Тезей - Проталин Валентин - Страница 19
- Предыдущая
- 19/49
- Следующая
Эта мысль Поликарпу понравилась. Ему ведь тоже было свойственно увлекаться. Однако он опять возразил, скорее, правда, для того, чтобы уточнить сказанное Тезеем.
- Понятное всем без труда тоже объединяет.
- Делает одинаковыми, Поликарпик. Слепляет в комок, а не собирает.
- А знаешь, - дал себе свободу и Поликарп, - Герофила во многом права... Глядя на нее, я вообще думаю, что женское стоит в начале всех начал... Оно первично. Мировая душа, откуда все пошло, обязательно женственна.
- Тогда мы-то с тобой что такое?.. Откуда взялись, Поликарпик?
- От нее же, - уверенно заявил младший брат. - От нее отделился Дух... Она произвела его из себя.
- Родила, значит...
- Конечно, - продолжал Поликарпик, все более увлекаясь. - И Дух возник для труда. И теперь уже существуют два начала. И томятся они друг без друга.
- Ты рассуждаешь сейчас, словно пророк.
- Да, - остановился Поликарп, - пожалуй... Послушай кто нас сейчас со стороны, подумают, что мы с тобой сумасшедшие.
- Это про тебя подумают, Поликарпик, - рассмеялся Тезей, - я сейчас только слушаю.
- Герофила бы сказала: пусть думают...
И Поликарп, который не мог так сразу спуститься с неба на землю, продолжал свое:
- Может быть, оттого, что нас так много, мы ничего не можем наладить? вздохнул он. - Представь, во времена Крона людей было мало, и задачи были проще. И любили они друг друга естественно, как душа любит душу. Оттого и говорили про них: золотой век. И тогда не было обыденного, - воодушевляясь, продолжал он.- Обыденное появилось тогда, когда группы людей стали отделяться друг от друга. Пространства, образовавшиеся между ними, и есть обыденное.
- Хорошо говоришь, Поликарпик, - усмехнулся Тезей.
- Да... - Поликарп согласно кивнул старшему брату. - Мы с тобой, как весы. То ты опускаешь свою чашу, то я...
- Не боги мы с тобой, Поликарпик.
- Не боги, - повторил младший брат. - Ах, - вырвалось у него, - этот вечный грех творящего смертного... Творение - благо, но нам ничто не дано завершить. Так, когда уже ничего не прибавишь. Сиди, понимаешь, и любуйся.
- И оно тоже будет любоваться тобой.
- Нет, затем оно будет меняться, но только само.
- Значит, толчок все-таки нужен.
- Нужен... Вводи свою Афродиту Небесную.
Так беседовали друг с другом молодые мужчины. У женщин же состоялся иной разговор.
- Что ты собираешься делать с Тезеем? - спросила Лаодика.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что у вас произошло, не меняет твоих планов?
- Нет, не меняет.
- Значит, ты скоро уедешь?
- Да, но я оставлю здесь часть себя.
- Сама уедешь, а часть себя оставишь, - уточнила Лаодика.
- Ты хочешь, чтобы я вся здесь осталась?
- Нет, не хочу.
- Ты считаешь, что я в чем-нибудь не права?
- Нет, не считаю... Каждому свое.
- Есть ли свое у каждого?
- Ты считаешь, если кто-то сидит на месте, то он обманывается в том, что у него есть что-то свое.
- А если он у этого своего сидит, как на цепи.
- Но человеком он остается.
- Я не хочу быть таким человеком... Ты-то можешь понять. Ты бросила все и остаешься со своим Поликарпом. Но разве ты не можешь понять, что любовь это сама внезапность и сама свобода? И...И...Она подхватывает человека, но потом человек становится тяжел для нее, и она его оставляет. Нас притягивает к жизни земной, а любовь не от мира сего.
- Но мой муж находится в этом мире, потому и я нахожусь, где он.
- Можно подумать, что ты при этом не порабощаешь его собою.
- Я его и защищаю.
- От чего?
- От всего... В том числе и от того, как люди устраивают свою общую жизнь.
- Да, - по-своему согласилась Герофила, - любовь - враг этой жизни.
- Как можно судить о том, что не от мира сего?
- Об этом не надо судить. Это надо чувствовать... Ты бы подумала, почему семья - кирпич в стене общества, а любовь все-таки нет.
- Разве избавишься от текущего, передвигаясь с места на место?
