Изольда Великолепная - Демина Карина - Страница 26

• Предыдущая
• 26/97
• Следующая

На сей раз Магнус выбрал занятие, казалось бы, и вовсе странное: присев на краешек стола, для чего ему пришлось приложить усилие, лорд-дознаватель выкладывал башенку из гладких речных камней. Некоторые камни были белые, другие – зеленые, цвет третьих и вовсе менялся в ненадежном свете камина.

– А я уж думал, что не дождусь тебя, дорогой племянничек, – сказал он, аккуратно размещая плоский, двенадцатый по счету, камень на вершину башни. – Да… не ждал тебя так рано. И занят был.

Кайя осторожно прикрыл дверь и замер. Меньше всего ему хотелось неосторожным движением нарушить равновесие. Башенка рухнет. Дядя расстроится. А дядю Кайя любил и расстраивать не желал.

– Наслышан, наслышан…

Башенка приняла еще один камень и опасно зашаталась.

– …побегать заставили… ничего, оно и полезно за женщиной побегать. Кровь быстрее ходит. Геморрой позднее появляется.

– Дядя! Это не смешно.

– Конечно, дорогой. Геморрой – это совсем не смешно. Вот доживешь до моих лет и сам прочувствуешь. Если доживешь. Что с этой историей делать будешь?

Неудобный вопрос, на какие дядюшка был мастер. И у Кайя отмолчаться не выйдет.

– Пока не знаю. Ничего, наверное. Она жива. И цела. А лишний шум сейчас ни к чему.

– Ну да, ну да…

– Ты не согласен?

Камушек закачался, и вся башня заплясала, но продолжала держаться, словно скрепленная потайным стержнем. Впрочем, от дядюшки всего можно было ждать.

– Самодурства тебе не хватает, дорогой мой. Со всеми-то ты в мире жить хочешь. А повесил бы пару-тройку лишних людишек, глядишь, другие и присмирели бы. Думать бы стали…

– Закон…

– Закон – это ты. И пока ездят на тебе, ездят и на законе. Сегодня твоя жена взяла и «потерялась», а завтра, глядишь, и вовсе несчастный случай приключится. Это я к примеру…

– Не приключится.

– Ну конечно, не приключится. Я же здесь. Присмотрю… присмотрюсь заодно.

Магнус разом потерял интерес к башне, и камешки посыпались на пол.

– Проголодался я что-то. Составишь компанию старику? Заодно расскажешь толком, чего вы тут натворить успели. Мало, ох, мало я вас порол…

– Ты нас вообще не порол.

– Да? – удивился Магнус. – Надо же, какое упущение. Вот и сказывается теперь.

Он заковылял, прихрамывая сразу на обе ноги. Некогда переломанные, они так и не срослись нормально, и теперь Магнуса мучили боли, особенно к перемене погоды. Надо сказать, что вид Магнус имел самый потешный. Широкие плечи его прогибались, словно не в силах были вынести тяжесть рук. Спина перекашивалась на одну сторону – время от времени Магнус забывал, на какую именно. Он носил неизменно яркие сюртуки и высокие шляпы, утверждая, что они добавляют ему значительности. А вот от тростей отказывался, пусть и самых дорогих, утверждая, что, пока живой, будет ходить сам.

На лице Магнуса навсегда застыло выражение безумного веселья. Лысину его портили пучки волос, торчащих ветвями дикого колючника. Рыжие брови срастались над переносицей, а редкая бороденка всегда пребывала в состоянии беспорядка. Он и сейчас мял, теребил и выдергивал кучерявые волоски.

Пока спускались, Магнус молчал, лишь нервное подергивание пальцев выдавало в нем движение мысли. И Кайя не мешал. Он знал, что дядюшка заговорит тогда, когда сочтет нужным.

– Помнится, ты мне написал, что не знаешь, можно ли теперь доверять Урфину… – Магнус открыл рот только тогда, когда подъемник остановился.

Нижние этажи замка были прорублены в скале. Прорублены давно и частью забыты. Многие из старых ходов Кайя велел заложить камнем, иные обвалились сами, но были и третьи, сохранившие подобие жизни. Молчаливый раб в темном одеянии – тень из теней – ждал у подъемника. Здесь начинались владения Магнуса Дохерти, и Кайя не мог бы определенно сказать, сколь далеко они простирались.

– И каков ответ?

– Ну… если бы он пошел навстречу твоему безумному желанию и заключил договор с той неживой девкой, я бы сказал нет.

