Выбери любимый жанр

Рождение и гибель цивилизаций - Курляндский Виктор - Страница 9


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

9

Среди других энергетически мощных четырехлетий, достойных подробного рассмотрения, можно упомянуть четырехлетия 1953–1957, 1961–1965, 1985–1989, 1989–1993. Речь идет о России. Очень интересно рассмотреть иранское четырехлетие 1977–1981.. Интересно было бы изучить динамику американо-вьетнамского противостояния от 1965 до 1969 года и от 1969 до 1973 года. Думается, там было много поучительных моментов. Тема изучения четырехлетий в целом далеко не закрыта, и в ней еще много любопытных страниц.

Единая и неделимая

История обречена оперировать «номерами» годов. Попытки введения более точных дат, например, ноябрьская революция 1917 года, оправданны лишь в редких случаях. Естественное стремление укрупнить даты, оперировать десятилетиями или веками лишает историю детальности, делает ее слишком обзорной.

И все же чуть-чуть укрупнить исторические даты было бы неплохо, ибо все, что рассматривает историческая арифметика (решение, осуществление, псевдорешение, вещий сон) для большой истории не так уж и важно. В самом деле, если отвлечься от эмоций, то какое нам дело до того, что в 1917-м матросы штурмовали Зимний дворец. Гораздо важнее, что четыре года спустя на Кронштадтском льду была выкована новая система власти, которой неведомы были ни поражения, ни преграды. А то, что в 1919 или 1918 году эта власть висела на волоске, то, что солдаты воевали без сапог, то, что брат шел на брата, а сын на отца, — так это содержание. Нас же интересует всего лишь наименование.

Реальное значение исторического события определяет всегда год победы. Ибо именно год победы дает трактовку всем событиям, включая формально более важную революционную дату. Однако посудите сами: кто бы вспомнил штурм Зимнего, образование ВЧК и прочую мелочовку, если бы победил Колчак или Врангель? Тут есть определенный исторический парадокс. С одной стороны, все определяет последнее решение революционного года, ибо оно есть зародыш будущего кристалла. С другой стороны, разыскать зародыш в самый момент его зарождения невозможно: его можно вычислить задним числом, когда победа уже одержана.

Выводом из всего сказанного может быть парадоксальная идея о том, что правильнее было бы для исторической объективности не фиксировать отдельные события внутри четырехлетия, а рассматривать четырехлетие как единое и неделимое историческое событие. Точно так же, как никто не рассматривает по отдельности акты одного спектакля, а лишь спектакль в целом.

Наиболее удачным примером могла бы быть Великая Отечественная. Все воспринимают ее как цельное историческое событие длиной в четыре года. Никому и в голову не придет выделять в ней решения, псевдорешения, вещие сны. С другими событиями сложнее. Как, скажем, объяснить, что три дня августа 1991 года — это не поворотный момент истории, а всего лишь эпизод (пусть даже важный) в четырехлетии установления новой власти, идущем от победы Ельцина на выборах 1989 года до расстрела Белого дома в 1993 году

В самом моменте победы всегда заложен элемент несправедливости. Сплошь и рядом победу празднуют не самые большие герои. Сама по себе победа не обладает ни скромностью, ни справедливостью. В победе всегда есть и забвение, и неоправданное ликование. Поэтому не о всякой победе вспоминают с удовольствием. Между тем для истории очень важно точно фиксировать моменты победы, ибо именно в эти моменты высвечивается истинное значение четырехлетнего отрезка истории.

Для примера стоит рассмотреть две победы, о которых вспоминают, как правило, без особенного удовольствия. Речь идет о подавлении Кронштадтского мятежа в 1921-м и расстреле Белого дома в 1993 году. Оба события кажутся весьма сомнительными с точки зрения целесообразности. Однако именно они волшебным образом закрыли на замок четырехлетие гражданского противостояния. Эмоционально мы можем осуждать тех, кто расстрелял те принципы, ради которых свершались революции как в четырехлетии 1917–1921, так и в четырехлетии 1989–1993. Однако исторически обе эти победы были блестящи и в общем-то обошлись достаточно малой кровью. Работа «Кронштадтский мятеж» была написана и опубликована по свежим следам событий конца 1993 года.

7 февраля 1920 года расстрелян Александр Колчак. 18 октября 1920 года прекратились боевые действия между Красной Армией и Польшей, с 7 по 17 ноября 1920 года проведена фантастическая Перекопско-Чонгарская операция, покончившая с Врангелем, 16–25 февраля 1921 года проведена Тифлисская операция, «освободившая» Грузию от меньшевиков. Гражданская война стремительно шла к концу, врагов становилось все меньше, пора было подумать о дележе власти союзниками. Однако делиться властью большевикам не хотелось, да и для власти вредно, когда она сразу у семи нянек… И тут случился мятеж.

