Класс отщепенцев (СИ) - Ефимов Алексей Алексеевич - Страница 11

Если кто и смутился, то это были гномы. Остальные недоуменно покачали головой — это ж надо же такое придумать…

Урок закончился, и группа шумно вывалилась в коридор. Когда аудитория осталась далеко позади, Валек пристал к гремлину:

— Подожди, я не понял: ты что, предлагаешь маркировать монеты рунами, чтобы их не подделывали, а преподаватель показал знак тюрьмы? — теперь засмущался уже гремлин.

— Ну–у… Не совсем… Может, это и имело бы смысл, скажем, с золотыми монетами, чтобы их не стачивали, ну и если сделать простенький артефакт, который отличит настоящую руну от подделки… Это было бы неплохой гарантией подлинности золота. Но я имел ввиду не это. Это у людей знак скрещенных пальцев обозначает тюрьму. А у гремлинов этим знаком обозначаются те подземелья, в которых мы… ну–у… развлекаемся…

— Это те самые, в которых полным–полно ловушек, но дурачье туда все равно ломится? — встрял Сержи, которому тоже было любопытно.

— Да, они самые. У нас в каждом округе такие есть… Смотреть сквозь скрещенные пальцы у нас как раз обозначает смотреть такое представление… Ну, в смысле смотреть сквозь щелочку на то, что делается в темнице… А делается там… Ммм… — гремлину не особо хотелось распространяться на этот счет. — Короче, байки о том, что внутри полно сокровищ отчасти правдивы, иначе смысл был бы туда лезть… Другое дело, что и сокровища там…

— Гремлинские! — буркнул Голан, слушая в пол уха историю Тридрилла.

— Во–во! Именно что гремлинские. Когда я говорил, что монеты можно защищать, то имел ввиду вовсе не защитные руны… Оборона, как у нас говорят, тоже должна быть веселой…

— У вас даже похороны веселые! — опять встрял гном, но на него неодобрительно шикнули, чтобы не перебивал.

— Похороны — в первую очередь! Ведь одним старым карликом, отравляющим жизнь всем окружающим, стало меньше… Но дело не в этом. Представляете, как это бывает весело, когда путник преодолел полный опасностей лабиринт, и нашел где‑то в углу горсточку монет? А монеты‑то непростые! А этот увалень хватает их и сует себе по карманам или в сумку! А потом жалеет… если еще может!

— А что с ним происходит?

— А что с тобой произойдет, если тебе в штаны расплавленного металла налить? — задал вполне себе риторический вопрос гремлин.

— Ого… — у Валека прямо глаза округлились от представленных перспектив.

— Ну–у… Это не единственный вариант. Чаще у нас используются руны трансмутации или обмена…

— А это‑то что? — Салли уже отошла от прошлой информации и жаждала подробностей. По большому счету она весьма одобряла идею залития расплавленного металла в штаны некоторым представителям противоположного пола — уж очень донимали.

— Понимаешь… Монеты — это все‑таки награда… Награда гремлинам, разумеется, досидевшим до этого этапа, потому что монеты на дороге в лабиринтах не валяются, и доходит до них мало кто. Поэтому этот этап хочется разнообразить. А что может быть разнообразнее заклятья трансмутации?

— Подожди, я не понял — монеты превращаются во что‑то еще?

— Не монеты. То, с чем они соприкасаются. На монеты рунами наносится заклятье, но срабатывает оно, тогда, когда с чем‑нибудь соприкоснется. И не сразу, а проконтактирует какое‑то время — чтобы не сработало, как только их коснулись руками, хотя бывает и так. Понимаешь, это как лотерея! — Гремлин от возбуждения даже начал жестикулировать, пытаясь изобразить наиболее захватывающие подробности. — Вот человек кладет заветные монетки себе в мешок, и идет дальше. А потом снова открывает свой мешок — перекусить там, или инструмент какой найти. А там вместо жареного кролика — живая змея! Ну, или скорпион. А вместо набора отмычек — пригоршня гвоздей! Это так заклятья обмена работают — у нас для этого специальные пронумерованные ящики с «приветами» есть. А трансмутация — это когда вместо металла у тебя ржавчина, вместо дерева — труха, а вместо еды — гумус. Представляешь, как весело?!

