Сокровища чистого разума - Панов Вадим Юрьевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/100
• Следующая

Алоиз понял, что она имеет в виду, понял без объяснений, которые в их общении не требовались, понял и утвердительно кивнул:

– Мне пришлось, Агафрена. Я стал верить времени, потому что оно действительно лечит и… и помогает. Я убедился.

– Может, тебе помог Бог?

– Ты в это веришь?

– Я? – Женщина криво улыбнулась. – Последние годы я верю только в то, что вижу…

А когда-то, всего несколько лет назад, молоденькая Агафрена верила в любовь. В страстную, обжигающую, всепобеждающую любовь. И вера её была крепка, несмотря на менсалийские ужасы, подлости и предательства, кровавые погромы и страшные сражения. Агафрена верила, потому что перед её глазами разворачивалась удивительной красоты история взаимной любви прекрасного учёного принца с планеты Луегара и очаровательной Артемиды.

В то время Брангия вышла на пик своего могущества, армия, победоносно зачистившая лес, не имела ничего против завоевательного похода, и губернатор Борис всерьёз нацелился на южного соседа, намереваясь коротким, но мощным ударом присоединить его земли. И искал серьёзных союзников, готовых поддержать не только деньгами, но и войсками. Луегара на роль такого союзника не претендовала, так что в её сферопорту, в Мрадаграде, губернатор встречался с тинигерийцами, которые были не прочь укрепить своё влияние на опасной, но богатой валерицием планете. Борис проводил дни либо в переговорах, либо в подготовке к ним, а Артемида – Агафрена тогда серьёзно заболела и не смогла сопровождать отца в поездке – наслаждалась театрами, музеями, синематографом, художественными галереями, в общем, всем тем, чего была лишена на Менсале, и именно в опере ей представили инженера Холя – знаменитого луегарца, знаменитого учёного и знаменитого холостяка. Впрочем, последний пункт не имел особого значения: чувство накрыло их с головой, и вряд ли его могло заглушить хоть что-то в этом мире.

Уже на следующий день Алоиз познакомился с Борисом Брангийским, предоставил в его распоряжение все свои связи и обширные знакомства, поспособствовал заключению нескольких выгодных контрактов и предложил собственные услуги в деле переоснащения брангийских электростанций. Губернатор дураком не был, прекрасно понял причину неожиданного рвения учёного луегарца, предложил расставить точки над «i», услышал ожидаемое, пригласил дочь, осведомился её мнением и в конце разговора дал благословение на брак.

Счастливый тем, что его дочь покинет истерзанную родину.

Приготовления, свадьба, путешествие в Ожерелье, возвращение в Луегару, большой дом на берегу моря, светская жизнь – положение супруги известного человека обязывало, – благотворительность, мир искусств, а главное – любимый человек рядом… Агафрена восхищалась жизнью сестры. Немножко завидовала, не без этого, но в первую очередь радовалась, искренне надеясь, что её судьба сложится приблизительно так же, но…

Но Менсала жестока.

Через два года после свадьбы Артемиды рядом с Агафреной появился любящий мужчина, однако воспоминания об обстоятельствах его появления вызывали у Агафрены злые слёзы.

Через два года после свадьбы сестры Агафрена Брангийская была похищена.

С идеей присоединить соседнюю провинцию пришлось распрощаться, однако старый Борис по-прежнему оставался «на коне». Он полностью контролировал Брангию, он командовал пусть небольшой, но прекрасно обученной и оснащённой армией, он обладал авторитетом и… Эйфория от успехов привела к расслабленности. А расслабленность – к беде. Отказывая сватам Вениамина, Борис понимал, что северный сосед будет недоволен, но даже представить не мог, какие формы примет это неудовольствие. Забыл о публичном заявлении Мритского, что он восхищён красотой Агафрены. Не сообразил, что после этих слов тот не остановится.

Ещё через неделю четыре импакто Вениамина блокировали доминатор, на котором Агафрена отправилась гостить к Артемиде, принудили его приземлиться, сняли с борта главную пассажирку и доставили её в Мритск. Тем же вечером состоялась свадебная церемония, на которой никто не задавал невесте глупых вопросов, а затем – первая брачная ночь, имевшая все признаки изнасилования.

