Серебрянка, или Напевы морской раковины - Фаржон (Фарджин) Элинор - Страница 22

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая

– Ну и сторож! – презрительно сказал садовник.

– Хватит языком-то трепать! – прикрикнула на сыновей мамаша Кодлинг. – Скажите лучше, куда я ходила и где могла оставить выходную шляпку? Нет, мы всё-таки опоздаем! Непременно!

– Кто видел мою сумочку? – промолвила Нянька, деловито просеменив от двери к окну.

– Ну вот, теперь Нянюшка сумку потеряла! – со стоном сказала Мегги.

– Вечная история, – вздохнул дворецкий. – Где вы видели её в последний раз?

– В прихожей, но теперь её там нет. Стойте! Нечего бежать сломя голову в прихожую! Говорю – нет, значит, нет. Она где-то в другом месте.

– Так уж эти сумки устроены, – кивнул дворецкий, стирая с головы паутину той самой тряпочкой, которой Джен чистила кочергу. – Оставишь сумку в прихожей, а она – глядь! – на чердаке очутилась. Скитаются, бедные, по всему дворцу без приюта…

– Мою всегда отличишь, она из кожи, сафьяновая, – сказала Нянька. – Ищите все, живо!

– У нас нет времени! – возразила мамаша Кодлинг.

– На мою сумку время найдётся! Не могу же я идти на крестины без неё.

– Почему?

– Потому что там всё самое важное! Ну же, ищите!

И все бросились искать. Дворецкий заглянул в дымоход, садовник порылся в ведёрке для угля, Эйб налетел на Сида, Сид наткнулся на Дейва, Дейв наскочил на Хэла, а Хэл столкнулся с Нолличеком, который вбежал в этот миг в комнату с криком:

– Кто взял мою сургучную печатку?

– Не вопи, – осадила его Нянька, – Что у тебя стряслось?

– Кто-то взял мою сургучную печатку. Она была, а теперь нету. Новенькая. Красненькая. Её кто-то стащил. Такую кругленькую, блестященькую! Я купил её только вчера, за два пенса. И пользовался ею всего один раз! Стащили! Мою чудесную печатку! – Нолличек затопал ногами. – Да слушает меня кто-нибудь или нет?

Тут в детской появилась кухарка, отрясая с пышных рук мучную и имбирную пыль.

– Где моя сургучная печатка?! – прогремел Нолличек.

– Меня об этом нечего спрашивать. И вообще – где моя шерстяная шаль?

Нолличек бросился к дворецкому, который на сей раз вычёсывал из волос осколки вазы.

– Где – моя – сургучная – печатка? – потребовал король.

– Брать чужие перчатки не в моих правилах, – холодно ответил дворецкий.

– И зачем вам перчатки на крестинах? – спросила кухарка.

Нолличек обиженно надулся:

– Ну, вдруг будет холодно, кто знает?..

– Никто не знает, – уверенно сказал Эйб.

– Конечно, кто не знает! – согласился Сид.

– Ещё бы, все знают, – подтвердил Дейв.

– Про что все знают? – поинтересовался Хэл.

К этому времени все уже позабыли, о чём шла речь, и Нолличек умчался. Вскоре, однако, вернулся, размахивая носками от разных пар. В правой руке он держал синий носок в белую крапинку, а в левой – красный носок в белую полоску.

– Только посмотрите, до чего эти прачки додумались! Нянюшка, погляди! Не могу же я идти на крестины в носках разного цвета.

– Я не могу выйти из дома без шерстяной шали! – закричала кухарка.

– Я не могу показаться на людях без выходной шляпки, – подхватила мамаша Кодлинг.

– Я не могу и шагу ступить без моей сумочки! – решительно заявила Нянька.

После чего все в один голос закричали:

– Мы непременно опоздаем!

И забегали в поисках пропавших вещей вверх-вниз по лестницам и взад-вперёд по коридорам, пытаясь на ходу привести беспорядок в порядок, а также прийти в разум, в чувство или, на худой конец, в себя.

Одна только Долл не участвовала в этой суматохе и, похоже, вовсе её не замечала. Она по-прежнему сидела у окошка и шептала:

– Полл! Полл! Полли! Сестрёнка! Приходи скорее!

Вернувшись в детскую, чтобы дочистить наконец камин, Джен заметила на щеках у Долл две слезы. Они катились медленно, большие и горькие, и Джен немало поразилась: разве можно плакать, имея мужа-короля и дочку-принцессу?

– Что случилось, королева Долл? – спросила горничная.

– Ой, Джен! Где моя сестричка?

