Черный обелиск - Ремарк Эрих Мария - Страница 78

• Предыдущая
• 78/97
• Следующая

– Можно. А когда мы обанкротимся?

– Когда все распродадим. Что вы будете пить, господин Фукс?

– Что у вас найдется… Жаль, что в Верденбрюке нет русской водки.

– Водки? Вы были в России во время войны?

– Еще бы! Я даже служил там комендантом кладбища. Хорошее было время.

Мы изумленно смотрим на Оскара.

– Хорошее время? – повторяю я. – И это говорите вы, с вашей тончайшей чувствительностью? Ведь вы можете даже плакать по приказу!

– Да, замечательное время! – решительно заявляет Оскар-плакса и нюхает водку в стаканчике, словно опасаясь, что мы решили его отравить. – Жратва богатейшая, пей сколько влезет, служба приятная, до фронта далеко… Чего еще человеку нужно? А к смерти человек привыкает, как к заразной болезни.

Он не просто пьет водку, а смакует ее. Мы не совсем понимаем всю глубину его философии.

– Есть люди, которые привыкают к смерти, как к четвертому партнеру при игре в скат, – замечаю я. – Вот, например, могильщик Либерман. Для него рыть могилы все равно что окапывать сад на кладбище. Но такой художник, как вы!

Оскар снисходительно улыбается.

– Ну, это же огромная разница! Либерману действительно не хватает подлинной метафизической чуткости к извечной правде мудрых слов:

«Умри и возродись».

Мы с Георгом растерянно переглядываемся. Может быть, Оскар-плакса и впрямь неудавшийся поэт?

– И давно у вас такие мысли? – спрашиваю я. – Это самое «умри и возродись»?

– Более или менее. Во всяком случае, бессознательно уже давно. А разве у вас, господа, нет этого чувства?

– У нас оно бывает эпизодически, – отвечаю я. – И главным образом перед едой.

– Однажды нам объявили о приезде его величества, – мечтательно вспоминает Оскар. – Боже, что тут началось! К счастью, поблизости находились еще два кладбища, и мы могли у них подзанять…

– Чего подзанять? – спрашивает Георг. – Красивые барельефы? Или цветы?

– Ах, с этим все было в порядке. В истинно прусском духе, понимаете? Нет, другое, трупы.

– Трупы?

– Разумеется, трупы! Понятно, не сами трупы, а то, чем они были прежде. Мелких пешек, конечно, на каждом кладбище было в избытке; ефрейторов, унтер-офицеров, фельдфебелей, лейтенантов – тоже; но вот с более высокими чинами возникли трудности. У моего коллеги на соседнем кладбище имелось, например, три майора; у меня – ни одного. Зато у меня было два подполковника и один полковник. И я выменял у него одного подполковника на двух майоров. И получил еще жирного гуся в придачу – столь позорным казалось моему коллеге не иметь ни одного подполковника. Он просто не представлял себе, как посмотрит в глаза его величеству, если у него не окажется ни единого подполковника.

Георг прикрывает лицо рукой.

– Мне даже сейчас страшно об этом подумать. Оскар кивает и закуривает тонкую сигару.

– Но все это еще пустяки в сравнении с положением коменданта третьего кладбища, – неторопливо продолжает Оскар. – У того в ассортименте вообще не было ничего стоящего. Хоть бы один майор! А лейтенантов хоть пруд пруди. Он был прямо в отчаянии. У меня же выбор оказался очень богатый, и я в конце концов обменял одного из майоров, полученных за моего подполковника, на двух капитанов и одного кадрового фельдфебеля – скорее, разумеется, из любезности. Капитанов у меня самого было сколько хочешь; только кадровики попадались очень редко. Вы знаете, эти свиньи обычно отсиживаются подальше от передовой и почти никогда не участвуют в боях;.потому они и относятся к людям, как живодеры… Так вот, я взял этих трех из. желания оказать любезность своему коллеге, да и мне было приятно заполучить кадрового барана, который уже лишился возможности реветь.

– А генерала у вас не было? – спрашиваю я.

Оскар мотает головой.

– Убитый генерал – это такая же редкость, как… – он ищет подходящего сравнения. – Вы не коллекционируете жуков?

– Нет, – отозвались Георг и я в один голос.

– Жаль, – замечает Оскар. – Так вот, это такая же редкость, как гигантский жук-рогач, Lucanus cervus, или если вы коллекционируете бабочек,

– то как Мертвая голова. Разве возможна была бы тогда война? Достаточно сказать, что и мой полковник был убит не на фронте, а умер от удара. Но полковник… – Оскар-плакса вдруг усмехается. Эта улыбка кажется очень неожиданной: дело в том, что от постоянного плача лицо его украсилось глубокими складками, благодаря чему он стал даже похож на легавую и на его физиономии утвердилось выражение унылой торжественности.

– Итак, выясняется, что третьему коменданту необходим штабной офицер. Он предлагал мне за это все, что угодно. Но у меня комплект был полный; имелся даже кадровый фельдфебель, которому я отдал отличную могилу на очень видном месте. В конце концов я все же уступил – за тридцать шесть бутылок первоклассной русской водки. К сожалению, мне пришлось отдать моего полковника, а не подполковника. Тридцать шесть бутылок, господа! Вот почему я до сих пор предпочитаю водку. А здесь ее, конечно, нигде не достанешь.

В качестве эрзаца Оскар решает выпить еще стаканчик нашей.

– Зачем вы с этими трупами столько хлопот себе наделали? – спрашивает Георг. – Поставили бы несколько крестов с вымышленными именами и званиями

– и все. Могли бы тогда даже похвастаться генерал-лейтенантом.

Оскар шокирован.

– Но, господин Кроль, – замечает он с кротким укором. – Это же была бы подделка. Может быть, даже надругательство над покойниками…

– Надругательством это можно было бы считать лишь в том случае, если бы вы мертвого майора выдали, скажем, за капитана или лейтенанта, – вставляю я. – Но если бы вы на денек выдали солдата за генерала, никакой беды бы не случилось.

– Вы могли бы поставить кресты на пустых могилах, – добавляет Георг.

– Тогда бы о надругательстве и речи быть не могло.

– Все равно это была бы подделка, и она могла бы еще обнаружиться, – возражает Оскар. – Ну, скажем, сболтнули бы могильщики. А тогда что? Да и потом – поддельный генерал? – Его как бы всего передернуло. – Кайзер, без сомнения, знал всех своих генералов.

Мы этого не уточняем. Оскар тоже.

– И знаете, что тут было самое смешное? – спрашивает Оскар.

Мы молчим. Вопрос явно риторический и не требует ответа.

– За день до посещения стало известно, что все отменяется. Его величество вообще не приедет. А мы посадили целое море примул и нарциссов.

– Ну, и что же дальше, вернули вы друг другу покойников, которыми обменялись? – спросил Георг.

– Это была бы слишком большая возня. Да и в бумагах уже все изменили. И родным послали извещения о том, что их покойники переселены. Такие вещи происходили довольно часто. Попадет кладбище в зону огня, и потом начинай все с начала. В бешенстве был только комендант третьего кладбища. Он даже попытался вломиться ко мне со своим шофером, чтобы отобрать ящики с водкой. Но я уже давно их хорошенечко припрятал. В пустой могиле. – Оскар зевнул.

– Да, славное было время! В моем ведении находилось несколько тысяч могил. А сейчас… – он вытаскивает из кармана бумажку, – два надгробных камня средней величины с мраморными досками, и, увы, это все, господин Кроль.

Я прохожу темнеющим больничным садом. Изабелла после долгого перерыва сегодня вечером опять пошла в церковь. Я ищу ее, но не могу найти. Зато встречаю Бодендика, от него пахнет ладаном и сигарами.

– Кто вы в данное время? – спрашивает он. – Атеист, буддист, скептик или уже вступили на путь, ведущий обратно к Богу?

– Каждый неизменно находится на пути к Богу, – устав от борьбы, отвечаю я. – Весь вопрос в том, что человек под этим разумеет.

– Браво, – отвечает Бодендик. – Впрочем, вас ищет Вернике. Почему, собственно, вы так яростно противитесь столь простому чувству, как вера?

– Потому, что на небе больше радости об одном борющемся скептике, чем о девяноста девяти викариях, которые с детства поют осанну, – заявляю я.

Бодендик ухмыляется. Спорить с ним мне не хочется. Я вспоминаю о его подвигах в кустах возле церкви Святой Марии.

• Предыдущая
• 78/97
• Следующая