Меч без рукояти - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/90
- Следующая
Обладатель сиплого голоса, смугловатый тощий мальчишка лет семи, протолкался к Байхину. Почтительное молчание, с которым прочие ученики, даже и постарше годами, подчинились его приказу, объяснялось просто: на впалой щеке мальчишки красовалась наколка – полосатый мячик, наведенный тонким контуром. Байхин нервно сглотнул, не в силах отвести глаз от рисунка. Формально этот пацан еще считается учеником – но ему уже присвоен ранг мастера, пусть и самый низкий. Он уже имеет право работать без разрешения и сопровождения учителя. И невелика беда, что рисунок едва обозначен: уж если парень в семь лет ухитрился заработать мастерскую наколку, то полосатый мячик очень и очень скоро запестреет новыми красками.
Мальчик упер руки в боки, уставился на Байхина долгим неподвижным взглядом, потом усмехнулся и хлопнул ладонью по столу.
– Пойдем, – скомандовал мальчишка. – Потолковать надо.
Байхин безропотно встал и последовал за сипатым пацаненком.
Именно он из них двоих старший, хоть и годами малость не вышел.
Во дворе было свежо; дневной жар миновал, и на усталом ночном небе проступила звездная испарина. В ярком лунном свете строгое лицо мальчишки выглядело причудливо взрослым.
– Садись, – приказал мальчишка, указывая Байхину на груду пустых ящиков. Байхин поддернул штаны и осторожно сел. От ящиков отчетливо тянуло соленой рыбой. Мальчишка опустился на соседний ящик, вздохнул и замолчал. Байхин терпеливо ждал.
– Я тебе одну штуку сказать хочу, – нарушил молчание мальчик. – Только тебе. Не протреплешься?
– Ну что ты, – успокоил его Байхин.
– Из всех нас у меня самый паршивый наставник, – совсем уж сипло сообщил мальчишка. – Нет, он меня не бьет, ты не думай просто он ничего толком не умеет. Из него жонглер, как из дубины букет.
Сравнение Байхина не удивило: он его уже слышал от Хэсситая. Но вот остальное… просто в голове не укладывается!
– А как же… это? – недоверчиво промолвил Байхин, указывая рукой на почти невидимую в лунном свете наколку своего неожиданного собеседника.
– А это – я сам, – резко ответил мальчишка. – Ну, чего пялишься? Сам, говорю. За другими жонглерами приглядывал. Кумекал помаленьку. Если голова и руки не из задницы растут… очень даже можно.
Байхин обомлел, только теперь сообразив, что в глазах паренька сиял не отблеск лунного света – в них полыхал огонь неумолимого фанатичного стремления к цели. Ученик не вправе уйти к другому наставнику – но как же хотел стать жонглером этот тщедушный заморыш, если вместо того, чтобы пасть духом, принялся учиться вприглядку! Неудивительно, что на его лице красуется мастерская наколка – и ей суждено расцветиться гораздо раньше, чем Байхин полагал до этого признания.
– Зачем ты мне это рассказал? – тихо спросил Байхин.
– А затем, что твой наставник еще хуже моего будет, – отозвался мальчик. – Я его сразу заприметил. Плечистый такой, без наколки, верно?
Байхин молча кивнул.
– Он тебя и знать не хочет, – уверенно заключил мальчик.
– Зато я хочу, – огрызнулся Байхин.
– Точно, – ухмыльнулся мальчишка. – Хочешь. Без этого в нашем деле никуда. Очень хочешь – а не то махнул бы на все рукой и подался от этого изверга восвояси. А еще ты храбрый.
– С чего ты взял? – искренне удивился Байхин.
– А трус на твоем месте живо задал бы стрекача, когда наши охламоны на тебя насели. А ты – ничего, держался, шутил даже. В нашем ремесле храбрость тоже штука не последняя. Вот и смекни, к чему я перед тобой распинаюсь.
Байхин смекнул, очень даже смекнул. Душа его преисполнилась благодарности к сиплому мальчишке. Уж если этот сопляк, тайком подсматривая за мимохожими мастерами, сам на мастера выучился, так неужто Байхин, приглядываясь к Хэсситаю изо дня в день, ничего не усвоит?
– На первом же привале и попробую, – задумчиво протянул он. – Шишек каких-нибудь насобираю…
– Балда, – изрек мальчик. – Шишки не для новичков первоучебных. Каждая на свой вес… упаришься только без толку.
– А как же мне быть? – приуныл Байхин.
– Каждый киэн сам себе кольца-шарики мастерит, – строго произнес мальчик. – Но как ты есть новичок первоучебный… вот, – он высыпал Байхину на колени несколько шариков. Даже в лунном свете видно было, что шарики порядком выцвели и затерлись.