– Верно, на берег побежала, за водорослями вонючими для своей птицы, – предположила Джен.

– Птица улетела, – сказала Долл. – И сестры нет, и я осталась совсем одна. В такой ужасный день…

– В такой счастливый день, – поправила Джен. – Сегодня у всех в Норфолке праздник.

– Только не у меня, – вздохнула Долл. – Только не у меня.

– Как так? – изумилась горничная. – Почему?

– Где моя сестричка? – снова прошептала Долл.

Разговор, таким образом, вернулся к своему началу, и Джен задумалась, о чём бы ещё спросить королеву, но тут в детскую вошёл ужасно гордый Нолличек в великолепной мантии красного бархата, с вышитыми золотой нитью крикетными битами.

– Доллечка, ты готова? Я готов! – провозгласил он и повернулся вокруг себя, чтобы мантия красиво всколыхнулась и опала. – У меня обновка! Нравится?

– Очень, – ответила Долл, по-прежнему глядя в окно.

– А пряжки на туфлях нравятся? – Нолличек стал поочередно поднимать ноги, и самоцветные пряжки заиграли в солнечных лучах.

– Очень, – безучастно ответила Долл, даже не взглянув в его сторону.

– Они хорошо блестят? – не унимался Нолличек. – Эй, Джен, потри-ка, чтоб ярче блестели.

Он задрал ногу на каминную решётку, и Джен прошлась по пряжкам чёрной от угольной пыли тряпкой. Нолличек, как видно, совсем позабыл про исчезнувшую печатку, гнев его угас, и он пребывал в самом что ни на есть благостном и умиротворённом состоянии духа.

– Долл, а хочешь посмотреть, какой подарок я приготовил ребёночку на крестины? Я так долго мучился, не знал, что подарить… Хочешь, покажу?

– Покажи. – Долл отошла от окна.

– Вот! – Нолличек вытащил из кармана красивую, обтянутую кожей коробочку.

– Небось жемчужные бусы! – восхищённо воскликнула Джен.

Долл открыла коробочку и заглянула внутрь.

– Лезвия для бритвы… – растерянно сказала она.

– Целых семь! – гордо подтвердил Нолличек. – По одному на каждый день недели. Правда, красивые?

– Но нашему ребёнку они не нужны, – сказала Долл.

– Сейчас не нужны, – нетерпеливо перебил её король. – Со временем понадобятся. А пока он растёт, я попользуюсь ими сам, как бы взаймы.

– У нас родилась девочка, – напомнила ему Долл.

– Да? Ну почему мне никогда ничего не рассказывают! Ладно, тогда лезвия останутся мне. Всё сложилось как нельзя лучше! – И он бережно и любовно засунул коробочку обратно в карман. – А ты, Долл, какой подарок приготовила?

– Никакой.

– Странно. Но ребёнок, может, и не обидится – не заметит. Послушай, нам пора. Надевай шляпку, и пошли в церковь.

– Я не иду в церковь.

Нолличек раскрыл рот от изумления.

– Ты – не – идёшь – в церковь?

– Не иду, пока Полл не вернётся.

– Ты не в своём уме!

– Нет, я в своём уме.

– Но почему надо её ждать?

– Потому что она ушла выяснять.

– Что выяснять?

– Не знаю.

– Куда ушла?

– Не знаю.

– Когда она вернётся?

– Не знаю.

– Ну хоть что-нибудь ты знаешь?

– Знаю, что мне надо дождаться Полл.

– А мне не надо! И вообще – это не её крестины! Где все?

Нолличек схватил блинный колокольчик и затренькал что было мочи. Колокольчик этот всегда был под рукой у короля на случай, если ему вдруг захочется блинов. Придворные знали, что при большом трезвоне малейшее промедление грозит большой бедой, поэтому детская мгновенно заполнилась людьми. Мамаша Кодлинг прибежала, завязывая под подбородком ленты своей выходной шляпки, которая нашлась в чулане. Что она там делала? Прикрывала жирного фаршированного каплуна, а сверху на шляпке лежала крышка. Мамаша Кодлинг всем поочерёдно объясняла, как сама же прикрыла каплуна шляпкой от мух и спрятала в чулан – от своих сыновей. А там уж ей, конечно, пришлось положить сверху крышку – от пыли и моли. Эйб, Сид, Дейв и Хэл пытались завязать на шее банты, причем сразу из двух шейных платков, так как по-прежнему не могли сделать выбор между подковами и стременами. Нянька надела пёструю праздничную накидку и проверяла теперь содержимое своей сумочки, найденной там, где она её оставила, – в прихожей.

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая