Ссыльнопоселенец - Стрельников Владимир Валериевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/59
• Следующая

Из барака по кустам орешника шарахнули картечью раз, другой, срезая ветки и сбивая листья. Потом еще и еще. Грохнула винтовка сменившего позицию Федора, пару раз зло рявкнул револьвер Марка.

— Эй, сдавайся! — зло и яростно крикнула Вера. Ну да, сдавайся, это она не знает еще, с кем имеет дело. Бздинькув, осыпалось стекло в окошке, потом чуть пониже окна появилась отметина от пули. Стреляет, сволочь, надеется на лучшее. Впрочем, пусть надеется. Я углядел подошву сапога, торчащую из-под куста. Далековато, но ладно. Тщательно вложившись, на полувыдохе, я выстрелил примерно на полметра выше подошвы. И, похоже, попал куда надо. В кусту взвыли, подошва дернулась и исчезла. А я выпустил всю обойму в этот куст, прочесывая. Пока загонял новую, рядом надымил выстрелами напарник, из барака бухало ружье и зло гавкал револьвер.

— Смотри! — Федька ткнул пальцем в расплывающееся пятно под кустом. — Кровь. Очень много крови.

— Да, — кивнул я. — Смотри, даже опад не впитал, хорошо приложили. Ждем, с такой кровопотерей долги не живут.

Впрочем, в кустах было тихо. Герда, как обычно спрятавшаяся по моему приказу за какое-то павшее дерево, передала, что живых в кустарнике возле барака не осталось.

— Верка, Марк, как вы? — крикнул я в сторону барака. — Не задело?

— Нет, — звонко ответила Вера. — Целые мы, только напугались.

— Сидите в бараке, не высовывайтесь. Вроде как возле вас готовы оба. Мы сейчас еще одного проверим. — И мы с Федором пошли к третьему, держа винтовки наизготовку и выцеливая бандита.

А вот тот, хоть ему Федор и прострелил живот, был еще жив. И сейчас, зажав окровавленными руками рану, смотрел на меня, как я подошел и, держа его под прицелом, подстраховал Федьку, который подобрал отлетевшую винтовку бандита.

— Больно. — Неожиданно совершенно спокойным голосом сказал людолов. — Очень больно. Никогда не носил револьверов — сейчас жалею. Мог бы если не по вам пострелять, так себя добить. Слушай, пристрели меня, не оставляй на мучения.

— Наверное, я Веру позову. Она врач, может поможет? — с насмешкой сказал я. Ну не вызывает он я меня жалости, еще один из бандюков, который пытался убить меня и моих друзей. Правда, вот так, в открытую, лицом к лицу, я впервые разговаривал. До того как-то штурмовые скафандры мешали.

— Ту девчонку? Нет, не надо, пожалуй. — Людолов попытался усмехнуться. — Я на нее всего пару раз залез, но уверен, что она мне сполна припомнит. Слушай, давай я тебе свои захоронки сдам, а? А ты добей, только точно в сердце. Тебе с ним на полжизни хватит.

— Чего же ты тогда людей ловил, если столько нахапал? — подошедший Федор с интересом рассматривал винтовку с глушителем.

— Ты не понимаешь, какой это азарт. А какой кайф себя вершителем судьбы чувствовать… — Бандит скорчился от боли, но продолжил. — Я поставил на это свою жизнь, и не жалею. Это было роскошно — упиваться болью и унижением. А потом дорогие кабаки, шлюхи. Это — жизнь, а у вас существование.

— Ты не прав. Это не жизнь у тебя, а нежить. Настоящая жизнь — улыбки женщин, смех детей. Хорошие товарищи, надежное оружие, добротный дом. А тебя… Если мы договоримся, сбросят в воду на корм рыбам, и забудут, — я сплюнул в сторону. Поглядел на людолова. А ведь на самом деле, прожить он может еще довольно долго. Но очень мучительно. — Говори, где твои захоронки? Добью, слово.

— Моя карта. На ней четыре зимовья. В одном из них, под полом, на глубине примерно полуметра, тайник. — Людолов поглядел мне в глаза. — Ну, что ты? Я сдержал слово, теперь твоя очередь!

— Не очень ты конкретен, сволочь. — Федька недовольно поморщился.

— Договора не было, чтобы я именно конкретное место указал, — снова усмехнулся людолов. — Но захоронка есть, и добра в ней хватает. Рыжье, артефакты, оружие. Денег нет, правда, но там рыжья под пуд, вам надолго хватит, с вашим благочестием. Ну, стреляй, гад!