– Это мои самые первые, – сообщил мальчик. – Я с ними давно не работаю.
У Байхина дух захватило. Какой неслыханный, поистине волшебно щедрый дар! Не королевская корона, не шкатулка с самоцветами, не чудесный меч – исполнение мечты.
Байхин глядел на шарики, не смея прикоснуться к ним, ничем не отдарив сипатого мальчишку взамен. Но чем его отдарить, да так, чтоб не обидеть? Выставить ему угощение? Начинающий ученик не вправе угощать мастера. Что-нибудь из предметов ремесла? Каким, спрашивается образом? Игрушку… ведь он еще ребенок? Талисман на удачу?
Талисман у Байхина был. Мячик, утыканный разноцветными перьями, он играл им еще в детстве. Только его и прихватил с собой Байхин на память из родного дома, помимо вещей, необходимых в дороге.
Рука Байхина просунулась за пазуху, извлекла оттуда цветастую игрушку и нерешительно замерла. А вдруг мальчик все же обидится? А вдруг это ошибка?
Но нет, никакой ошибки. При виде игрушки у парня так глаза заискрились, что Байхин едва не рассмеялся.
– Здоровская штука! – восторженно выдохнул мальчик. – Зачем она?
– Вообще-то я хотел ее тебе подарить, – смущенно признался Байхин.
– Точно? Ух ты! Спасибо! – Мальчик подкинул игрушку на ладони и с неожиданной силой хлопнул Байхина промеж лопаток. – Вот это удружил! Вот это придумка!
– Ты о чем? – оторопел Байхин. Мальчик его уже не слышал.
– Я еще вот сюда перьев понавтыкаю, – бормотал он. – Оперенные шары… ни у кого такого номера не будет.
Байхин не мог ни слова вымолвить. В горле у него застрял тугой давящий комок. Да, его собеседник был ребенком – и в то же самое время не был. Не пестрая игрушка его обрадовала – замысел нового, еще невиданного номера был для него пестрой игрушкой.
Вечер окончился для Байхина куда приятней, чем начался. Сипатый мальчишка был среди прочих учеников признанным коноводом, и его нежданное благоволение к великовозрастному обалдую делало Байхина неприкосновенным, даже если бы кому и захотелось над ним поиздеваться, – а за время беседы во внутреннем дворике интерес к травле заметно уменьшился. Так что Байхин смог спокойно доесть свою кашу, уже окончательно остывшую и утратившую остатки вкуса, и незаметно удалиться в комнатушку, где давно уже почивал Хэсситай.
Байхин осторожно приоткрыл дверь и постоял немного. Но Хэсситай даже не шевельнулся – умаялся, видно, за день. Байхин прислушался к его размеренному дыханию, вошел на цыпочках в комнату и тихо-тихо притворил дверь за собой.
Устроиться на ночлег двоим в этой мышеловке немыслимо – но Байхин и не смог бы заснуть, невзирая на усталость. Какой уж тут сон, когда твоя заветная мечта лежит у тебя за пазухой и при каждом неосторожном движении напоминает о себе! Байхин прилег было на драную циновку, устилавшую пол, подтянул ноги к животу и попытался запихать голову под мышку, чтобы, невзначай потянувшись, не угодить темечком в стену… напрасные старания! Как он ни силился заснуть, глаза распахивались сами собой – а если и смыкались ненадолго, то Байхину тут же представлялся темный ночной небосвод, щедро усеянный яркими созвездиями деревянных шариков… а ну его совсем, этот сон!
Байхин сел, прислонясь спиной к двери, и осторожно нашарил пальцами свое новообретенное сокровище. Он сжимал шарики в ладонях, оглаживал их, держал на весу, привыкая к их тяжести. Рука так и тянулась подбросить хоть один шарик вверх – и Байхин с огромным трудом удержался от соблазна. Не с первой попытки, так со второй он обязательно уронит шарик, тот с грохотом упадет и покатится по гулкому деревянному полу… перебудит всех киэн… и что еще хуже – всех учеников… и что хуже всего – Хэсситая… нет, лучше не надо. Теперь, когда его будущее в его руках, причем в самом буквальном смысле слова, можно не торопиться. Одну ночь можно перетерпеть. Кидать шарики он начнет завтра – а сегодня с него довольно еле слышного деревянного перестукивания за пазухой. А тем временем можно вволю насладиться предвкушением счастья – когда, словно в ожидании битвы, чуть тянет под ложечкой и радостно холодеют губы, и даже крохотная пыльная каморка кажется томительно прекрасной оттого лишь, что твоя ладонь сжимает кусок дерева, отполированный руками прежнего владельца до шелкового блеска.
- Предыдущая
- 51/90
- Следующая