Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса] - Ремарк Эрих Мария - Страница 55

• Предыдущая
• 55/88
• Следующая

Отодвинув в сторону кусок земли, Нойбауер наткнулся на волосы. Он ухватился за них и попробовал приподнять голову. У него ничего не получилось.

— Альфред! — крикнул он, обернувшись назад.

Машины уже не было.

— Скоты!.. — вдруг неожиданно для самого себя рассвирепел Нойбауер. — Никогда их не дозовешься, когда нужно.

Он стал копать дальше. Пот катился с него градом. Он давно уже отвык от физического труда. «Полиция!… Спасательные команды! — думал он. — Где они все, это жулье?»

Он хотел отшвырнуть в сторону кусок ссохшегося раствора, но тот рассыпался у него в руке, и под ним он вдруг увидел то, что еще совсем недавно было человеческим лицом. Теперь это больше напоминало густую серую кашу. Нос был расплющен, глаз не было видно вообще — их скрывала известковая пыль; рот был полон земли и выкрошенных зубов. Это лицо было всего лишь серой маской с волосами, сквозь которую в нескольких местах просочилась кровь.

Желудок Нойбауера словно вдруг взорвался внутри. Не успел он опомниться, как уже блевал, согнувшись пополам. Весь его обед — копченая колбаса, картофель с кислой капустой, рисовый пудинг и кофе — оказался на земле, рядом с серой расплющенной маской. Он хватал рукой воздух в поисках чего-нибудь, на что можно было опереться, но вокруг ничего подходящего не было. Отвернувшись в сторону, он блевал и блевал и никак не мог остановиться.

— Что здесь случилось? — раздался сзади чей-то голос.

Это был какой-то мужчина с лопатой в руках. Нойбауер совсем не слышал его шагов. Вместо ответа он молча показал рукой на торчавшую из земли голову.

— Засыпало?

Голова шевельнулась. Одновременно пришла в движение и серая масса лица. Нойбауера опять начало выворачивать наизнанку. Он слишком плотно пообедал.

— Да он же задыхается! — воскликнул мужчина с лопатой и подскочил к торчавшей из земли голове. Он пошарил рукой по лицу, расчистил нос и поковырял пальцем там, где должен был быть рот.

Кровь вдруг пошла сильнее. Подступающая смерть на мгновенье оживила плоскую маску. Изо рта послышался хрип. Пальцы руки, похожей на усталую змею, заскребли землю, а голова с забитыми пылью глазницами задрожала. Внезапно дрожь прекратилась, и голова замерла. Мужчина с лопатой выпрямился.

— Помер, — сказал он и вытер испачканные руки желтой шелковой занавеской, торчавшей из обрушившегося окна. — Может, здесь еще есть люди?

— Я не знаю.

— Вы не из этого дома?

— Нет.

Мужчина кивнул в сторону мертвой головы.

— Родственник? Или знакомый?

— Нет.

Мужчина посмотрел на кислую капусту, колбасу, рис и картофель, перевел взгляд на Нойбауера и пожал плечами. Высокий эсэсовский чин, похоже, не произвел на него особого впечатления. А кроме того — это был и в самом деле слишком обильный обед для этого периода войны. Нойбауер покраснел. Резко повернувшись, он полез вниз по обломкам и кирпичам.

Ему понадобился почти час, чтобы добраться до Фридрихсаллее. Улица не пострадала во время бомбежек. Волнение его усиливалось. «Если дома первой поперечной улицы еще стоят, значит, и с моей торговой фирмой ничего не случилось», — загадал он. Дома стояли как ни в чем не бывало, целы и невредимы. На следующих двух улицах — тоже. «Попробуем еще разок, — подумал он. — Если на следующей улице два первых дома не пострадали, значит, и у меня все будет в порядке». Ему опять повезло: два дома стояли на своих местах; на месте третьего возвышалась груда развалин. Нойбауер сплюнул. В горле у него пересохло от пыли. Он уверенно повернул за угол, на Германн-Геринг-штрассе, и остановился.

Бомбы оставили после себя внушительный след. Верхних этажей его торгового дома как не бывало. Угол здания был оторван. Взрывной волной его отшвырнуло на противоположную сторону улицы, прямо в антикварный магазин. Посреди улицы, на уцелевшем клочке асфальта, одиноко сидел выброшенный из этой лавки взрывом бронзовый будда. Сложив руки на животе, святой со снисходительной улыбкой на губах смотрел поверх этих следов западного варварства в сторону развалин вокзала, словно ожидая некоего призрачного поезда, который увезет его назад, туда, где царят простые законы джунглей, — туда, где убивают, чтобы жить, а не живут, чтобы убивать.

