Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария - Страница 28
- Предыдущая
- 28/81
- Следующая
– Да.
Женщина взяла спиртовку, зажгла и поставила на нее кофейник с водой. Потом начала молоть кофе. Она делала это почти бесшумно – медленными скользящими движениями.
– Я думал, что ты уже давно спишь, Лила, – сказал Штайнер.
– Я не могу спать.
У женщины был грудной хриплый голос. Лицо узкое и правильное. Черные волосы расчесаны посередине. Внешностью она походила на итальянку, но акцент был жесткий, характерный для славян.
Керн сидел на сломанном плетеном стуле. Он очень устал, устала не только голова – все тело расслабло, его охватила сонная вялость, какой он уже давно не ощущал. Он почувствовал себя в безопасности.
– Не хватает только подушки, – сказал Штайнер.
– Пустяки, – ответив Керн. – Я сложу свою куртку и подложу немного белья из чемодана.
– У меня есть подушка, – сказала женщина.
Она заварила кофе, затем поднялась и вышла из комнаты, бесшумно, словно призрак.
– Иди ешь, – сказал Штайнер и налил кофе в чашки без ручек.
Они принялись за хлеб и сало. Вскоре вернулась Лила, неся с собой подушку, она положила ее на ложе Керна и села к столу.
– Хочешь кофе, Лила? – спросил Штайнер.
Она покачала головой. Пока они оба ели и пили, она тихо смотрела на них. Потом Штайнер поднялся.
– Время спать. Ты устал, мальчик, правда?
– Теперь – да. Теперь я снова чувствую усталость.
Штайнер провел рукой по волосам женщины.
– Иди тоже спать, Лила.
– Да. – Она послушно встала. – Спокойной ночи…
Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.
– Ты знаешь, – сказал он через минуту из теплой темноты, – нужно устраиваться жить с таким расчетом, что ты никогда больше не вернешься на родину.
– Да, – ответил Керн. – Мне это не трудно.
Штайнер закурил сигарету. Курил он медленно. Красноватая блестящая точка вспыхивала каждый раз, когда он затягивался.
– Хочешь сигарету? – предложил он. – В темноте у них совсем другой вкус.
– Хочу. – Керн нащупал руку Штайнера, который протянул ему сигареты и спички.
– Как жилось в Праге? – спросил Штайнер.
– Хорошо. – Керн замолчал, он курил. Потом он сказал: – Я там кое-кого встретил.
– Ты поэтому и приехал в Вену?
– Не только поэтому. Но она – тоже в Вене.
Штайнер улыбнулся в темноте.
– Не забывай, что ты бродяга, мальчик. У бродяг должны быть приключения, но – ничего такого, что разрывало бы им сердце, когда приходится расставаться.
Керн промолчал.
– Я ничего не имею против приключений, – добавил Штайнер. – И ничего – против любви. И меньше всего – против тех, которые дают нам немного тепла, когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих. Потому что мы берем, а взамен можем дать очень немногое.
– Я думаю, что вообще ничего не могу дать взамен. – Керн внезапно почувствовал себя очень беспомощным. На что он способен? И что он мог дать Рут? Только свое чувство. А это казалось ему ничтожным. Он был молод и неопытен – и больше ничего.
– Вообще ничего – это гораздо больше, чем немногое, мальчик, – спокойно ответил Штайнер. – Это уже почти все.
– Это зависит от того, о ком…
Штайнер улыбнулся.
– Не бойся, мальчик. Все, что ты чувствуешь, правильно. Отдайся порыву. Но не теряй головы. – Он загасил сигарету. – Спи спокойно. Завтра мы отправимся к Поцлоху.
Керн отложил сигарету в сторону и уткнул голову в подушку незнакомой женщины. Он все еще чувствовал себя беспомощным, но в то же время – почти счастливым.
9
Директор Поцлох был маленьким живым человечком с взъерошенными усиками, большим носом и пенсне, которое постоянно сползало с носа. Он всегда куда-то невероятно спешил, особенно в тех случаях, когда спешить было некуда.
– Что случилось? Живо! – спросил он, когда к нему пришел Штайнер с Керном.
– Нам нужен помощник, – ответил Штайнер. – Днем – для уборки, а вечером
– для телепатических сеансов. – Он показал на Керна.
– Он умеет что-нибудь делать?
– Он умеет делать все, что нам нужно.
Поцлох подмигнул.
– Знакомый? Каковы его условия?