– Когда ты проведёшь эксперимент? – поинтересовалась Агафрена, тоже поднимая глаза к парящему рундеру. Чтобы не мешал зонтик, ей пришлось немного податься вперёд.

– Завтра, в первой половине дня, когда точка перехода будет активна, – тут же ответил Холь. – У нас всё готово.

– Абсолютно всё?

– Последнюю поверку я проведу после обеда. – Если Алоиз и удивился неожиданному интересу женщины, то никак этого не продемонстрировал.

– Насколько далеко от форта отойдёт рундер?

– Если пожелаешь, то мы останемся рядом, – пожал плечами инженер. – И ты сможешь наблюдать за ходом эксперимента с этого самого кресла.

– Главное, чтобы всё закончилось до наступления жары, – с наигранной томностью произнесла Агафрена. – После полудня здесь становится невыносимо.

– Договорились.

Желание поцеловать любимую стало невыносимым, Холь едва сдерживался.

Агафрена и походила, и не походила на его покойную жену. Внешне – как две капли воды. Алоиз не сомневался, что если бы Артемида дожила до возраста сестры, то выглядела бы так же: свежа, наполнена женственной силой, красива… Красива настолько, что перехватывает дыхание и путаются мысли. Красива настолько, что ради неё можно и убить, и умереть. Красива…

Но было и отличие: характером Агафрена была полной противоположностью яркой и энергичной сестре. Тихая, спокойная, предпочитающая коротать время с книжкой, мягкая… Наверное, только эти качества позволяли ей до сих пор находиться рядом с Вениамином.

Точнее, Алоиз не сомневался, что именно эти качества.

– Вчера вечером мы провели совещание, – продолжил импровизированный доклад Холь. – «Легавый» и «Повелитель» отступят на четыре лиги к югу, а мы отведём «Исследователя» на две лиги к северу. – Инженер махнул рукой, указывая приблизительное направление. – Но всё равно останемся в поле зрения.

– Ты планируешь быть на рундере?

Вопрос прозвучал очень странно, поскольку ответ был очевиден: «Да! Где же ещё?» И эта странность призвала Холя к осторожности.

– Да, я планирую быть на «Исследователе», – кивнул он, глядя Агафрене в глаза. – Эксперимент не только интересен мне, как его инициатору и ученому, – он важен сам по себе. Если всё пройдет успешно, мы перевернём историю Герметикона, наше открытие потрясёт мир, и поэтому я обязан…

– Чтобы войти в учебники истории, не обязательно рисковать лично, – сухо заметила женщина.

– Не понимаю? – растерялся Холь.

– Что изменится, если кто-то другой нажмёт на рубильник?

– Ну, принципиально…

– Вот и хорошо, – негромко, но безапелляционно отрезала Агафрена, крепко сжимая книгу. – Я прошу тебя не принимать участия в эксперименте.

– Что?

– Мы с Вениамином будем наблюдать за ходом эксперимента отсюда, с башни. Я хочу, чтобы ты составил нам компанию.

– Почему?

– Я так хочу.

И растерянный Алоиз понял, что спорить бесполезно.

– Удивлён, что вы не пробовали это вино, Саймон. Вы – настоящий ценитель красного… а вы, насколько я могу судить, именно настоящий, так вот, вы обязаны, просто обязаны были давным-давно насладиться букетом знаменитого Верпичайского Чёрного Старого.

– Я много слышал о нём, – вежливо отозвался Фил, – но не имел удовольствия пробовать. Менсала – не лучший мир для ценителя красного.

– Да, я понимаю, – протянул Руди.

– Местные вина производятся в небольших количествах, и их качество оставляет желать лучшего. А импортные к нам привозят нечасто. На Менсале предпочитают гнать крепкую бедовку: она проще в производстве и сильнее действует на организм.

– Бедовка глушит сознание.

– За это менсалийцы её и ценят.

– В таком случае я с особенным удовольствием открываю эту бутылку, Саймон, – рассмеялся Йорчик. – Обожаю наблюдать за тем, как неофиты приобщаются к Чёрному Старому и навсегда становятся его почитателями.

• Предыдущая
• 40/100
• Следующая