В первое мгновение Нойбауером овладело глупое чувство, будто судьба самым бессовестным образом обманула его. На улицах, пересекающих Фридрихсалее, было все так, как он загадал, — и вдруг такой сюрприз! Он был разочарован и огорчен, как ребенок. Ему хотелось заплакать. Чтобы с ним — с ним! — такое случилось! Он окинул взглядом улицу. Несколько домов уцелело. «Почему не эти? — думал он. — Почему это должно было произойти именно со мной, настоящим патриотом, хорошим супругом, заботливым отцом?..»

Он обошел воронку, зиявшую посреди улицы. В отделе модного платья были разбиты все витрины. Повсюду, словно лед, сверкали осколки стекла. Они скрипели под сапогами. Табличка «Новая мода для немецкой женщины» болталась на одном гвозде. Он пригнул голову и шагнул через порог. В помещении пахло гарью, но огня он нигде не заметил. Куклы-манекены разлетелись по всему отделу. Их словно только что изнасиловала целая орда дикарей: одни лежали на спине: раскинув ноги, с задранными платьями, другие — на животе, с переломанными руками, выпятив восковые зады. На одной не было ничего, кроме перчаток; другая, с оторванной ногой, в шляпке с вуалью, стояла в углу. Все они улыбались, и это придавало им жутковато-непристойный вид.

«Конец, — думал Нойбауер. — Крышка. Все пропало. Интересно, что Сельма скажет теперь? Все-таки на свете нет справедливости». Он вернулся обратно на улицу и пошел вокруг здания. Повернув за угол, он увидел на противоположной стороне чью-то фигуру, которая при звуке его шагов вздрогнула, съежилась, а затем бросилась прочь.

— Стой! — крикнул Нойбауер. — Ни с места! Или буду стрелять!

Фигура замерла. Это был маленький помятый человечек.

— Ко мне!

Человечек робко, словно крадучись, приблизился. Нойбауер не сразу узнал его. Это был прежний владелец торговой фирмы.

— Бланк?.. — изумился Нойбауер. — Это вы?

— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер.

— Что вы здесь делаете?

— Простите, господин оберштурмбаннфюрер. Я… я…

— Перестаньте мямлить! Я вас спрашиваю, что вы здесь делаете?

Гипнотическое действие эсэсовского мундира на Бланка вернуло Нойбауеру его душевное равновесие и чувство превосходства.

— Я… я… — лепетал Бланк. — Я просто зашел сюда… чтобы… чтобы…

— Чтобы — что?

Бланк сделал беспомощный жест в сторону груды развалин.

— Чтобы порадоваться, да?

Бланк в ужасе отшатнулся.

— Нет-нет, господин оберштурмбаннфюрер! Нет, что вы! Простите… жаль… — вдруг прошептал он. — Жаль…

— Конечно, жаль. Теперь вы можете смеяться.

— Я не смеюсь! Я не смеюсь, господин оберштурмбаннфюрер!

Нойбауер молча разглядывал его.

Бланк стоял перед ним, вытянув руки по швам и боясь пошевелиться.

— Вам с этой фирмой повезло больше, чем мне, — с горечью произнес Нойбауер после долгой паузы. — Вам по крайней мере хорошо заплатили за нее. Или вы не согласны?

— Так точно, очень хорошо заплатили, господин оберштурмбаннфюрер.

— Вы получили наличные, а я — груду развалин.

— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер! Сожалею, весьма сожалею. Такое несчастье…

Нойбауер смотрел прямо перед собой немигающим взглядом. В эту минуту он действительно считал, что для Бланка продажа фирмы оказалась блестящей сделкой. Он даже на какое-то мгновение призадумался, не заставить ли его купить эту груду развалин обратно. Взяв с него подороже. Но это было бы против партийных принципов. А кроме того — одни эти обломки стоили больше, чем он в свое время заплатил Бланку. Не говоря уже о самом участке. Пять тысяч… Да здесь одна только плата жильцов ежегодно составляла пятнадцать тысяч марок! Пятнадцать тысяч! Как не бывало!

— Что вы там шарите? Что у вас с руками?

• Предыдущая
• 55/88
• Следующая