Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария - Страница 2
- Предыдущая
- 2/78
- Следующая
— Сам заткнись!
— Ты, видно, тут зажрался! — Штейнбреннер покосился на него сквозь пушистые ресницы. — Уже позабыл кое-что, а?
Иммерман рассмеялся.
— Я не легко забываю. И мне понятно, на что ты намекаешь, Макс. Но и ты не забудь, что сказал я: фюрер не курит. Вот и все. Здесь четыре свидетеля. А что фюрер не курит, это знает каждый.
— Хватит трепаться! — сказал Мюкке. — Начинайте копать. Приказ ротного командира.
— Ну что же, пошли! — Штейнбреннер закурил сигарету, которую ему дал Мюкке.
— С каких это пор в наряде курят? — спросил Иммерман.
— Мы не в наряде, — раздраженно отозвался Мюкке. — Довольно болтать, и за дело! Гиршман, вы тоже. Идите откапывать русского.
— Это не русский, — сказал Гребер.
Только он и подтащил к убитому несколько досок и начал разгребать снег вокруг руки и плеч. Теперь стал отчетливо виден намокший мундир.
— Не русский? — Штейнбреннер быстро и уверенно, как танцовщик, прошел по шатающимся доскам и присел на корточки рядом с Гребером. — А ведь верно! Форма-то немецкая. — Он обернулся. — Мюкке! Это не русский! Я выиграл!
Тяжело ступая, подошел Мюкке. Он уставился в яму, куда медленно стекала с краев вода.
— Не понимаю, — буркнул он. — Вот уж почти неделя как мы находим одних русских. Видно, он из декабрьских, только провалился глубже.
— Может, и из октябрьских, — сказал Гребер. — Тогда наш полк проходил здесь.
— Ври больше! Из тех никто не мог остаться.
— Нет, мог. У нас был тут ночной бой. Русские отступили, а нам приказали сразу же двигаться дальше.
— Верно, — подтвердил Зауэр.
— Ври больше! Наша тыловая служба наверняка подобрала и похоронила всех убитых. Наверняка!
— Ну, поручиться трудно. В конце октября выпал глубокий снег. А мы тогда еще продвигались очень быстро.
— Я это от тебя уже второй раз слышу. — Штейнбреннер посмотрел на Гребера.
— Если нравится, можешь услышать и в третий. Мы тогда перешли в контрнаступление и продвинулись больше чем на сто километров.
— А теперь мы отступаем, да?
— Теперь мы опять вернулись на то же место.
— Значит, отступаем? Да или нет?
Иммерман предостерегающе толкнул Гребера.
— А что? Может, мы идем вперед? — спросил Гребер.
— Мы сокращаем линию фронта, — сказал Иммерман и насмешливо посмотрел на Штейнбреннера. — Вот уже целый год. Это стратегическая необходимость, чтобы выиграть войну. Каждый знает.
— У него кольцо на пальце, — вдруг сказал Гиршман.
Он продолжал копать и выпростал вторую руку мертвеца. Мюкке нагнулся.
— Верно, — подтвердил он. — И даже золотое. Обручальное.
Все посмотрели на кольцо.
— Осторожнее, — шепнул Иммерман Греберу. — Этот мерзавец еще нагадит тебе с отпуском. Донесет, что ты паникер. Ему только того и нужно.
— Он просто задается. Смотри, сам не оплошай. Ты у него больше на примете, чем я.
— А плевать я на него хотел. Мне отпуска не дадут.
— На нем знаки нашего полка, — сказал Гиршман, расчищая снег руками.
— Значит, определенно не русский, да? — Штейнбреннер с ухмылкой посмотрел на Мюкке.
— Нет, не русский, — сердито отозвался Мюкке.
— Пять рублей! Жаль, что не поспорили на десять. Выкладывай денежки!
— У меня нет с собой.
— А где же они? В государственном банке? Нечего, выкладывай!
Мюкке злобно посмотрел «на Штейнбреннера. Потом вытащил из нагрудного кармана кошелек и отсчитал деньги.
— Сегодня мне до черта не везет!
Штейнбреннер спрятал деньги.
— По-моему, это Рейке, — сказал Гребер.
— Что?
— Лейтенант Рейке из нашей роты. Это его погоны. На правом указательном пальце не хватает одного сустава.
— Вздор. Рейке был ранен, и его эвакуировали в тыл, Нам потом говорили.
— А все-таки это Рейке.
— Освободите голову.
Гребер и Гиршман продолжали копать.
— Осторожно! — крикнул Мюкке. — Голову заденете.
