Спор о Сионе - Рид Дуглас - Страница 95

• Предыдущая
• 95/220
• Следующая

Здесь автор пишет как непосредственный участник событий, и вполне возможно, что это придаёт известную окраску тому, что говорится о происшедшем, результаты которого, испытанные его поколением, трудно назвать положительными. Я хорошо помню грозную атаку немцев 21 марта 1918 года; я видел её на земле и с воздуха, участвуя весь первый месяц в боях, пока меня не эвакуировали в тыл на носилках. Я помню приказ генерала Хэйга, что каждый солдат должен сражаться до последнего там, где он стоит; этот приказ висел в столовой моего авиаотряда. Я не сожалею о пережитом, и не хотел бы вычеркнуть его из моей жизни, даже если бы я мог это сделать. Но теперь, когда я вижу скрытые мотивы и средства, которыми всё это было вызвано, мне хотелось бы, чтобы будущие поколения упорнее придерживались «прямых путей» сэра Вильяма Робертсона, зная немного больше о том, что происходило тогда и продолжается сейчас, и способствуя тому, чтобы в конечном итоге обратилось к добру то, что сейчас представляется злом. Именное этой целью автор и пишет эту книгу.

Благодаря победе в Европе, желаема территория в Палестине была в конце концов получена. Однако одно дело захватить территорию, а другое — создать на ней что-либо. На этой земле сначала должна была быть воздвигнута «родина» сионизма, а затем его «государство» (а, в конечном итоге, вероятно ещё и «империя»). Одна Англия не была, разумеется, в состоянии достигнуть всего этого. Не было прецедента в истории чтобы арабская территория, завоёванная европейцами, была подарена азиатскому народу. В такую сделку нужно было втянуть несколько наций, много наций, надо было основать «фирму», чтобы придать всему этому вид приличного гешефта. Необходима была «лига наций» и, прежде всего, требовалось американское «вмешательство». Эта вторая часть общего плана действий также уже подготовлялась заранее; пока английские войска захватывали нужную полосу земли, ловкие адвокаты искали путей, чтобы подделать законные акты на землевладение, основать «торговую компанию» и пустить в ход нужное предприятие.

Ллойд Джордж сделал своё дело, и его роль заканчивалась. Читатель должен теперь бросить взгляд на другой берег Атлантики и посмотреть что там затевали господа Хауз, Брандейс и раввин Стефен Уайз. Некий г-н Вудро Вильсон играл во всём этом лишь призрачную роль.

Слова «заговор» и «интрига», часто употребляющиеся в этой повести, принадлежат не автору этих строк, а исходят из осведомлённых источников. Артур Д. Хоуден (Howden), писавший биографию «полковника» Хауза в тесном контакте с этим последним, сам дал заглавие настоящей главе. Описывая события, в центре которых в Америке во время войны 1914…1918 гг. стоял Хауз, он писал: «Паутина интриги плелась вокруг обоих берегов Атлантического океана». Правительство Ллойд Джорджа в Англии и президент Вильсон в Америке вначале завязли в этой паутине независимо друг от друга. В годы 1914…1917 обе «сети», в Лондоне и Вашингтоне, были объединены связями через океан и Хоуден описывает, как это происходило. После этого оба правительства оказались опутанными одной сетью, и никогда более с тех пор не могли из неё вырваться.

