Чичваркин и «К». Лужники – Лондон, или Путь гениального торговца - Дорохов Роман - Страница 2

• Предыдущая
• 2/10
• Следующая

Как с нуля построить сеть магазинов по всей России? Как воевать с рейдерами в погонах? Чем заняться, если ты продал свой первый успешный бизнес за десятки или даже сотни миллионов долларов? Чтобы задать эти вопросы Чичваркину, автору пришлось поехать в Лондон.

Договориться с Чичваркиным о встрече в 2010 году не сложнее, чем до его отъезда из Москвы. Сначала нужно позвонить на московский номер телефона, известный всем журналистам и 35 тысячам сотрудников «Евросети», – как он сам и предлагал. Если тема разговора покажется ему интересной, Чичваркин предложит связаться по скайпу или прислать письмо по электронной почте – адрес он тоже не раз оставлял в Интернете. По российскому телефону договариваться о встрече он не хотел, в декабре 2010 его все еще прослушивали.

Дальше все еще проще, особенно если у вас есть время, деньги и виза Соединенного Королевства в загранпаспорте. Заранее мы в общих чертах договорились встретиться в Лондоне. Я прилетел в аэропорт Гатуик, позвонил на британский номер Чичваркина и узнал, что у его сына уже начались школьные каникулы, – значит, в Лондоне мне своего собеседника уже не застать, он с семьей уехал за город. В августе 2009 года Чичваркины купили имение в графстве Суррей, в часе езды от Лондона, это если без пробок. Приблизительно тогда же пришел из России запрос на экстрадицию Чичваркина, и стал он на острове «невыездным». Выходные и каникулы Чичваркины проводили в Суррее – «на даче», как ее называет хозяин имения.

Графство Суррей – культовое место среди бизнес-эмигрантов из России. Неподалеку от Чичваркиных живет, к примеру, самый известный политический российский беглец Борис Березовский.

Евгений посоветовал мне поселиться в городке Годалминг, где мы с ним и можем встретиться. До Годалминга от Лондона ехать на электричке минут сорок пять. Если верить «Википедии», здесь живет 21 103 человека. У городка дружеские связи со штатом Джорджия в США и со столицей России Москвой. Ну еще бы.

Мы договорились о встрече в супермаркете в кофейне Costa Coffee. От гостиницы до кофейни идти минут десять, по дороге не спеша разглядываю городок. Очень милое захолустье: уютные двух– и трехэтажные домики с черепичной крышей прорезаются сквозь голые ветки зимних деревьев, кругом – холмы, луга и рощи, неподалеку течет сонная речка Вей. Хотя на дворе декабрь, снега нет и в помине, светит солнышко, кругом зеленеет трава. Ни дать ни взять – ранняя весна в стране хоббитов. Иду и думаю, что Чичваркины тут, должно быть, как дома – до того похоже на подмосковную Жуковку на Рублевском шоссе. У себя в блоге Евгений в августе или сентябре 2010 года хвастался, как хорошо у него в имении собирать грибы.

В супермаркете от лирического настроения не остается и следа. Вокруг царит предрождественская суета, а в кофейне мамаши с малолетними детьми отдыхают от бескомпромиссного шопинга. Минут через пятнадцать появляется Чичваркин. В зеленых джинсах и яркокрасной куртке-безрукавке. Так же выделяется среди толпы, как и в Москве.

Мне здесь нравится, говорит Чичваркин про Британию, но тут же оговаривается: язык он знает плохо, учит его в общении с юристами – «адвокаты – отличные учителя, дорогие», – и не форсирует ассимиляцию, которая происходит естественным путем.

Общение с местными жителями не всегда бывает приятным. У Чичваркиных проблемы с местным административным советом: он не дает им разрешения на увеличение территории для конского манежа, установку детской площадки с качелями, горками и детским домиком и на перенос поближе к дому теннисного корта. «Кому какое собачье дело до моей детской площадки, если ее не может видеть ни один сосед», – горячится Евгений. Административный совет считает иначе: это «нежелательное вторжение, связанное с жилищной застройкой» внутри территории со значительной ландшафтной ценностью.

