Нелегкий флирт с удачей - Разумовский Феликс - Страница 39

• Предыдущая
• 39/114
• Следующая

— Слушай сюда, Сергей Иванович, — Лысый сухо кашлянул, опустил глаза, — и заруби себе на носу, чтобы без дураков. Займешь четвертое место. Побьешь двух первых говнюков и ляжешь под Черного Буйвола — заплачены очень серьезные деньги. Если будешь паинькой, погасишь долг и поедешь в Норвегию. Смотри у меня, не вздумай показывать характер. Усек?

— Понял, не дурак. Волчьи законы рыночной экономики, — Прохоров встал и, хрустнув пальцами, пошел из тренерской, — буду паинькой…

Пока он переодевался, настраивался на бой, работал на координацию и гибкость, почтеннейшая публика тоже разминалась — водочкой, коньячком, французским винищем. Закусывали разнообразно, однако сегодняшним вечером особым шиком считалась эротическая кухня. Маленькие хлебцы в форме хрустящих фаллосов, шампанское с устрицами а-ля великий Казанова, салат с сельдереем по рецепту мадам Помпадур и, конечно, рыбная пикантная похлебка, с помощью которой Апулей, говорят, и совратил свою будущую супругу. Ели суп из креветок на курином бульоне, жрали рис, сваренный в молоке, с перепелиными яйцами, луком и медом, давились омлетом с имбирем и перцем, рыгая, делились впечатлениями:

— Ну, братва, у меня уже встал, хрен с ним, со стриптизом, пойду засажу кому-нибудь…

— Лапа, одно из двух, или у меня будет понос, или у тебя будет ночь любви…

— Милый, я под эти артишоки кончаю, кончаю, кончаю…

Не хлебом единым жив человек. На сцене голая, похожая на свиноматку тетка лихо откупоривала влагалищем бутылки, курила этим же самым местом, рисовала фломастером портреты на заказ. Это имело успех.

— А жопой слабо?

Публика бешено аплодировала, халдеи неслышно служили, мэтр из-под кустистых бровей зорко посматривал по сторонам. Обстановочка была самая непринужденная, все ждали начала драки и похабели. Народу потихоньку прибывало, смех и звон посуды заглушали чувственные звуки музыки, и в жизнерадостной этой суматохе никто не обращал внимания на бородатого мужчину в скромных роговых очках. Сам черт не узнал бы Полковника, лично приступившего к первому этапу операции.

— Ступай, милая, мне сегодня нельзя, — отмахнулся он от приставшей было потаскушки и, усевшись на высокий табурет у стойки, вежливо спросил сока и фисташек. — Томатный, пожалуйста.

— Пожалуйста. — Респектабельный, похожий на евангелького патриарха бармен ловко сыпанул треть стакана льда, до краев налил разбодяженного сока и так вытряхнул фисташки на блюдечко, что половина осталась в пакете. — Прошу. У вас на редкость удачный галстук.

Манеры его были безупречны, голос хорошо поставлен, а глаза светились неземной, прямо-таки вселенской скорбью по всем алкающим, заблудшим и погрязшим.

— Спасибо, уважаемый. — Полковник протянул хрустящую бумажку, щедро отказался от сдачи и отважно пригубил розовую бодягу. В ценителе мужских аксессуаров он без труда узнал бармена из дискотеки «Эль Гуачо», который давным-давно проходил у него по одному плевому делу. Как же его фамилия-то? Еврейская такая, незапоминающаяся — не то Бриль, не то Бруль. А, точно, Бриль… Ишь ты, почти не изменился, все в том же амплуа — покой нам только снится. Неужто не наворовал еще на спокойную старость?

Обижаете! Давно уже наворовано. Всего у Семена Натановича Бри ля было в избытке — и дом, и «мерседес», и «зелени» полнаволочки, — просто не мог он никак расстаться с любимым делом. Привык воровать, Рассея. Чего только не было в его жизни — и лотки с бананами по рубль девяносто килограмм, и шампанское, разбавленное минералкой, и маслице из маргарина. Теперь дело к концу. И хоть говорят, что старый конь борозды не испортит, но вот и глазомер уже не тот, и рука дрожит. «Гады годы…»

— Хороший сок, пробирает. — Полковник не допил, слез с табурета и сразу затерялся в кабацкой суете — автоматически, с глубоким профессионализмом он действовал согласно плану… Проворные ноги понесли его к двери, на которой нарисованный бульдог весело справлял малую собачью надобность. Улыбался пес со значением — туалет и в самом деле вызывал только положительные эмоции. Не какой-нибудь там нужной чулан, вульгарный сортир, банальный клозет, заурядная ретирада. Нет, это был храм неги, чистоты и покоя. Каррарский мрамор, французская сантехника, зеркала во всю стену, цветущие спатифиллумы в позолоченных вазонах. Только Полковник не стал наслаждаться стульчаком с подогревом и мягчайшим, шелковистым на ощупь пипифаксом. Закрывшись в кабинке, он приподнял крышку бачка и бросил внутрь что-то очень похожее на шарик для пинг-понга. Спустил воду, вышел и принялся не спеша мыть руки над розовой, в тон стенам, раковиной.

— Там курят девочки с ужасными глазами,

А с ними дяди без волос и с волосами,

Тра-ла-ла-ла-ла-ла…

Пел он на редкость фальшиво, казалось, на ухо ему наступил не медведь даже, а слон.

В зале между тем уже яблоку было негде упасть, а жаждущих хлеба и зрелищ все прибывало — косяками шла братва в блайзерах и цепях, тянулись стаями золотозубые кавказцы, вели под руки своих дам русские, из новых, — все как на подбор крутые, вальяжные, полные дерьма и спеси. Шум, гам, пьяные базары, сигаретный дым и звон бокалов, запах миндаля, аромат духов и всепроникающая вонь чеснока. Наес fac ut felix vivas — in vino veritas[20] .

В углу, под листьями монстеры, устроились чекисты — бдили, гнули свою линию, держали связь и руку на пульсе операции и чинно угощались «ю сцу хао хинг хяо» — зеленым стручковым перцем с мясом по-китайски. Одетая в шифоновое платье с декольте, Блондинка напоминала обманутую жену, вальяжный Подполковник, в смокинге и «кис-кисе», — коварного и похотливого мужа-изменщика, шикарная Брюнетка в бриллиантовых серьгах — властную, роковую, необузданную сердцеедку. Со стороны — ничего особенного, банальный любовный треугольник. Но это только со стороны…

— Это первый, проверка связи. — Подполковник, оглянувшись, приложил салфетку к губам, наклонил лицо к миниатюрному микрофону на груди, и сейчас же в левом ухе у него раздалось:

— Второй первому, есть контакт.

— Третий, норма.

— Четвертый на линии, порядок.

• Предыдущая
• 39/114
• Следующая