Кронштадтский мятеж 1921-го, антисоветское выступление гарнизона Кронштадта и экипажей некоторых кораблей Балтфлота в марте 1921-го, организованное эсерами, меньшевиками, анархистами и белогвардейцами при поддержке иностранных империалистов — одна из попыток контрреволюции применить тактику «взрыва изнутри» Советской власти. Кронштадтский мятеж отражал политические колебания мелкобуржуазных масс, усилившиеся в конце 1920 — начале 1921 года в связи с хозяйственной разрухой, голодом и другими бедствиями, вызванными Гражданской войной. Он стал возможен вследствие значительного обновления во время Гражданской войны личного состава Балтфлота крестьянскими пополнениями и даже деклассированными элементами, подпавшими под влияние мелкобуржуазно-анархистских заговорщиков, слабости большевистской партийной организации и ослабления политико-воспитательной работы.

Заговорщики развернули демагогическую агитацию, и 28 февраля на общих собраниях команд линкоров, а 1 марта на общегородском митинге на Якорной площади были приняты резолюции с требованиями свободы деятельности «левых социалистических партий», упразднения комиссаров, свободы торговли и перевыборов Советов. Руководители мятежа выдвинули лозунг «Советы без коммунистов», рассчитывая на переход власти к мелкобуржуазным партиям, что па деле означало бы свержение диктатуры пролетариата и создание условий для открытой белогвардейщины и реставрации капитализма. 2 марта из анархистских и эсеро-меньшевистских «беспартийных» элементов был создан Временный революционный комитет во главе с С. Петриченко, арестованы коммунисты и советские работники. Ревком являлся ширмой подлинных руководителей мятежа, создавших 3 марта «штаб обороны»… («Гражданская война и военная интервенция в СССР», 1987).

Достаточно сравнить этот текст и любой другой, описывающий октябрьский мятеж 1993 года, чтобы установить сходство. Контрреволюционная тактика взрыва изнутри, политические колебания, разруха, голод, значительное обновление личного состава (парламента), демагогическая агитация, свобода экстремистских партий, ширма для подлинных руководителей и даже «штаб обороны». Наверное, описания мятежей должны быть похожи. Однако у структурного гороскопа достаточно и других доказательств тождества этих событий, разделенных 72 годами. Остановимся на нескольких моментах.

Момент первый: «Бей своих!» В 1921 году большевики подавили тех, ради кого, собственно, затевалась революция — матросов, крестьян («антоновщина»). Была подавлена идея власти народа. Ну а в 1993 году подавлен парламент, формальная демократия, ради которой, собственно, вершилась революция 1989 года. В обоих случаях среди подавленных много героев революции. А. Руцкой и R Хасбулатов. Они много сделали в свое время для победы революции, по не выдержали жесткого отбора, рано ушли вправо, недокрутили руль и вылетели за борт.

К двум мятежам можно еще прибавить внутрипартийный бунт 1957 года, когда была подавлена воля Президиума (суть Политбюро), той самой организации, всевластие которой создавала революция 1953 года. Среди подавленных оказались герои 1953 года, например Г. Маленков.

Момент второй: провокационный. Каждый из мятежей — гениальная провокация. Разработчиком провокации и ее исполнителем были, конечно, не люди, а само государство в дуэте со временем. План удался на славу: во всех случаях оппозиция не только наголову разбита, но и максимально опорочена. Фактический смысл провокации — в отсеве всех примазавшихся, колеблющихся и прочих «дутых» революционеров.

Поражает, однако, глубина провокации: и ленинцы в 1921-м, и хрущевцы в 1957 году, и ельцинисты в 1993-м уже были решающе сильны, одержав множество побед. Как они должны были приготовиться и притвориться слабыми и беспомощными, чтобы вселить и мятежников веру в победу и возможность удачи!. Все эти мятежи тем более непостижимы, что мятежникам было что терять. К игре ва-банк их ничто не принуждало. Прямо гипноз какой-то.

Момент третий: зеркальный. При очевидном сходстве есть и очевидные различия. Мартовский мятеж (1921) вел страну в одну сторону, а июньский (1957) и октябрьский (1993) — в другую. Сначала у нас забирали свободу, теперь возвращают. Однако получают свободу лишь те, кто для нее созрел, кто в ней действительно нуждается.

Момент четвертый: экономический. Как только подавлен мятеж, тут же наступает тишина. Никакие парады планет не могут нарушить эту тишину. Астрологи дружно предрекали на ноябрь 1993-го политическую вакханалию («шквал, вихрь, всеохватывающие масштабы»). Но путч подавлен, а в политике апатия и покой. Смысл этого покоя впрямую связан с экономикой: политическая тишина нужна для сосредоточенной экономической реформы, а успехи экономики сразу же вырубают политическую страсть оппозиционеров. Изобилие нэпа, стабилизация рубля, прекращение инфляции (1994—?) выбивает у оппозиции последние аргументы. Белогвардейцы начинают варить гуталин, а коммунисты торговать «Сникерсом». И в этот момент мало кто замечает, что реформы нэпа, но сути, копируют лозунги мятежников.

В 1921 году именно мятежники требовали отмены продовольственной разверстки и свободы торговли, т. е. того, что «придумал» Ленин сразу после подавления мятежа. Очевидны антигайдаровские черты экономического перелома в 1993 году…

(«Московская правда», 15 января 1994 г.)
9
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело