Кирюша из Севастополя - Юнга Евгений - Страница 25

• Предыдущая
• 25/28
• Следующая

— Дайте «Бору». «Бора»?.. «Бора», говорит «РУД». Срочно вручите трубочку «Хозяину». Алло, товарищ капитан-лейтенант! Приветствую вас от имени регулировщиков уличного и прочего движения в Новороссийске и его окрестностях… Да, я самый. Вы своего однофамильца не ищете? Так он у меня. Только что с Ветродуем прибыл из-за облаков. Такое турне совершил, что не выдумаешь… Нет, один. Подробности расскажет лично, а пока нужны средства передвижения: без пересадки — и в госпиталь. Пришлете? Добро. Всех благ!

Он положил трубку на место и повернулся к гостям.

Сидя на его койке, подпирая друг друга спинами, старый и малый крепко спали, разморенные теплом блиндажа.

Февраль на северокавказском побережье, по обыкновению, выдался несносным. Зима ни за что не желала уступать место весне. Погода менялась по нескольку раз на день: то задувала студеная бора, ледяным дыханием опаляя ростки травы, беззаботно выглянувшие из-под земли, и застилая морской горизонт мглой измельченных брызг; то водворялся безмятежный покой и ярко светило солнце. Пронизанный лучами прозрачный воздух был напоен ароматом фиалок, в изобилии растущих по ущельям Мархота. Глаза, утомленные бесснежной зимой, с наслаждением созерцали розовые облака цветущего миндаля, повисшие на горных склонах. В такие часы необыкновенно остро чувствовалась близость полного весеннего торжества. И хотя бора продолжала неистовствовать, на стороне весны было всепобеждающее время. Все чаще проглядывало из-за туч солнце, все дольше оно задерживалось над черноморскими берегами.

В непогожий час одного из таких переломных дней по берегу просторной геленджикской бухты брел одинокий путник. Его издалека приметная маленькая фигурка медленно передвигалась вдоль пустынного взморья. Вид у путника был воинственный: на груди висел автомат, на поясном ремне — запасные диски с патронами и ручные гранаты, за плечами торчало заячье ухо тощего рюкзака. Черная флотская шапка была низко надвинута на лоб. Опущенные и завязанные у подбородка наушники обрамляли румяное от морозного ветра лицо подростка. Ватный костюм и высокие морские сапоги казались одинаково серыми под налетом густой пыли.

Ветер изрядно мешал подростку, но тот упрямо продолжал свой путь. Уже виднелась полуразрушенная бомбами Каменная пристань, расположенная на Тонком мысу, между Геленджиком и Солнцедаром. Она была облеплена кораблями, как старая свая мидиями.

По одну сторону причала в несколько рядов теснились щеголевато-красивые сторожевые катера, так называемые «морские охотники»: небольшие, но отлично оснащенные корабли, окрашенные в цвет штормового моря. У противоположной стенки стояли громоздкие и неуклюжие канонерские лодки, а вокруг них сгрудились миниатюрные сейнера и утлые парусно-моторные шхуны.

Радость сверкнула в глазах подростка, едва он увидел сейнера, и тотчас сменилась неуемным любопытством, как только взгляд проник в гущу сутолоки на пристани.

Вереницы вооруженных автоматами людей сновали среди штабелей, загромождающих причал, спускались и взбирались по сходням и трапам катеров и канонерских лодок, несли на плечах пулеметы и минометы, мешки с провизией и ящики с патронами. Бесконечный людской конвейер двигался молча. Резкие, лаконичные реплики терялись в гуле штормового моря.

Пелена брызг, срываемых ветром с гребней волн, обволакивала корабли и обледенелые края пристани. Воздух был пропитан мокретью, солеными запахами моря и прелых водорослей. Мачты сторожевых катеров, шхун и канонерских лодок безустали вычерчивали замысловатые зигзаги в мглистом предвечернем небе. Грохот шторма поглощал звуки погрузки.

