Тайга – закон, медведь – хозяин (СИ) - Файзова Елена - Страница 17
- Предыдущая
- 17/49
- Следующая
— Ты что, молишься? Уймись уже, никто твоих собак не трогает! Слышишь?
Но ответа не дождался. Включил свет, потянул Лену за плечо, поворачивая к себе лицом, и только тут сообразил, что она не разговаривает, а бредит. Лоб и руки были горячими. Измерил температуру и испугался — на градуснике, вынутом из подмышки девушки, разглядел тридцать девять и девять…
Сам шептал и приговаривал, как в бреду, пока переносил больную, раздевал и укладывал на кровать. Вывалил на стол аптечку и рылся в ней, не понимая, какое лекарство нужно искать. И лишь когда больно ударился коленом о ножку стола, пришел в себя.
Он с трудом влил в Лену несколько ложек воды с шипучим аспирином и часа два обтирал руки, ноги и лицо девушки мокрым полотенцем. Не заметил, как задремал, прикорнувши рядом с Ленкой, а когда очнулся, то обнаружил, что его пациентку трясет от холода. Пришлось надевать ей носки и укрывать одеялами. Грел ледяные руки девушки в своих. Так и провел ночь, борясь то с жаром, то с лихорадкой, а потом заснул, обнимая Лену, когда ей в очередной раз стало холодно.
Разбудила обоих Белка, которая дольше уже терпеть не могла. Закрыв за ней дверь, мужчина вернулся и увидел, что болезная пытается сползти с кровати.
— Ты куда? Что нужно?
— В туалет…
— Что? Ты даже стоять толком не можешь!
Принес необходимое, подхватил девушку с кровати. От слабости Лена плохо соображала, а потому позволила помочь ей справиться с импровизированным туалетом. Потом морс пила, не ощущая вкуса, и опять погрузилась то ли в сон, то ли в беспамятство. Прошли ещё одни сутки, которые она потом не могла вспомнить. Зато Стеклов помнил все слишком хорошо. За это время ему пришлось не только компрессы менять и наливать горячей водой пластиковую бутылку для грелки. Дошла очередь и до уколов, когда он сообразил, что одним аспирином температуру сбить не получится. Несколько раз переодевал безвольную, безучастную к происходящему девушку. И все время его грызла совесть…
«Нужно было отправить её домой, как только узнал, что она Кромина. А если станет хуже? Да ни один вертолет в такой мороз не прилетит! Я — дурак. Знал ведь, что девчонка с характером, если кричать, будет только назло делать. Нужно было не ругать, а уговаривать её беречься…» — изводил себя Виктор.
На третьи сутки он оставил спящую Ленку, съездил к староверам и позвонил Рассказовым. Соня все действия друга одобрила и дала несколько дельных советов. Евмен принес молоко, мед, масло и кулек с травами. Степнов изумился: в тайге, в глуши мужик, живущий по непонятной вере, раскладывал перед ним продукты в пластиковых упаковках! Естественно, что бутылки и коробочки были поцарапаны и потерты от многоразового использования, но они стали напоминанием о недоступной Виктору цивилизации. И только пахучая смесь трав была насыпана в ситцевый выцветший мешочек.
Обратно Стеклов ехал уже на взводе. Ему вдруг стало страшно, что Лена там одна. А если ей хуже? Он не стал снегоход загонять во двор, скорее кинулся в избу и обомлел: кровать была пуста, и топчан тоже…
— Лена, Лена! — он выскочил на улицу, добежал до бани, распахнул двери и никого не нашел.
Вернулся в тепло, опять позвал девушку. Белка вылезла из своего убежища и непонимающе уставилась на хозяина.
— Ищи! Лену ищи! Где она? — просил собаку Виктор и тут услышал какое- то шуршание у дальней стены за столом. Рванул стол в свою сторону, уронил на пол эмалированные кружки и у стены увидел Ленку, которая пыталась встать и не могла.
— Ты зачем встала? Что? Тебе плохо? Куда ты? — он поднял её и понес в комнату. — Ты почему в куртке? На улице была?
— Я хотела выйти, дверь не нашла… — заплакала Лена от собственного бессилия.
— Господи! Хорошо, что не нашла… Замерзла бы, — выдохнул Стеклов и прижал к себе девушку. — Не нужно никуда ходить.
Как с маленькой снял с неё куртку и один валенок, а она смотрела на ведро в углу и плакала от стыда.
