бы все-таки недостаточно сумасшедшим.
Потрясенный Лерметт хотел было выговорить хоть что-нибудь – и не мог.
Деревянная кукла повернула к нему свою точеную головку.
– Правда, замечательно? – радостно спросила она голосом Илери.
Боги пресветлые и претемные… и превсякие… это же никакая не кукла… это Илери разрисовалась под куклу… эти причудливые слои древесины все до одного как есть нарисованные… это ведь Илери… Илери…
У Лерметта перехватило дыхание.
Так вот почему Арьен говорил, что для людей красота Илери – не ключ, а замок! Прав он был… тысячу раз прав!.. замок, который на самом деле ключ… сколько раз он смотрел на Илери – да ведь каждый день! – сколько раз он смотрел и ничегошеньки не видел… ничего, ничего он не видел, кроме ее ослепительной красоты – смотрел, пока не ослеп, пока не перестал видеть и вовсе… ты прекрасна, как солнце – значит, я тебя не вижу… не вижу своими смертными обожженными глазами… совсем не вижу, и только слезы текут из-под сомкнутых век… но зато я увидел – теперь… как я мог, как же я мог не видеть, что ты прекрасна!.. нет, не то… как я мог не видеть, что красота твоя больше, чем красота, а сама ты превыше своей красоты, потому что ты Илери… как я мог не видеть, что ты милая… и смешная, на самом деле смешная… самая смешная на свете, и от этого так странно… так странно и радостно – как никогда в жизни, никогда, никогда прежде… так, как не бывает, и радость эта течет по моим жилам – радость, а вовсе никакая не кровь – слышите?.. почему, ну почему мою незрячесть исцелили какие-то дурацкие деревянные разводы… как я мог не видеть, что ты – это ты… и что я буду любить тебя вечно… даже когда меня уже и не будет… вечно, Илери!
– Когда мы поженимся… – Губы Лерметта двигались почти что помимо его сознания, и он даже не успевал опомниться ( о Свет и Тьма, да что же это я такое несу?! ). – Сразу же после венчания… я обязательно выверну на твое свадебное платье банку варенья…
В ответ лицо Илери вспыхнуло такой улыбкой, что Лерметт едва не задохнулся. Казалось, сама душа Илери тает… тает – и перевоплощается в нечто иное.
– Впервые вижу, – с уважительным одобрением произнесла Наэле, – чтобы человек умел правильно ухаживать за любимой девушкой.
Лицо Лерметта мучительно заполыхало запоздалым осознанием – и только тающая нежность в глазах Илери не давала ему сгореть от стыда прямо на месте. Оно осторожно скосил глаза… но нет, Наэле не издевалась.
– Наэле не издевалась! – взмолился Лерметт, завершая свое повествование. – Она сказала, что и думала!
– Конечно, – утвердительно наклонил голову Эннеари, изрядно веселясь в душе. – А как же иначе?
То, ради чего Арьен и затеял свое посольство, наконец-то сбылось – сбылось полнее и лучше, чем он смел надеяться даже в самых жарких своих мечтах! – а Лерметт так ничего и не понял. Нет, он понял, конечно, что любит и любим – но и только. Есть вещи, которых людям просто не понять самим… ну, если не всегда, то как правило. И теперь Арьен, сияя от счастья и едва не лопаясь от смеха, просвещал Лерметта относительно эльфийских обычаев – не всех, конечно, а тех, с которыми король Найлисса соприкоснулся так неожиданно для себя.
– Не понимаю, – почти простонал Лерметт. – Ничего не понимаю. У вас что же, когда ухаживают за девушками, говорят всякую чушь?
– Не обязательно, – утешил его Арьен. – Иначе ни одна девушка из людей нипочем не полюбила бы ни одного эльфа. У вас ведь совсем по другому принято. Все-таки вы чудовищно изысканные создания. Ваше стремление к красоте…
– Опять ты за свое! – вскричал с упреком Лерметт.
– У вас это очень красиво, – мечтательно улыбнулся Эннеари. – Целый ритуал… или церемониал… как правильнее сказать?
– Не знаю. – Лерметт дернул уголком рта.