— Прощай. — Я поднял ствол винтовки, и почти в упор выстрелил ему в сердце. Коротко вспыхнула было шинель, но сразу почти погасла, оставив после себя запах паленой шерсти. Впрочем, это получше, чем запах потрохов и крови.

— Что мы с ними делать будем? — Повернулся я к Федору, который из-под ладони смотрел на склон противоположного холма. Глянув туда, я усмехнулся. — Кавалерия, блин. „Буденный наш братишка!“

— А это кто? — Федька, посмеиваясь, смотрел на приближающихся лошадей, на спинах которых сидело по двое всадников. Бригада на помощь торопится. С ближайшей соскочил бригадир, и поглядел на лежащего у наших ног бандита.

— Там еще двое, — кивнул я на заросли лещины.

— Вернулись, значит. — Хмыкнул Сергеич. — Ну, туда им и дорога. Давайте соберем хабар, и вечером поделим. А этих в реку, нечего здесь засорять территорию. Нам еще не один год здесь работать.

Вечером все собрались возле стола, на котором было сложено имущество людоловов. Кроме оружия и денег, которые были на них, нашлись еще неподалеку. Где-то в километре три лошади, и малая захоронка, в которой лежали четыре винтовки, причем мосинки, револьверы, одежда, посуда. Малый куль с золотым песком и самородками, мешок со срезанным и завернутым в чистую белую тряпицу мумием, весом более полутора пудов. Это Вера объяснила, что черная смолистая хрень так называется, и очень недешева. Кроме того, в отдельном мешке лежало с десяток интересных корешков в виде человечьей фигурки.

— Женьшень! — благоговейно прошептала девушка. — Корень жизни! Его даже мой профессор только на картинках видел. Это огромные деньги, на них малый шлюп купить можно!

— Ну, кто его нам бы продал, — засмеялся я, любуясь девушкой. Красивая девчонка Вера, очень красивая. Брюнетка, глаза сине-зеленые, губы и без помады яркие, сочные. Фигура великолепная, волос роскошен. За что такую девчонку отправили на планету ссыльных? Что она сделала?

— Ну, ты многовато хочешь, девочка, — усмехнулся Генри. — Сколько стоит малый шлюп? Ну, пусть с двиглом короткого прыжка хотя бы? Семь миллионов? Шесть? Дели на здешний курс, итого шестьсот тысяч, ну и еще в десять раз. От шестидесяти отними пятнадцать процентов — вот тебе пятьдесят одна тысяча. Ее и делить на всех по долям.

— Не дели шкуру неубитого медведя! — строго остановил темнокожего здоровяка Сергеич. — Их еще продать нужно. Вера, они как, неделю-другую сохранятся? Если корешки настолько дорогие, то может их стоит на лошадях до фактории добросить?

— Не стоит распыляться, бригадир. — Я закончил собирать-разбирать самодельный глушитель и снова навинтил его на мосинку. Неплохо сделан, очень неплохо. Судя по всему, где-то есть хороший оружейник. — Глянь. — И я трижды выстрелил в сторону реки. Глухие выстрелы здорово впечатлили лесорубов. Хик забрал у меня винтовку и попробовал выстрелить обычными патронами, с дымарем и вискозным порохом, по очереди. Выстрел патроном с черным порохом тоже практически слышен не был, только облако дыма из глушителя, а вот с бездымным был довольно громким. Впрочем, чего удивляться, пуля превзошла звуковой барьер, и пороховые газы тоже.

— Да. — Покачал головой Сергеич. Покрутил в руках винтовку, и положил ее на стол. — Повезло — просто невероятно. Они могли перестрелять вас всех, а потом подловить нас на подходе, и парой залпов уложить всех. Теперь понятно, откуда у них столько хабара.

— Лошади все имеют разные клейма, по-разному подкованы, и седельные торбы с овсом тоже в разных местах куплены. Похоже, взяты с нескольких одиночек. — Это Хик сказал. Он вообще за лошадьми и ослом следит, коновод наш. Вот и здесь, сразу трофейных лошадок пошел осматривать. Хорошие лошадки, кстати, особенно одна. Не очень высокая, но мощная, крепкая.

— Не повезло, а Герда предупредила. — Неожиданно заявил Федор, разобравший найденный в схроне французский карабин и тщательно его вычищающий. Похоже, решил его себе забрать. Карабин покороче тех винтовок, которые в моей нычке лежат, и в подствольном магазине всего три патрона, но Федора это не смутило. — Так что ей долю, равную Матвеевой. Она нас всех спасла.

• Предыдущая
• 34/59
• Следующая