— Просто животики надорвешь! — буркнул гном, не одобрявший подобного обращения с монетами. С искателями сокровищ — еще куда ни шло, можно сказать, туда им и дорога, но монеты‑то зачем портить?

— Мне другое интересно… Нашему преподавателю это все откуда известно? И жест, которым мы особо часто не обмениваемся, и уж точно без посторонних глаз, и наши шутки с рунами… — задумчиво закончил гремлин.

— Я бы сказал, что он слишком хорошо информирован… Для человека… — на Сержи вновь накатила волна подозрений, хотя он и был рад наличию в этих стенах толкового преподавателя.

Следующим предметом была ботаника, которая и должна была стать гвоздем сегодняшней программы.

Ботаника читалась студентам академии на первом и втором курсе, и была как бы предтечей алхимии. Не то чтобы преподавательница по ботанике Нинон Рэссер была такой уж лютой… Просто она довольно искренне считала, что любой, переступивший порог данного заведения, попросту обязан знать те немногие азы, что может усвоить едва спустившаяся на землю обезьяна за два года. Ну, или ставший на задние лапы кот, например. Другое дело, что то немногое, что госпожа Рэссер считала азами, едва помещалось в десять полных фолиантов, а у обезьяны как‑то само–собой предполагается, что есть абсолютная память и нет других предметов.

Что характерно, когда мы упоминали всех переступателей порога Академии, то не имели ввиду только студентов. И даже не преподавателей. Регулярному вычитыванию за безграмотность подвергался весь без исключения персонал. А порой даже и гости храма науки. Просто некоторые принципы госпожи Рэссер были прочнее сомнительных аргументов, выдаваемых уклонистами за здравый смысл. Ей здравый смысл говорил, что ее знания бесценны, опыт — исключителен, а преподавательский талант вообще не имеет аналогов, и со стороны окружающих крайне неосмотрительно, и местами даже преступно пренебрегать этими сокровищами. А поскольку в храме науки примером образованности должны быть не только специальные люди… И минимумом знаний должен обладать вообще каждый на любой экстренный случай… В общем, каждый спасался, как умел, и только студенты были вынуждены ждать спасительного третьего курса, когда о злосчастной ботанике можно будет забыть. Те же, кто по каким‑то непонятным причинам выбирал углубленное изучение алхимии, обрекали себя на каторжный труд на весь оставшийся период обучения, ибо с них госпожа Рэссер уже требовала действительно полной отдачи и самозабвенного погружения в предмет. Выдерживали это испытание не многие, но зато который год магистрат магии регистрировал все новые и новые открытия в магической ботанике и смежных областях.

На этом уроке диспозиция отщепенцев была другой. Противника брали широким кругом, в надежде взять в кольцо и задавить по флангам. Но первый натиск все равно кто‑то должен был взять на себя, и этим кем‑то обычно были светлые эльфы и… Дуча.

Вы когда‑нибудь видели гнома с цветочком в волосах? Ну хорошо, пусть не гнома, а гномку… Все равно, это зрелище более редкое, чем плачущий гремлин. Им, по крайней мере, можно луку подсунуть.

В понятии традиционных гномов ботаника — это то, что идет на подпорки в шахтах и черенки в инструментах. Точка. Более прогрессивные гномы делают из нее мебель. Совсем продвинутые — добывают какие‑то редкие ингредиенты. Но чтобы ботанику любить… Зачем? Это же не камень!

Каждый из отщепенцев был в чем‑то чуждым и для своей родной расы. Но Дуча в этом плане была вообще уникумом, проявив сильнейшие способности к магии природы в обществе, в котором о природе знать ничего не желали.

Понятно, что работы в шахте ей не нашлось… Ни работы, ни места, ни даже понимания… Практичность гномов разбивается об их устои. К тому же живые растения в шахте могут представлять из себя некоторую проблему, если их корни вдруг начнут разрушать породу, а рядом с Дучей прорастать умудрялись даже пропитанные специальными составами балки креплений.