Словом, Чичваркин и здесь нажил себе врагов-бюрократов. Он считает, что местные жители просто недолюбливают непохожих на них состоятельных людей из Нигерии, Саудовской Аравии или России. Но похожие проблемы были и у прежней владелицы имения британской телеведущей Антеи Тернер. Она потеряла 500 000 фунтов стерлингов, когда местные власти обязали ее разобрать уже установленный теннисный корт, а потом запретили оборудовать площадку для приземления вертолетов.

Чичваркин не унывает: теперь он запросил разрешение засыпать дорожку вдоль границы своего имения – и ему опять отказали. Он объясняет:

– Да этой дорожки вообще не существует, и мы не должны были согласовывать, потому что ничего не изменяем в природе. Кладутся камешки на землю, а сверху опилки, натуральная вещь, не заливается ни бетоном, ничем. Раньше нам отказывали без причин. И мы хотим просто показать, что нам отказывают без причин, что это предвзятое отношение со стороны чиновников.

А потом добавляет, качая головой:

– Меня они считают идиотом. Что здесь, что там (то есть в России). Это мне очень помогает.

С враждебностью окружающих Чичваркин впервые столкнулся в старших классах. Он рос в благополучной московской семье, хотя родился в Ленинграде. Папа – пилот гражданской авиации, мама работала в Министерстве внешних экономических связей. Еще в детском саду Женя подружился с Тимуром Артемьевым. Потом они пошли в разные школы, но остались лучшими друзьями.

В детстве Жене нравилось, как живет его семья, поэтому он мечтал вырасти похожим на родителей. Сначала хотел стать пилотом, как папа, потом – податься во внешнюю торговлю, как мама.

В средних классах начал расспрашивать родителей, где больше всего платят. Те ему объяснили по порядку, как в Советском Союзе можно стать состоятельным человеком:

– вступить в комсомол (без этого не поступишь ни в один вуз);

– потом поступить в Московский или Ленинградский институт управления, МГИМО или на профильный факультет МГУ;

– жениться на девушке с безупречной репутацией;

– заняться внешней торговлей гденибудь за границей.

И вот тогда тебе будут платить суточные больше, чем у бабушки пенсия за месяц, пообещали Жене родители. «Вау!» – так сейчас определяет Чичваркин реакцию школьника Жени на ошеломившую его информацию.

Путь к успеху не задался прямо на старте. В 1988 году, когда Жене исполнилось четырнадцать, пришла пора вступать в комсомол. К тому времени комсомольские билеты уже давно давали почти всем желающим. Ну, школьные хулиганы сами не рвались. А вот те, кто учился хорошо и имел все шансы получить высшее образование, на краснокожую книжицу рассчитывать могли. В любом случае, если молодой человек становился кандидатом на вступление в комсомол, он уже знал: примут обязательно. Иначе его просто не сделали бы кандидатом!

Принимали новичков на собрании комитета комсомола. Их обычно спрашивали об истории молодежной коммунистической организации, задавали обычные для советской мифологии вопросы про «три источника и три составные части марксизмаленинизма». Иногда даже попадались вопросы «с двойным дном»:

– cколько комсомольцев штурмовали Зимний дворец? Ответ: нисколько, комсомол основали в 1918 году;

– сколько стоит хлеб? Правильный ответ: нисколько, хлеб – бесценное достояние советского народа. Ответ неправильный: двадцать копеек за батон.

Разумеется, ответы на все эти вопросы кандидаты знали заранее, и принимали их в 1988 году автоматически. Всегда. То есть, как выяснилось, почти всегда.

Принимавший школьника Женю комитет комсомола сначала единогласно проголосовал за его кандидатуру. Но тут вмешалась парторг школы и потребовала переголосовать. Хотя Чичваркин был одним из лучших учеников класса, но часто хулиганил, причем выступал заводилой. Парторг надолго запомнила строптивого школяра и заставила комсомольцев его «прокатить». «Мне даже вопросов не задавали! Просто сказали, мол, на хуй с пляжа», – и сейчас возмущается Чичваркин.

• Предыдущая
• 2/10
• Следующая