– То есть эта его выходка – доказательство?

Магнус преобразился. Его хромота уменьшилась, а спина распрямилась, и даже выражение лица стало другим.

– Отсутствие доказательств неверности не является доказательством верности. Учи тебя, учи, а все без толку.

Раб остановился у двери, перетянутой двумя железными полосами. Впрочем, дверь стояла давно, полосы изрядно проржавели, а дерево рассохлось. Но и это, как многое другое, было обманом. Кайя знал, что под слоем гнили лежит каменный дуб, а ржавчина вовсе не ржавчина, но умелый рисунок. Зачем он был нужен? Магнусу захотелось.

– Сам-то ты ему веришь? – Магнус принял факел и жестом отослал раба.

– Верю.

– Вот! И верь. Понял?

– Нет.

– Ты или веришь, или проверяешь. Если проверяешь, то уже не веришь. А без веры какая дружба? Был друг да весь вышел… а если не вышел, то и ладно, то и радуйся.

Покои Магнуса были невелики и скудно обставлены. Он мог бы выбрать любые, но утверждал, что выбрал именно те, которые ему по вкусу. Пожалуй, единственной его уступкой Кайя стали ковры, укрывшие и пол, и стены, и даже потолок. Они и еще огромный камин хоть как-то спасали от холода и сырости.

– Присаживайся, племянничек… вот на тот стульчик присаживайся. Его точно не сломаешь. А к остальным я привык, да…

Почти все пространство комнаты занимал стол. Сделанный из цельного спила, он был отшлифован и покрыт лаком, состав которого так и остался секретом тишасских мастеров. Стол, несмотря на прожитые годы – а было ему втрое больше, чем Магнусу, – сохранил яркий блеск и янтарный, желтоватый отлив древесины. На столе, впрочем, как обычно, стояли блюда. Были здесь и перепелки, тушенные в меду, и морские ежи, и устрицы на большом блюде со льдом, и фазаны, украшенные перьями. Сладкие булочки с начинкой из соловьиных язычков, длинный осетр, запеченный целиком, щучьи щеки и многое другое. Магнус Дохерти любил поесть, утверждая, что из всех радостей ему доступна лишь эта, а значит, нет смысла в ней себя ограничивать.

– А то, что он говорил про… леди Лоу.

– Леди, леди… Мой братец, чтоб ему икалось, крепко перестарался с твоим воспитанием.

– Так значит…

– Съешь лучше перепелочку, а то бледненький вон какой. Занятная птица эта твоя леди. Из тех, что на падаль летят, да и раненых добить не брезгуют. Но ты не волнуйся, я бы этого брака точно не допустил.

Магнус подвинул к себе блюдо с бобровым хвостом, тушенным в цветном соусе. Ел он руками, вытирая пальцы о кружевные манжеты, по внешнему виду которых можно было сказать, что использовались в качестве платка они не единожды.

– А нынешняя, говорят, добрая. Лошадку вон пожалела. Историю рассказала. Презанятную историю… жаль, не с начала слушал. Может, перескажет, если попрошу? Откуда только знает… и умеет… что она вообще знает и умеет? Родители кто? Занималась чем? Небось постеснялся спрашивать?

Магнус ловко расколол морского ежа и ложечкой принялся вычерпывать икру.

– Ну и что мне делать? – поинтересовался Кайя.

– Мальчик мой, не позорь семью. В твоем возрасте уже пора бы знать, что с женой делают.

– Дядя!

– Что?

– Ничего.

– Вот и правильно. Ты ешь, ешь. Вот еще севрюжьи спинки попробуй. С чесночком.

Сопротивляться дядиному гостеприимству было бессмысленно, ко всему Кайя действительно проголодался.

– Вот поешь, и пойдем работать… клиент ждет. Клиенту оно и полезно, но передерживать тоже не стоит. Мало ли, какие мыслишки в голову взбредут. Выколачивай потом.

Клиентов, как привык выражаться дядюшка, было двое. Один висел на дыбе и уже мало походил на человека. Он и кричать-то не мог, лишь слабо дергался, когда палач тыкал в него раскаленным прутом. Зато второй, довольно молодой парень, был цел, невредим и изрядно бледен. Он с трудом сдерживал крик, словно пытали его.

– Знакомься, племянничек, это Дункан. Дункан, это мой племянник. Ты его, наверное, видел. И даже стрелял… нехорошо, Дункан. Родственников у меня мало. Берегу. Переживаю.

• Предыдущая
• 26/97
• Следующая