- В какой-то степени... И... - Герофила улыбнулась, - на одном месте долго не любится. Привычки мешают... Передвигаясь, ты больше свободен... И любовь свободна.
- Неужто все это правда?
- Лаодика, не мне тебе говорить, что по-своему женщина менее правдива, чем мужчина. Так уж устроилась жизнь. Но зачем лгать самой себе.
- Чувство мешает лгать.
- Правильно, - согласилась Герофила, - значит, тем более: любовь может быть только свободной.
- И потому надо двигаться по этой земле?
- Вы с Поликарпиком тоже здесь долго не задержитесь.
- Но я просто следом за ним поеду... И вообще, - добавила Лаодика первоначало мира было мужским.
- Потому он такой и неустроенный.
- Он такой, какой есть.
- Вот и выходит, - вздохнула Герофила, - ты женщина, а я дева.
И Лаодика тоже вздохнула.
- Может быть, в каждой из нас дева спорит с женщиной, - предположила она.
Странно, что то и дело возражая друг другу, говоря о разном, эти две женщины прекрасно понимали друг друга.
Но надо же и голову поднять
От женского загадочного лика
К рисункам неба, где пустынно, дико
Для глаз земных, где чопорная знать
Светил о нас и не желает знать,
Не надо ей... Но, может, лишь до срока?
Ах, этих глаз земная поволока!
Попробуй у нее меня отнять.
Расплавленный, охваченный всецело
И сладостью, и жарким зовом тела...
Вот выбрался... И над тобой опять
Простор небес - пустынная дорога.
И чем тогда, скажите, ради бога,
Рожденному пустоты заполнять?
Собрались у Геры. Вроде, даже не на совет богов, а просто в гости. Просто в гости - в покои царицы бессмертных. Но повод для совета тоже был. Гера настояла-таки, чтобы Фетиде по полной форме справлялась свадьба с Пелеем. И конечно же, сам собой встал вопрос: кого приглашать. Казалось, кого захотят, того пусть Фетида с Пелеем и приглашают. Но Пелей не бог, а герой. То есть, неведомо что. Он, вроде бы, и выше человека, но в сравнении с богами - ничто... Конечно, это с одной стороны: если герой ведет свое происхождение не от тебя, а от другого бессмертного, тем более - от бессмертной. Когда же ничто (герой) имеет к тебе прямое отношение, то выясняется: не такое уж оно ничто, кровь твоя. А разве можно не считаться с твоей божественной кровью. Ну, не с кровью, так с духом, поскольку крови в тебе, существе высшем, как бы и нет. То есть, если хочешь - то есть. Когда не хочешь - нету. Тут и запутаться легко. Правду говорят: свяжешься с этими людишками, и возникает масса затруднений. Даже для богов. В теории вроде бы не должно затруднений быть, а на практике - возникают. Словно от людей всякие их нест ящие мысли, смешные желания и глупости всяческие способны передаваться бессмертным, как болезни.
Ах, какие роскошные бывают на свете глупости. И как их порой не хватает.
Впрочем, речь не только и не столько о свадьбе Фетиды. Смотри шире. Теперь богам всяческих рангов опять позволено вообще хороводиться со смертными. По трактирам их ходить без всяких божественных заданий, в постель к ним заваливаться; без всякого там тумана и золотого дождя. А то придти в гости и в постель не заваливаться. Или заваливаться не сразу. Поморочить их сначала всяческими рассказами о могучей беспечальности бессмертных, поглядеть в их ошарашенные глазенки, что хочешь, делай, и ничего тебе за это не будет. Дозволенное, правда, становится пресноватым. Даже приключения эротические. Но, во-первых, дозволенное пресноватым становится не сразу. Во-вторых, эротическое, если и приедается в общении с людьми в какой-то момент, однако спустя некоторое время опять становится притягательным. Если вообще эротическое может бессмертным надоедать. Боги подобного что-то за собой не замечали... Так что гуляй, пока можно. Ведь обратный поворот, запретительный, может случиться в любую минуту. У Зевса не залежится. В мысли царя бессмертных, конечно, если он не хочет, не проникнешь. Однако обычной божественной проницательности и не зевсового священного наития хватает, чтобы предвидеть: концу быть. Непроизнесенное между богами тоже как объявленное, чего не понять бессмертным. Подумали и - вроде посовещались.
- Предыдущая
- 19/49
- Следующая