– Питание, жилье и тридцать шиллингов. Пока все.
– Целое состояние! – вскричал директор Поцлох. – Гонорар кинозвезды! Вы что, хотите меня разорить, Штайнер? Ведь почти столько платят легально живущему рабочему, у которого есть прописка, – добавил он более миролюбиво.
– Я согласен и без денег, – быстро вставил Керн.
– Браво, молодой человек! Так вы станете миллионером! Пробиться в жизни можно только скромностью. – Поцлох ухмыльнулся, с шумом выпустил через нос воздух и поймал соскользнувшее пенсне. – Но вы еще не знаете Леопольда Поцлоха, последнего друга человечества. Вы будете получать гонорар! Пятнадцать блестящих шиллингов в месяц. Гонорар, говорю я, дорогой друг, гонорар, а не жалованье. Пятнадцать шиллингов гонорара больше, чем тысяча
– жалованья. Что вы можете делать? Что-нибудь особенное?
– Я немного играю на рояле, – ответил Керн.
Поцлох энергично прижал пенсне к носу. – Вы можете играть тихо? Какие-нибудь мелодии под настроение?
– Тихо я играю лучше, чем громко.
– Хорошо. – Поцлох превратился в фельдмаршала. – Он должен разучить какие-нибудь египетские мелодии. Нам нужна музыка к распиленной мумий и даме без нижней части тела.
Он исчез. Штайнер, качая головой, посмотрел на Керна.
– Ты подтверждаешь мою теорию, – сказал он. – Я всегда считал евреев самым глупым и самым доверчивым народом в мире. Мы бы выманили у него все тридцать шиллингов.
Керн улыбнулся.
– Ты не принял в расчет панического страха, который взрастили тысячелетия погромов и гетто. Если принять все во внимание, то это безумно смелый народ. Ну и, в конце концов, я ведь только несчастный гибрид.
Штайнер ухмыльнулся.
– Чудесно, тогда пойдем есть мацу. Справим «праздник кущей»! Лила чудесно готовит.
Заведение Поцлоха состояло из трех аттракционов – карусели, тира и панорамы мировых сенсаций. Штайнер показал Керну его работу. Керн должен был начистить медные части сбруи у лошадей на карусели и подмести карусель.
Керн принялся за работу. Он начистил не только лошадей, но и оленей, которые раскачивались в такт, и лебедей, и слонов. Он так углубился в работу, что не слышал, как к нему подошел Штайнер.
– Пойдем, мальчик, обед!
– Уже?
Штайнер кивнул.
– Опять. Немного непривычно, правда? Ты вращаешься среди людей искусства, здесь господствуют мировые буржуазные нравы. После обеда будет еще и полдник. Кофе с пирожками.
– Прямо как в сказке! – Керн вылез из гондолы, которую тянул кит.
– О боже, Штайнер, – сказал он. – В последнее время все идет так хорошо, что становится страшно. Сначала в Праге, а теперь здесь. Вчера я еще не знал, где буду спать, а сегодня у меня есть место, жилище, и за мной заходят, чтобы позвать на обед! Просто не верится!
– А ты верь, – ответил Штайнер. – И не думай об этом, а принимай все, как есть. Это старый девиз опытных людей.
– Надеюсь, что такая жизнь хоть сколько-то продлится…
– У тебя постоянная работа, – ответил Штайнер. – По крайней мере, месяца на три. Пока не наступят холода.
Лила поставила на лужайку перед вагоном шаткий столик. Она принесла большую кастрюлю со щами и села рядом со Штайнером. Стояла ясная погода, и в воздухе уже чувствовался запах осени. На лужайке было развешено выстиранное белье; над ним порхало несколько желтовато-зеленых бабочек.
Штайнер потянулся.
– Как на курорте! Ну, а теперь – в тир.
Он показал Керну ружья и объяснил, как они заряжаются.
– Есть два вида стрелков, – сказал он. – Тщеславные и алчущие.
– Как и в жизни, – заблеял директор Поцлох, проходивший мимо.
– Тщеславные стреляют по мишеням и номерам, – продолжал объяснять Штайнер. – Они не опасны. Алчущие хотят что-нибудь выиграть. – Он показал на ряд этажерок в глубине тира, которые были уставлены плюшевыми медвежатами, куклами, пепельницами, бутылками с вином, бронзовыми статуэтками, домашней утварью и другим барахлом.
- Предыдущая
- 28/81
- Следующая