Из сугроба, наконец, показалось лицо. Оно было мокрое, в глазных впадинах еще лежал снег, и это производило странное впечатление, как будто скульптор, лепивший маску, недоделал ее и оставил слепой. Между синими губами блеснул золотой зуб.
— Я не узнаю его, — сказал Мюкке.
— А должен быть он. Других потерь среди офицеров у нас не было.
— Вытрите ему глаза:
Мгновение Гребер колебался. Потом заботливо стер снег перчаткой.
— Конечно, Рейке, — сказал он.
Мюкке заволновался. Теперь он сам принял командование. Раз дело касается офицера, решил он, распоряжаться должен старший чин.
— Поднять! Гиршман и Зауэр — берите за ноги. Штейнбреннер и Бернинг — за руки. Гребер, осторожнее с головой. Ну, дружно, вместе — раз, два, взяли!
Тело слегка сдвинулось.
— Еще взяли! Раз, два, взяли!
Труп сдвинулся еще немного. Из снежной ямы, когда туда хлынул воздух, донесся глухой вздох.
— Господин фельдфебель, нога отваливается, — крикнул Гиршман.
Это был только сапог. Он еще держался. От талой воды ноги в сапогах сгнили и мясо расползалось.
— Отпускай! Клади! — заорал Мюкке.
Но было уже поздно. Тело выскользнуло из рук солдат, и сапог остался у Гиршмана в руках.
— Нога-то там? — спросил Иммерман.
— Поставьте сапог в сторонку и разгребайте дальше, — прикрикнул Мюкке на Гиршмана. — Кто мог знать, что тело уже разваливается. А вы, Иммерман, помолчите. Надо уважать смерть!
Иммерман удивленно взглянул на Мюкке, но промолчал. Через несколько минут весь снег отгребли от тела. В мокром мундире обнаружили бумажник с документами. Буквы расплылись, но кое-что еще можно было прочесть. Гребер не ошибся; это был лейтенант Рейке, который осенью командовал взводом в их роте.
— Надо немедленно доложить, — заявил Мюкке. — Оставайтесь здесь! Я сейчас вернусь.
Он направился к дому, где помещался командир роты. Это был единственный более или менее уцелевший дом. До революции он, вероятно, принадлежал священнику. Раз сидел в большой комнате. Мюкке с ненавистью посмотрел на широкую русскую печь, в которой пылал огонь. На лежанке спала, растянувшись, овчарка. Мюкке доложил о происшествии, и Раэ отправился вместе с ним. Подойдя к мертвому телу, Раэ несколько минут смотрел на него.
— Закройте ему глаза, — сказал он наконец.
— Невозможно, господин лейтенант, — ответил Гребер. — Веки слишком размякли, как бы не оторвать.
Раэ взглянул на разрушенную церковь.
— Перенесите его пока туда. Гроб найдется?
— Гробы пришлось оставить, — доложил Мюкке. — У нас было несколько про запас. Теперь они попали к русским. Надеюсь, они им пригодятся.
Штейнбреннер захохотал. Раэ не смеялся.
— А можно сколотить гроб?
— Скоро его не сделаешь, господин лейтенант, — отозвался Гребер. — А тело уже совсем раскисло. Да и вряд ли мы найдем в деревне подходящий материал.
Раэ кивнул.
— Заверните его в плащ-палатку. Так в ней и похороним. Выкопайте могилу и сбейте крест.
Гребер, Зауэр, Иммерман и Бернинг перенесли обвисающее тело к самой церкви. Гиршман нерешительно следовал за ними, неся сапог, в котором застряли куски ноги.
— Фельдфебель Мюкке! — окликнул Раэ.
— Господин лейтенант!
— Сегодня сюда будут доставлены четверо русских партизан. Завтра же на рассвете их надо расстрелять. Поручено нашей роте. Найдите в вашем взводе охотников. В противном случае назначьте людей сами.
— Слушаюсь, господин лейтенант!
— Одному богу известно, почему именно мы. Ну, да при этакой неразберихе…
— Я вызываюсь добровольно, — заявил Штейнбреннер.
— Хорошо.
Лицо Раэ ничего не выразило. Он, как на ходулях, зашагал по расчищенной дорожке к дому. «Пошел к своей печке, — подумал Мюкке. — Тряпка! Большое дело — расстрелять несколько партизан! Как будто они не расстреливают наших сотнями!»
— Если русских приведут вовремя, пусть выкопают могилу и для Рейке, — сказал Штейнбреннер. — Нам не надо будет трудиться. Заодно! Как по-вашему, господин фельдфебель?
- Предыдущая
- 2/78
- Следующая