– Одним словом, я по-вашему не умею и навряд ли научусь, – признал Арьен. – У вас надо совершить столько предписанных телодвижений, сказать столько ритуальных речений, соблюсти столько условностей… это очень красиво – но мне бы нипочем не суметь. А вот у тебя по-нашему сразу получилось.
– Да что у меня получилось? – взвыл Лерметт. – Я даже сам не понимаю, как меня угораздило такое ляпнуть! Просто…
– Именно так, – подхватил эльф. – Просто. Понимаешь, не имеет ровно никакого значения, что ты говоришь и что делаешь. Ровным счетом никакого. Не слова, не поступки, а то, что дышит сквозь них. Или оно есть, или его нет. Шепот, от которого рушатся стены. Когда воля, разум и чувство взмывают над самими собой и сливаются в нечто совсем иное…
– И как же зовут это иное? – тихо промолвил Лерметт. – Или у него нет названия?
– Почему же нет? – медленно улыбнулся Эннеари. – Очень даже есть.
Лерметт поднял голову и взглянул ему в глаза.
– Искренность, – выдохнул эльф. – Предельная… нет, беспредельная. Ослепительная. Испепеляющая. Когда отдаешься ей всем своим существом. Прочее не имеет значения.
Вот теперь Лерметт понял старинные легенды – те, в которых девушка очертя голову бросала все и уходила с малознакомым эльфом, хотя он иной раз и словом-то с ней перемолвиться не успевал… да разве такая искренность непременно нуждается в словах?.. уходила, случалось, даже и из-под венца. Легенды не лгали. Прочее не имело значения.
– Совсем? – еле вымолвил непослушными губами потрясенный Лерметт.
– Совсем, – решительно кивнул Эннеари. – Ты можешь говорить и делать что угодно. Нести ахинею и петь серенады. Слагать стихи и дарить цветы. Ловить слонов голыми руками за хобот и ходить на голове. Это не значит ровно ничего. Можно вытворять что угодно… можно даже лгать. В таких случаях вранье искренности не помеха…
– Понимаю, – прошептал Лерметт. – Кажется, понимаю.
– Еще бы тебе не понять, – ухмыльнулся Арьен. – Это ведь очень даже в твоей натуре. Точнее сказать, это и есть твоя натура.
– Странная натура для короля и прожженного дипломата, – возразил Лерметт.
– Прожженного – чем? – уточнил Эннеари.
Лерметт опустил голову.
– Ведь именно этим и прожженного, – безжалостно ухмыльнулся Эннеари. – Насквозь. О чем тебе Сейгден, к слову сказать, как-то раз говорил, да только ты тогда не понял. А Сейгден редкостно умен – или ты в его уме сомневаешься?
– Нет, – с трудом вымолвил Лерметт.
– Интересное место этот Сулан. – Эннеари постарался придать своему лицу деланно-серьезное выражение, но кончики губ все равно подрагивали в улыбке. – Любопытное. Надо будет, как случай представится, наведаться туда. Непременно. Охота ведь понять, откуда там настолько умные люди берутся.
Лерметт взметнул на друга умоляющий взгляд, и Эннеари сдался.
– Согласен, не о Сулане и его короле сейчас разговор. Равно как и не о том, что ты изволил брякнуть. Должен заметить, что тебе и впрямь удалось изречь совершенно потрясающую ахинею… прими мои поздравления, мне такой полет мысли не по плечу. Но может, если я возьму у тебя пару-другую уроков…
– Я хоть и не Илмерран… – предостерегающе ухмыльнулся Лерметт.
Эннеари преувеличенно испуганным жестом прикрыл затылок обеими руками.
– … но подзатыльник мне обеспечен – ты это хотел сказать, да? Прости, но ты неправ. То, что ты сказал, не имеет никакого значения – или ты забыл? Скорей уж мне интересно, что сказала Илери… или чего она не сказала… хотя и это не имеет значения.
– Не имеет? – враз похолодел Лерметт.
– Никакого, – отрезал Эннеари. – Ведь она тебя тоже любит.
– Откуда ты знаешь? – выдохнул Лерметт.
- Предыдущая
- 56/97
- Следующая