— Ну что за дела? Я выйду, снегоход на место поставлю. Все нормально, — уговаривал он Лену.
Щелкали дрова в печи, что-то мурлыкал радиоприемник, в доме пахло летом, Виктор заварил травяное лекарство. Лена пила молоко с медом и не могла понять, откуда взялась эта благодать для её больного горла.
— Это же не сухое молоко?
— Нет, это настоящее, я к староверам ездил. Сейчас разолью молоко по тарелкам и заморожу, чтобы не скисло, — уже спокойно отвечал Стеклов. — Мне ещё жир барсучий дали…
— Я это пить не буду! — запротестовала Ленка.
— Да не пить. Спину натереть и грудь… ну горло, в общем… — объяснял Виктор. — Но это позже, пока температуру победить нужно.
— Да нет у меня никакой температуры, — пыталась бодриться девушка.
— Заметно, что никакой нет, сквозняком качает, — усмехнулся мужчина, поддерживая кружку больной. Сама она могла пролить все питье, сил едва хватало, чтобы молоко глотать. — Тебе поспать пора, а я сварю супчик какой-нибудь.
— Виктор Михайлович, можете мне собачку дать? — осторожно попросила Лена. — Подержать только…
Виктора в последнее время раздражало, что она обращается к нему по имени отчеству. Он чуть было не возмутился по этому поводу. И на кой ей собачка? Хочет убедиться, что он никуда её не пристроил?
Но в последний момент мужчина сумел сдержаться.
— Могу, но при одном условии: никаких Михалычей больше, а то я себя пенсионером чувствую.
Хитрая Кромина не сказала: «Хорошо, Витя!». Только «Угу» выдавила,
и уснула, придерживая рукой щенка, уткнувшегося мордочкой ей в шею…
Лена болела, а Стеклов хлопотал по дому и около неё. «Натирания» жиром превратились в сладостную пытку для обоих, но оба делали вид, что ничего такого не происходит.
Ленка заворачивалась в одеяло до подмышек, а потом «доктор», стараясь сдерживать дрожь в руках, осторожно размазывал по белой коже народное средство. Девушка вздрагивала от прикосновений сильных пальцев, невольно вспоминая, какие ласки могут дарить эти руки. Виктору же все время казалось, что Лена мерзнет.
— Тебе не холодно?
— Нет, мне жарко.
И, правда, лицо у неё горело. А домашний врач ужасно переживал:
— Температуру нужно измерить…
И вроде бы он волновался за неё просто как за нечаянную любовницу, за внучку учителя, за дочку хороших знакомых. Но было в этом волнении что-то ещё, самому пока непонятное. Бледная, лохматая, пахнущая противным жиром и какими-то таблетками от кашля, она должна была вызывать у него жалость, брезгливость, недовольство. Но не вызывала.
Ни за одним больным в своей жизни он так не ходил. Заботился о многих, но не ухаживал. Матери нанимал сиделку, отца устроил в лучшей палате больницы, друзей навещал, приносил необходимое, доставал лекарства. В своей фирме нескольким сотрудникам оплатил довольно дорогие операции. Но чтобы сам… И было приятно гладить девичьи плечи и спину. Как-то особенно ладно оказалась сложена внучка Петра Никаноровича…
Лену напрягала эта ситуация. Она не ожидала, что Стеклов будет возиться с ней, как с родной, не могла понять причин его заботы. Девушка попыталась заняться обычной своей работой сразу же после того, как очнулась от горячки, но получила отпор. Виктор не просто запретил ей что-то делать, он ещё и сердился и ворчал, что нужно лечиться основательно.
Кромина отболела уже десять дней и чувствовала себя лучше, а главной мечтой было смыть в бане остатки болезни вместе с медвежьим лекарством.
В сильные морозы баню топили редко — слишком много дров и времени требовалось, чтобы нагреть воду и воздух в стылом помещении. Но перед помывкой полагалось провести генеральную стирку. Стиральный порошок уже закончился, и белье замачивали в щелоке, который научил делать Евмен. Стеклов жег угли, заливал их водой, настаивал и получал мыльный раствор. Лена рвалась стирать, но мужчина справился сам, оставив ей только её нижнее белье.
Девушка, окончательно ошарашенная такой повышенной хозяйственностью Виктора, решила, что он пойдет в баню первым, и приготовилась ждать своей очереди. Но…
- Предыдущая
- 17/49
- Следующая
