Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария - Страница 1

• 1/107
• Следующая

Женщина шла наискосок через мост прямо на Равика. Она шла быстро, но каким-то нетвердым шагом. Равик заметил ее лишь тогда, когда она оказалась почти рядом. Он увидел бледное лицо с высокими скулами и широко поставленными глазами. Это лицо оцепенело и походило на маску, в тусклом свете фонаря оно казалось безжизненным, а в глазах застыло выражение такой стеклянной пустоты, что Равик невольно насторожился.

Женщина прошла так близко, что едва не задела его. Он протянул руку и схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он ее не удержал.

Равик крепко сжал руку женщины.

– Куда вы? – спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в упор.

– Пустите! – прошептала она.

Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку.

– Пустите меня! Что это? – Женщина едва шевелила губами.

Равику казалось, что она даже не видит его. Она смотрела сквозь него, куда-то в пустоту ночи. Просто что-то помешало ей, и она повторяла одно и то же:

– Пустите меня!

Он сразу понял, что она не проститутка и не пьяна. Он слегка разжал пальцы. Она даже не заметила этого, хотя при желании могла бы легко вырваться.

Равик немного подождал.

– Куда же вы, в самом деле? Ночью, одна, в Париже? – спокойно спросил он еще раз и отпустил ее руку.

Женщина молчала, но с места не сдвинулась. Раз остановившись, она, казалось, уже не могла идти дальше.

Равик прислонился к парапету моста. Он ощутил под руками сырой и пористый камень.

– Уж не туда ли? – Он указал вниз, где, беспокойно поблескивая в сероватой мгле, текла Сена, набегая на тени моста Альма.

Женщина не ответила.

– Слишком рано, – сказал Равик. – Слишком рано, да и слишком холодно. Ноябрь.

Он достал пачку сигарет, затем нашарил в кармане спички. На картонке их оказалось всего две. Слегка наклонившись, он прикрыл ладонями пламя от легкого ветра с реки.

– Дайте и мне сигарету, – бесцветным голосом произнесла женщина.

Равик выпрямился и показал пачку.

– Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона. Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.

Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и погасла, достигнув воды.

На мост медленно въехало такси. Шофер остановил машину, посмотрел на них, немного выждал и двинулся дальше, вверх по мокрой, поблескивающей в темноте авеню Георга Пятого.

Внезапно Равик почувствовал, как сильно он устал. Весь день напролет он работал и, придя домой, не мог уснуть. Тогда он вышел на улицу – хотелось выпить. И теперь, в промозглой сырости глубокой ночи, он чувствовал неодолимую усталость.

Равик посмотрел на женщину. Почему, собственно, он ее остановил? С ней что-то стряслось, это было ясно. Но ему-то какое дело? Мало ли он встречал женщин, с которыми что-то случалось, особенно ночью, особенно в Париже. Сейчас это ему было безразлично, он хотел лишь одного – спать.

– Ступайте домой, – сказал Равик. – Что вам здесь делать в такое время? Еще, чего доброго, не оберетесь неприятностей.

Он поднял воротник, намереваясь уйти. Женщина смотрела на него непонимающими глазами.

– Домой? – повторила она.

Равик пожал плечами.

– Домой, к себе на квартиру, в отель – куда угодно. Неужели вам хочется попасть в полицию?

– В отель! О Боже! – проговорила женщина. Равик остановился. Опять кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти. Вечное дешевое отчаяние

– отчаяние ночной темноты. Приходит с темнотой и исчезает вместе с нею. Он бросил окурок. Да разве он сам не сыт всем этим по горло?

– Пойдемте куда-нибудь, выпьем рюмку водки, – сказал он.

Так проще всего – расплатиться и уйти, а там пусть сама позаботится о себе.

Женщина сделала неверное движение и споткнулась. Равик снова поддержал ее.

– Устали? – спросил он.

– Не знаю. Наверно.

