Город бездны - Рейнольдс Аластер - Страница 4

• Предыдущая
• 4/238
• Следующая

— Васкес? — я постарался не выказать удивления — хотя он выследил Дитерлинга и меня. — Полагаю, ты проследил за нашим человеком?

— Эй, остынь, Мирабель. Этот парень без моего ведома даже не помочится.

— Он все еще улаживает свои дела?

— Ага. Ты знаешь этих богатых деток. У меня тоже дел хватает. Я бы на его месте уже летел по этому мосту, как дерьмо на колесах, — он ткнул сигаретой в сторону Дитерлинга. — Это кто, змеелов?

Дитерлинг пожал плечами.

— Как тебе угодно.

— Крутое дело — охотиться на змей, — не выпуская из руки сигарету, он сделал жест, словно целится и стреляет — несомненно, в какую-нибудь гамадриаду. — Не прихватишь меня с собой как-нибудь, поохотиться?

— Не знаю, — отозвался Дитерлинг. — У нас не в ходу двуногая наживка… Но я поговорю с хозяином и погляжу, что можно придумать.

Васкес — Красная Рука оскалил острые зубы.

— Шутник. Ты мне нравишься, Змея. Но ведь ты работаешь на Кагуэллу, поэтому должен мне нравиться. Кстати, как он поживает? Я слышал, ему досталось не меньше, чем тебе, Мирабель. По правде, до меня дошли скверные слухи — что он вообще никак не поживает.

Мы не планировали вот так, сразу объявлять о смерти Кагуэллы. Сначала стоило поразмышлять над совокупностью ее последствий — однако новость, очевидно, достигла Нуэва-Вальпараисо раньше нас.

— Я сделал все, что мог, — сказал я.

Васкес кивнул медленно и мудро, как будто услышал подтверждение какому-то священному постулату.

— Ага, я об этом слышал, — он положил левую руку мне на плечо, держа сигарету на расстоянии от жемчужной материи плаща. — Я слышал, что ты проехал через пол-материка без ноги только ради того, чтобы доставить Кагуэллу и его сучку домой. Это охрененный героизм, парень, даже для белоглазого. Ты как-нибудь расскажешь мне об этом за стаканчиком виски с содовой, а Змея внесет меня в список своей очередной полевой командировки. Верно, Змея?

Мы продолжали идти в сторону моста.

— Не думаю, что у нас есть время на выпивку, — заметил я.

— Не понимаю вас, ребята, — Васкес шагал впереди, все еще держа руку в кармане. — Только скажите словечко — и Рейвич перестанет быть проблемой и станет пятном на полу. Предложение все еще в силе, Мирабель.

— Я должен прикончить его лично, Васкес.

— Ага. Я об этом слышал. Нечто вроде вендетты. У тебя что-то такое с бабенкой Кагуэллы, так?

— Тактичность не входит в список твоих достоинств, Красный.

Я заметил, как Дитерлинг скривился. Мы сделали еще несколько шагов прежде, чем Васкес остановился и уставился на меня.

— Что ты сказал?

— Я слышал, что тебя называют за глаза Васкесом — Красной Рукой.

— А тебе-то до этого какого хрена?

— Не знаю, — передернул я плечами. — С другой стороны, какое дело тебе до того, что было между мной и Гиттой?

— Ладно, Мирабель, — он глубже обычного затянулся сигаретой. — Думаю, мы друг друга поняли. Мне не нравятся одни вопросы, тебе не нравятся другие. Быть может, ты даже трахался с ней, не знаю, парень, — он явно заметил, как я напрягся. — Но, повторяю, это не мое дело. И больше об этом не спрошу. Даже думать об этом не буду. Но окажи мне одну услугу, ладно? Не зови меня Красной Рукой. Я знаю, что Рейвич паршиво поступил с тобой в джунглях. Слышал, что ты там едва концы не отдал. Но усеки одно: ты здесь в меньшинстве. Мои люди следят за тобой постоянно. Это значит, что ты не захочешь огорчить меня. А если огорчишь, то я устрою тебе такое, мать твою, что залипуха от Рейвича покажется тебе сраным пикником на лужайке.

— Кажется, нам следует поймать этого джентльмена на слове, — вмешался Дитерлинг. — Верно, Таннер?

— Скажем, мы оба задели друг другу чувствительное место, — сказал я, прервав наконец долгое напряженное молчание.

— Ага, — согласился Васкес. — Мне это нравится. Мы с Мирабелем парни горячие и должны уважать чувствительные места друг друга. Заметано. А теперь пойдем пропустим по паре коктейлей, а Рейвич пока сделает свой ход.

— Не хотелось бы слишком удаляться от моста.

— Не проблема.

Васкес пробивал нам путь с безмятежной легкостью, расталкивая вечерних гуляк. С нижнего этажа одного здания, собранного из грузовых отсеков, доносились звуки аккордеона — медленные и величественные, как реквием. Снаружи прохаживались парочки — в большинстве не аристократы, а местные жители, правда, одетые со всей доступной им роскошью. Молодые люди, раскованные, симпатичные, с улыбками на лицах, присматривали местечко, где можно было перекусить, поиграть на деньги либо послушать музыку. Скорее всего, война так или иначе коснулась каждого; быть может, многие из них потеряли друзей или любимых. Но Нуэва-Вальпараисо располагался достаточно далеко от фронтов, где гуляла смерть, так что война не занимала главенствующее место в мыслях этих людей. Трудно было не завидовать им; трудно не пожелать, чтобы и мы с Дитерлингом могли зайти в бар и напиться до беспамятства — так, чтобы забыть о заводном пистолете, забыть о Рейвиче и о причине, которая привела меня на мост.

В этот вечер здесь были, разумеется, и другие. Например, солдаты в увольнении, одетые в гражданское, но мгновенно узнаваемые — с короткими агрессивными стрижками, гальванически накаченными мускулами, меняющими цвет татуировками на предплечьях и странным асимметричным загаром на лицах — пятно бледной кожи вокруг одного глаза, которым они обычно вглядываются в укрепленный на шлеме прицельный монокуляр. Здесь было не важно, на какой стороне ты воюешь. Солдаты всех армий и группировок и гражданские образовали пеструю смесь — как ни странно, не взрывоопасную, вероятно, благодаря присутствию в ней представителей милиции, которая патрулировала Демилитаризованную Зону. Патрульные были единственными, кому дозволялось носить оружие в пределах ДМЗ, и поэтому щеголяли в белых накрахмаленных перчатках, выставляя напоказ пистолеты. На Васкеса они не покушались, даже если бы мы не шли рядом с ним, так что нам с Дитерлингом было не о чем беспокоиться. Мы, наверное, смахивали на горилл, на которых натянули приличную одежду. Однако нас трудно было принять за солдат, которые только что пришли с фронта. Каждый из нас приближался к тому возрасту, который принято считать серединой жизни. На Окраине Неба это составляет сорок — шестьдесят лет — за историю человечества эти показатели почти не изменились.

• Предыдущая
• 4/238
• Следующая