Кейн. Ветер ночи - Вагнер Карл Эдвард - Страница 16

— Я бы этого не делал, — посоветовал Кейн.

Эберос сжал кулаки, встревоженный и рассерженный. И все-таки он не решился взять статуэтку.

— Я должен вернуть ее обратно, прежде чем Даматист заметит пропажу, — объяснил он.

— Ну что ж, ты просто скажешь своему хозяину то, что сказал бы, если бы проиграл деньги, которые я тебе дал, — предложил Кейн без малейшего сочувствия. — И раз уж ты теперь богат, почему бы тебе не проверить — может, какой-нибудь город на юге нуждается в алхимике?

— Хорошо, я дам за нее двести монет.

Кейн покачал головой, высокомерно улыбаясь.

— Двести пятьдесят… и не больше!

— А раньше ты заявлял, что она бесценна…

— Черт! Ну назови свою цену! Я не хочу ссориться с Даматистом.

— Мой гнев может оказаться страшнее, — предупредил Кейн.

На толстой шее взбешенного Эбероса вздулись вены. Он потянулся к мечу. Стоящий за его спиной вальданец испуганно отодвинул мешки с золотом. Вебр и Хайган не спеша приблизились и встали по обе стороны Кейна. На их грубых лицах играли издевательские усмешки. Левардос встал, ничуть не изменившись в лице. Не спеша приблизились остальные люди Кейна. Приземистый Станчек отдал какие-то инструкции своему помощнику, а потом тот направился к двери и стал ее запирать.

Кейн взял статуэтку со стола и начал перекатывать ее на ладони. Он усмехался с глумящимся видом. Смерть читалась в его взгляде. Эберос понял, что она кружит где-то поблизости.

— Да пес с ним, что мне этот Даматист! — рассмеялся он неожиданно. Его слова прозвучали как предсмертный хрип. — Я научился всему, чему мог обучить меня старый скупердяй. И у меня достаточно золота, чтобы жить в свое удовольствие. Бери эту проклятую статуэтку, раз тебе так хочется, — пусть Даматист сам ее ищет. Ну а я, пожалуй, поищу в другой таверне еще парочку богатых придурков, которые со мной сыграют…

Дрожащими руками он сгреб со стола золотые монеты и, подобострастно улыбаясь, пошел к выходу. Испуганный вальданец следовал за ним как тень. Оба исчезли за драным занавесом.

Вебр и Хайган расхохотались, присвистнули и снова стиснули бедную танцовщицу. Опирос взял из рук Кейна статуэтку и взглянул на нее с восхищением. Левардос позволил себе еле заметно улыбнуться.

Кейн заметил издевательские жесты Станчека и неодобрительно покачал головой.

— Ему снова сегодня повезло, — ответил он на молчаливый вопрос в глазах Левардоса. — Несколько тысяч золотом, охрана — один человек, и этот паршивец вышел отсюда живым. Станчек полагал, что я собрался этим заняться.

— Можем его разыскать, — предложил помощник, поднимаясь.

— И не пытайся, — посоветовал Кейн. — И все-таки я заполучил смертельного врага. Мог ведь прикончить его сразу, но позволил уйти. Скажи, Левардос, был ли я когда-нибудь раньше столь неосторожен?

— Нет, — признался тот и вложил свой стилет в ножны, спрятанные в рукаве.

Кейн угрюмо уставился на входную занавесь. Опиросу пришло в голову, что его заинтересованность в черной фигурке могла доставить Кейну непредвиденные хлопоты. В конце концов, у Кейна с алхимиком были деловые связи, а ведь Даматист наверняка узнает, в чьи руки попала статуэтка…

— Не волнуйся из-за Эбероса, — успокоил его Кейн, когда поэт поделился своими сомнениями. — Если он не глупей, чем я думал, сегодня к утру он будет далеко от Энсельеса. Даматист непременно обвинит его в краже. Он в таких делах весьма злопамятен… Теперь статуэтка твоя. Интересно, что ты намерен с ней делать?

Поэт уже принял решение.

— Я же тебе сказал: я надеюсь вызвать Клинур, чтобы отправиться за нею в загадочное царство снов. Буду тебе очень благодарен, если покажешь, как это делается. Думаю, ты знаешь о колдовстве гораздо больше, чем хочешь показать… Но если ты против, я сам где-нибудь отыщу рецепт.

— Ты потратишь на это немало сил, — заметил Кейн. — Ладно, раз ты так решил — пусть будет по-твоему. Но учти: риск очень велик. Может, подождем, пока твой разум не прояснится?

— Я хочу попробовать как можно скорее, — заявил Опирос, старательно наполняя свою кружку. — Ну хорошо, подождем. Попробуем завтра?

— Завтра ночью, если пожелаешь, — согласился Кейн. — Ночь — время Клинур. Я все приготовлю.

— А где ты собираешься провести эксперимент? Мой дом сгодится?

Кейн покачал головой.

— Думаю, мы найдем что-нибудь получше. Атмосфера тайны — вещь чрезвычайно важная. Нужно уединенное место, где никто нам не помешает, где нет дурных эманаций. На сны сильно влияет окружение, в котором находится спящий. Добрый дух Энсельеса не благоприятствует видениям, которые ты ищешь. Нужно вызвать Клинур в Старом Городе. В каком-нибудь из святилищ, что до сих пор излучает оккультные флюиды, которые помогут тебе войти в контакт с музой мрака.

— Святилище Ваула? — предложил Опирос.

— Это воинственный бог с холодной и несколько прозаичной натурой, — возразил Кейн. — Я же имел в виду святилище Шенан. Богиня Луны должна способствовать нашим начинаниям.

— Я не знал, что ее культ простирался так далеко на север. А где ее святилище?

— Я покажу тебе, — уклончиво пообещал Кейн и начал толковать о процветании культа Шенан во времена Старого Города.

Они беседовали до поздней ночи. Левардос ненадолго покинул их, чтобы выполнить какое-то поручение. Когда он вернулся, то стал о чем-то шептаться с Кейном. Опирос почувствовал усталость и начал зевать. Бессчетные кружки пива в конце концов притупили его истерзанные наркотиком чувства, изгнали из головы голоса и образы. Опирос неожиданно решил, что достаточно пьян.

— Ну ладно, я, пожалуй, пойду домой и немного отдохну, — заявил он, подавив зевоту. — А может, мне лучше сегодня не спать? Может, я должен терпеть как можно дольше, чтобы крепче заснуть завтра ночью?

— Нет, отдохни немного, — сказал Кейн. — Если все у нас получится, тебе не придется засыпать. Клинур сама проведет тебя через врата сна.

— Ну, значит, до вечера, — бросил поэт, неловко собирая свои листки. Ониксовую фигурку он еще раньше завернул и спрятал за пояс.

— Подожди, я пойду с тобой, — сказал Кейн. Он кивнул своим людям, чтобы те собирались. — Если ты случайно наткнешься на Эбероса, тебе придется дорого заплатить за риск, которому ты его подверг…

Когда они вышли из «Таверны Станчека», близился рассвет. Небо было еще темным, однако звезды уже начийали бледнеть. Было холодно и очень тихо. После задымленной, душной атмосферы таверны свежий воздух пьянил, как крепленое вино. Прохожие встречались редко. В этот час даже те, кто пренебрегал сном, улаживали свои дела за закрытыми дверьми.

И уж никак не ожидал Кейн, что в это время суток к нему пристанет нищенка. Сначала они услышали в темноте ее рыдающие причитания, а затем — шаркающую походку. В слабом свете фонаря возник ее силуэт. Факел, который нес Хайган, высветил фигуру женщины.

— Эй, господин хороший, подай монетку бедной матери! Прошу тебя, грошик для матери и ее дитятка…

Нищенка оказалась не старой, хоть грязные лохмотья и изможденное лицо добавляли ей лет. Младенец, закутанный в тряпки и похожий на бесформенный узел, сосал грудь. Личико его было накрыто материнской шалью.

Хайган шагнул вперед, чтобы прогнать попрошайку, но, пораженный неистовым блеском ее глаз, решил пропустить женщину к Кейну.

— Кейн! Да неужто это в самом деле ты? — подходя ближе, вкрадчиво воскликнула нищенка. — Ох, Кейн, ты ведь не пожалеешь денег, поможешь матери и бедному больному малютке? Он пока еще не умирает с голоду, но, если я не найду денег на хлеб и мясо, ему придется отправиться в лучший мир…

Ее бледное лицо показалось Кейну знакомым, однако он не смог припомнить, где и когда встречал эту женщину.

— Отчего ты просишь ночью, когда на улице нет людей? — буркнул он, ткнув в нее пальцем.

— Днем я теряюсь в толпе. Кроме того, порядочным людям неприятно видеть меня на улицах, — пожаловалась она. — У стражников нет сострадания к бедной матери и ее сыночку.