Несомненно, предстоял ночной поход. О масштабах операции нетрудно было судить по количеству кораблей. Не считая канонерских лодок, у пристани в полном составе находились два дивизиона сторожевых катеров и мотоботов. Цель похода не составляла секрета для подростка, едва он увидел на причале массу вооруженных людей в армейской форме, с якорями на рукавах шинелей и ватников. За плечами этих людей, стяжавших боевую славу на всех фронтах и вошедших в историю Отечественной войны под скромным прозвищем морских пехотинцев, были десанты в Керчь и Феодосию. Куда теперь лежал их путь, еще не ведали и сами они, ибо успех подобных операций всецело зависит от соблюдения тайны маршрута до выхода в море. Но несомненно было одно: на Каменной пристани шла подготовка морского десанта, предназначенного для высадки в тылу противника, где-то на побережье Черного моря. Куда же?..

Снедаемый далеко уносящими от Солнцедара мечтами, подросток ступил на пристань и начал пробираться меж штабелей груза к трапу канонерской лодки, с которой удобнее всего было спуститься на ошвартованные к ней сейнера.

Его появление на причале обратило общее внимание и породило множество шуток:

— Смирно, черноморцы! Адмирал прибыл.

— Хлопчик, а ты у мамы спросился?

— Привет снайперу!

Он беззлобно огрызался, проходя мимо подтрунивающих над ним морских пехотинцев, пока его не взял под защиту ражий боцман канонерской лодки, управлявший погрузкой с неменьшим искусством, чем заправский дирижер оркестром.

— Чего привязались? — сердито закричал боцман. — Это же севастопольский сынок… Здорово, Кирюша! Откуда путь держишь?

Подросток поднялся на палубу канонерской лодки.

— Из госпиталя, товарищ главстаршина.

Боцман сочувственно вздохнул.

— Угадал в самый раз. Сыпь до нашего кубрика. Там со всех сейнеров и шхун собрались.

Слова боцмана ничего не объяснили Кирюше.

Он хотел расспросить его, но боцман уже умчался к трюму, а над бортом, где был спущен штормовой трап на сейнера, вдруг выросла голова усатого механика «СП-204». Андрея Петровича.

Добрую минуту механик оставался неподвижным, изумленно рассматривая подростка, затем вскарабкался на палубу и, раскинув руки, поспешил навстречу ему:

— Кирюша!

Он сграбастал и затормошил его.

— Признавайся по совести: сбежал из госпиталя?

— Честное слово, отпустили! — отстраняясь от усача, обиженно ответил Кирюша и достал из кармана ватника сложенную вчетверо бумажку. — Справка есть.

— На что она мне, — добродушно отмахнулся механик, — ты ее капитан-лейтенанту покажь, то-то удивится. Сегодня утром разговор шел про тебя, когда вернулись в базу. Комдив спрашивал, почему помощника не беру. А я, по совести говоря, тебя ждал. Так что место не занято.

Лицо подростка просияло. Он доверительно сказал:

— Два дня за докторшей ходил. Упрашивал: пустите до дому, что вам стоит, мне же на корабль надо.

Андрей Петрович с одобрительным изумлением посмотрел на Кирюшу. В словах его и в тоне, каким он произнес их, было почти неуловимое, что безошибочно учуял бывалый моряк: верность морю, как говорится, до «деревянного бушлата».

— До дому, говоришь… Соскучился, сынок?

— Еще как! И слышал, что наш дивизион куда-то снимается.

— Слышал, слышал! — ворчливо протянул механик. — Зачем тебе всякий раз соваться в пекло? Знаешь, куда идем?..

— До Севастополя? Да, Андрей Петрович?

Механик грустно и понимающе усмехнулся:

— Так все мечтаем, а война терпению учит. Сейчас прояснится. Наш комдив зря не созывает. Ступай-ка со мной.

Обхватив подростка за плечи, он повел его вдоль борта к полубаку, под навесом которого блестел желтый просвет входа в кубрик.

Быстро смеркалось. Люди на причале, силуэты «морских охотников», очертания канонерской лодки расплывались в густеющих сумерках. Гигантскими струнами, готовыми вот-вот лопнуть от напряжения, натягивались под напором зыби стальные тросы и терлись о чугунные тумбы кнехтов[15]. Сила трения была такова, что над кнехтами, словно над кресалом, вспыхивали снопы искр. Огненные брызги то и дело сыпались в густеющую темноту.

Дверь в кубрик была гостеприимно открыта настежь, но проникнуть внутрь помещения Кирюше не удалось.

• Предыдущая
• 25/28
• Следующая