– Настолько, что не можете спать?

Она кивнула.

– Это бывает. Пойдемте. Я провожу вас.

Они пошли вверх по авеню Марсо. Женщина тяжело опиралась на Равика – опиралась так, будто каждую минуту боялась упасть.

Они пересекли авеню Петра Сербского. За перекрестком улицы Шайо, вдали, на фоне дождли– вого неба возникла зыбкая и темная громада Триумфальной арки.

Равик указал на освещенный узкий вход, ведущий в маленький погребок.

– Сюда… Тут что-нибудь да найдется.

Это был шоферский кабачок. За столиком сидело несколько шоферов такси и две проститутки. Шоферы играли в карты. Проститутки пили абсент. Они смерили женщину быстрым взглядом и равнодушно отвернулись. Одна, постарше, громко зевнула, другая принялась лениво подкрашивать губы. В глубине зала совсем еще юный кельнер, с лицом обозленной крысы, посыпал опилками каменные плитки и подметал пол. Равик выбрал столик у входа. Так было удобнее: скорее удастся уйти. Он даже не снял пальто.

– Что будете пить? – спросил он.

– Не знаю. Все равно.

– Два кальвадоса, – сказал Равик кельнеру в жилетке и рубашке с засученными рукавами. – И пачку сигарет «Честерфилд».

– У нас только французские.

– Что ж. Тогда пачку «Лоран», зеленых.

– Зеленых нет. Только синие.

Равик разглядывал руку кельнера, на ней была вытатуирована голая женщина, шагающая по облакам. Перехватив его взгляд, кельнер сжал кулак и напряг мускулы. Женщина непристойно задвигала животом.

– Значит, синие, – сказал Равик.

Кельнер осклабился.

– Может, еще найдется пачка зеленых. – И удалился, шаркая туфлями.

Равик посмотрел ему вслед.

– Красные шлепанцы, – проговорил он, – и красотка, исполняющая танец живота! Похоже, он служил в турецком флоте.

Женщина положила руки на стол. Казалось, ей больше никогда их не поднять. Руки были холе– ные, но это еще ни о чем не говорило. Впрочем, не такие уж они были холеные. Равик заметил, что ноготь на среднем пальце правой руки, по-видимому, надломился и был оторван, не подпилен. Лак местами сошел.

Кельнер принес рюмки и пачку сигарет.

– «Лоран», зеленые. Все-таки нашлась одна пачка.

– Так я и думал. Вы служили на флоте?

– Нет. В цирке.

– Еще лучше. – Равик подал женщине рюмку. – Вот, выпейте. Ночью кальвадос – самое подходящее. А может, хотите кофе?

– Нет.

– Выпейте залпом.

Женщина кивнула и выпила. Равик разглядывал ее. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, и только волосы естественно-золотистого цвета были очень хороши. Она носила берет. А из-под плаща виднелся синий английский костюм, сшитый у хорошего портного. Но зеленый камень в перстне был слишком велик, чтобы не быть фальшивым.

– Еще рюмку? – спросил Равик.

Женщина кивнула.

Он подозвал кельнера.

– Еще два кальвадоса. Только рюмки побольше.

– И налить побольше?

– Да.

– Значит, два двойных кальвадоса.

– Угадали.

Равик решил быстро выпить свою рюмку и уйти. Ему было скучно, и он очень устал. Вообще же он умел терпеливо переносить превратности судьбы: за плечами сорок лет беспокойной и переменчивой жизни. Ситуации вроде этой были ему не в новинку. Он жил в Париже несколько лет, страдал бессонницей и ночами часто бродил по городу – поневоле приходилось видеть всякое.

Кельнер принес заказанное. Равик осторожно поставил перед женщиной рюмку яблочной водки, пряной и ароматной.

– Выпейте еще. Толку, конечно, будет мало, зато согревает. И что бы с вами ни случилось – ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным.

• 1/107
• Следующая