В годы президентства Вильсона настоящим президентом Соединённых Штатов был Хауз, которого раввин Уайз характеризует в своих записках, как «связного между правительством Вильсона и сионистским движением». Член Верховного суда США Брандейс, решивший, как упоминалось выше, «посвятить свою жизнь» сионизму, был «советником президента по еврейским вопросам» (Вейцман); здесь впервые в ближайшем окружении американских президентов появляется влиятельная фигура «советника» неизвестная до тех пор, не предусмотренная никакими конституциями и становящаяся теперь постоянным атрибутом правительственного аппарата. Главным сионистским активистом был раввин Уайз, находившийся в постоянной связи с Хаузом и Брандейсом. Хауз (вместе с выплывшими в ту же эпоху на поверхность Бернардом Барухом) фактически назначал министров, т. ч. один из выбранных ими представился Вудро Вильсону со словами: «Моё имя Лэйн, господин президент, и мне кажется, что я — министр внутренних дел». Президент проживал в Белом Доме в Вашингтоне, но его часто видели посещавшим маленькую квартиру на Восточной 35-ой улице Нью-Йорка, где жил Хауз. Со временем это повело к недоуменным вопросам, и президент объявил как-то одному из своих партийных коллег: «Хауз — моё второе я, моё независимое я. Наши мысли совершенно одинаковы». Хауз постоянно бывал в Вашингтоне, где он руководил президентскими интервью и ведал корреспонденцией президента; поджидая министров вне зала совещаний кабинета, он давал им указания, что они должны были говорить внутри. Из своей нью-йоркской квартиры он управлял Америкой, пользуясь частными телефонными линиями, соединявшими его с Вашингтоном: «мне достаточно было снять трубку, чтобы немедленно говорить с государственным секретарём». Для государственных решений не нужно было спрашивать согласия президента. Хауз «не нуждался в подтверждении своих распоряжений… достаточно было, чтобы президент не возражал, и я знал, что дело идёт дальше». Другими словами Вильсону нужно было возражать, чтобы задержать или изменить любое принятое без его участия решение, но, как мы помним, непосредственно после выборов ему пришлось обещать, что «в будущем он не будет действовать самостоятельно». Если в 1900 году Хауз принял решение перейти от вопросов техасской политики к государственной, то в 1914 г. он уже готовился заняться международными делами: «Ему хотелось применить свою энергию в более широких масштабах… с начала 1914 г. он стал всё более и более посвящать себя тому, что в его глазах было вершиной политической деятельности и в чём он проявлял свои наибольшие способности — международной политике». Надо сказать, что техасский опыт менее всего мог подготовить Хауза к такого рода карьере. В Техасе одно лишь слово «международная политика» было в глазах общественности синонимом нечистоплотных занятий и именно здесь, более чем где либо в другом штате, «общественное мнение жило традициями 19-го века, требовавшими в качестве первостепенного принципа американской политики абсолютного невмешательства в политические дела Европы» (Сеймур). Хауз, сумевший где-то в Техасе впитать в себя «идеи революционеров 1848 года» (см. выше), намерен был порвать с этими традициями, однако это ещё далеко не наделяло его «наибольшими способностями» для вмешательства в международную политику.

Хауз был человеком совершенно иного склада, нежели инертный и скучающий Бальфур, уроженец шотландских холмов и туманов, или ловкий уэльский прислужник сионизма Ллойд Джордж, однако он действовал как если бы все трое закончили курс некой тайной академии политических махинаций. В 1914 г. он стал, по его собственному признанию. назначать американских послов и заводить первые связи с европейскими правительствами в качестве «личного друга президента». Его издатель Сеймур писал впоследствии: «Трудно найти в истории другой пример дипломатии, которая была бы столь чуждой её общепринятым путям и одновременно такой успешной. Полковник Хауз, частное лицо, кладёт карты на стол и согласовывает с послом иностранной державы, какие инструкции следует послать американскому послу и министру иностранных дел этой страны». Хоуден, его доверенный, выражается ещё яснее: «Во всём, что происходило, инициатива принадлежала Хаузу… Государственный департамент США сошёл на положение промежуточной инстанции для воплощения его идей и архива для хранения официальной корреспонденции. Более секретная дипломатическая переписка проходила непосредственно через маленькую квартиру на Восточной 35-ой улице. Послы воюющих стран обращались к нему, когда хотели повлиять на решения правительства или найти поддержку в паутине трансатлантической интриги».

Сам Хауз скромно писал: «Жизнь которую я веду, интереснее и ярче любого романа… информация со всех концов земного шара поступает в мой маленький, незаметный кабинет». Сеймур дополняет: «Члены правительства в поисках нужных лиц, нужные лица в поисках подходящих мест превратили этот кабинет в некое подобие контрольного бюро. Издатели и журналисты спрашивали его совета, а сообщения для иностранной печати писались почти что под его диктовку. Чины министерства финансов США, британские дипломаты… и столичные финансисты приходили в его кабинет для обсуждения своих планов».

• Предыдущая
• 95/220
• Следующая