Черный обелиск - Ремарк Эрих Мария - Страница 88

• Предыдущая
• 88/97
• Следующая

– Слушайте, вы, осел! – говорю я властным тоном гипнотизера. – Я влюблен в совсем другую женщину! Постойте! Я сейчас вам покажу ее! У меня есть фотокарточка!

Вацек безмолвно делает выпад. Мы обегаем обелиск, описывая полукруг. Я успеваю вытащить из кармана бумажник. Герда дала мне на прощание свою фотокарточку. Я быстро стараюсь нащупать ее. Несколько миллиардов марок разлетаются пестрым веером, а вот и фотография.

– Видите, – заявляю я и, спрятавшись за обелиск, протягиваю ему фотографию, но осторожно и на таком расстоянии, чтобы он не мог ткнуть меня ножом в руку. – Разве это ваша жена? Посмотрите-ка внимательнее! Прочтите надпись!

Вацек косится на меня здоровым глазом. Я кладу изображение Герды на цоколь.

– Вот! Смотрите! Разве это ваша жена?

Вацек делает неуклюжую попытку схватить меня.

– Слушайте, верблюд! – говорю я. – Да вы хорошенько посмотрите на карточку! Когда у человека есть такая девушка, неужели он будет бегать за вашей женой?

Кажется, я перехватил. Вацек обижен, он делает резкий выпад. Потом останавливается.

– Но кто-то ведь спит с ней! – неуверенно заявляет он.

– Вздор! – говорю я. – Ваша жена верна вам!

– А почему же она торчит здесь так часто?

– Где?

– Да здесь!

– Понять не могу, о чем вы говорите, – отвечаю я. – Может быть, она несколько раз говорила из конторы по телефону, допускаю. Женщины любят говорить по телефону, особенно когда они много бывают одни. Поставьте ей телефон!

– Она и ночью сюда ходит! – заявляет Вацек. Мы все еще стоим друг против друга, разделенные обелиском.

– Она недавно была здесь ночью, когда фельдфебеля Кнопфа принесли домой в тяжелом состоянии, – отвечаю я. – А ведь обычно она работает по ночам в «Красной мельнице».

– Это она уверяет, но…

Нож в его руках опущен. Я беру с цоколя фотокарточку Герды и, обогнув обелиск, подхожу к Вацеку.

– Вот, – говорю я. – Теперь можете меня колоть и резать, сколько вашей душе угодно. Но мы можем и поговорить. Чего вы хотите? Заколоть человека ни в чем не повинного?

– Это нет, – отзывается Вацек. – Но… Выясняется, что ему открыла глаза вдова Конерсман. Мне слегка льстит сознание того, что она из всех обитателей дома заподозрила в блуде только меня.

– Слушайте, – обращаюсь я к Вацеку. – Если бы только вы знали женщину, из-за которой я схожу с ума! Вы бы меня не заподозрили! А впрочем, сравните хотя бы фигуры. Вы ничего не замечаете?

Вацек тупо смотрит на фотографию Герды, где написано: «Людвигу с любовью от Герды». Но что он в состоянии заметить одним глазом?

– Похоже это на фигуру вашей жены? – спрашиваю я. – Только рост одинаковый. Впрочем, может быть, у вашей жены есть красно-рыжий широкий плащ наподобие накидки?

– Ясно, есть, – отвечает Вацек снова с некоторой угрозой. – И что же?

– У моей дамы – такой же. Этих плащей всех размеров сколько угодно в магазине Макса Клейна на Гроссештрассе. Сейчас они очень в моде. Ну, а старуха Конерсман полуслепая, вот вам и разгадка.

У старухи Конерсман глаза зоркие, как у ястреба. Но чему не поверит рогатый муж, если ему хочется верить?

– Поэтому она их и спутала, – поясняю я. – Дама, снятая на карточке, несколько раз приходила сюда ко мне в гости. Надеюсь, она имеет право прийти или нет?

Я облегчил Вацеку все дело, ему остается только ответить «да» или «нет». Сейчас ему достаточно кивнуть.

– Хорошо, – говорю я. – И поэтому вы человека ночью чуть не зарезали?

Вацек тяжело опускается на ступеньки крыльца.

– Ты тоже меня сильно потрепал, дружище, посмотри на меня.

– Глаз цел.

Вацек ощупывает подсыхающую черную кровь.

– Если вы будете продолжать в том же духе, то скоро попадете в тюрьму,

– замечаю я.

– Что я могу поделать? Такая уж у меня натура.

– Заколите себя, если вам необходимо кого-нибудь заколоть. Это избавит вас от многих неприятностей.

– Иногда мне даже хочется прикончить себя. Ну как же мне быть? Я с ума схожу по этой женщине. А она меня терпеть не может.

Я вдруг чувствую себя растроганным и уставшим и сажусь на ступеньки рядом с Вацеком.

– А все мое ремесло! – говорит он с отчаяньем. – Она ненавидит этот запах, дружище. Но ведь если много режешь лошадей, от тебя пахнет кровью!

– А у вас нет другого костюма? Чтобы переодеться, когда вы возвращаетесь с бойни?

– Нельзя этого. Иначе другие мясники подумают, что я хочу быть лучше их. Да и все равно я насквозь пропитан запахом. Его не вытравишь.

– А если хорошенько мыться?

– Мыться? – удивляется Вацек. – Где? В городских банях? Они же закрыты, когда я в шесть утра возвращаюсь с бойни.

– Разве на бойнях нет душа?

Вацек качает головой.

– Только шланги, чтобы мыть пол. А становиться под них сейчас уже холодно, осень.

С этим я не могу не согласиться. Ледяная вода в ноябре – небольшое удовольствие. Будь Вацек Карлом Брилем, это бы его не испугало. Карл зимой прорубает на реке лед и плавает вместе с членами своего клуба.

– А как насчет туалетной воды? – спрашиваю я.

– Не могу ею пользоваться. Другие мясники решат, что я гомосексуалист. Вы не знаете, каковы люди на бойнях.

– А что, если бы вам переменить профессию?

– Я ничего другого не умею, – уныло отвечает Вацек.

– Торговать лошадьми, – предлагаю я. – Это ведь занятие, очень близкое к вашей профессии.

Вацек качает головой. Мы сидим некоторое время молча. Какое мне дело, думаю я. Да и чем ему поможешь? Лизе нравится в «Красной мельнице». И привлекает ее не столько сам Георг, сколько желание иметь кого-то получше, чем этот ее мясник.

– Вы должны стать настоящим кавалером, – говорю я. – Зарабатываете вы хорошо?

– Неплохо.

– Тогда у вас есть шансы. Ходите каждые два дня в городские бани, потом вам нужен новый костюм, который вы будете носить только дома, несколько сорочек, один-два галстука; вы можете все это купить?

Вацек размышляет. Я вспоминаю вечер, когда на меня взирала критическим оком фрау Терговен.

– В новом костюме чувствуешь себя гораздо увереннее, – говорю я. – Сам испытал.

– Правда?

– Правда.

Вацек с интересом смотрит на меня.

– Но у вас же безукоризненная наружность!

– Смотря для кого. Для вас – да. Для других людей – нет. Я замечал.

– Неужели? И давно?

– Сегодня, – отвечаю я. Вацек от удивления разевает рот.

– Скажи пожалуйста! Значит, мы вроде как братья. Вот удивительно!

– Я когда-то где-то читал, будто все люди – братья. А посмотришь на жизнь и удивляешься, как еще далеко до этого.

– И мы чуть друг друга не убили, – мечтательно говорит Вацек.

– Братья частенько друг друга убивают. Вацек встает.

– Завтра пойду в баню. – Он ощупывает левый глаз. – Я было хотел заказать себе мундир штурмовика… их как раз сейчас выпускают в Мюнхене.

– Элегантный двубортный темно-серый костюм выигрышнее. У такого мундира нет будущего.

– Большое спасибо, – говорит Вацек. – Но, может быть, мне удастся приобрести и то и другое. Ты не сердись на меня, приятель, что я хотел зарезать тебя. За это я тебе пришлю завтра большой кусок первоклассной конской колбасы.

• Предыдущая
• 88/97
• Следующая