Чудо-камень - Сотников Иван Владимирович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/36
• Следующая

Ужин прошел шумно. Ребята рассчитывали на рыбий шашлык, но хариусом полакомилась незваная медведица.

Солнце нехотя скатилось на кручи скал, и сразу, как это бывает лишь в горах, померк день. На дальнем хребте потухло последнее дерево, только что горевшее в багрянце заката. Азат распалил костер, и ребята уселись вокруг, безумолку споря и озоруя, кто во что горазд. Вечера за костром всегда интересны, и их любили. Сегодня особенно. Жаркий костер — все же защита и от медведицы, если она пожалует ночью. Оба ружья зарядили жаканом, и они висели наготове. Профессор лежал поодаль, раскинувшись навзничь, и думал о чем-то своем. Корней Ильич сидел с ребятами у костра и пока отмалчивался. Платон Ильич, устав за день, улегся в палатке и быстро уснул. Заснули и девчонки в своей палатке. У костра остались лишь ребята.

— Корней Ильич, расскажите, как поймали Мишку, как убили медведицу? — попросил вдруг Азат. — Давно обещали.

— Раз обещал — сделаю, — крякнув, сказал старый камнерез. — Набедовался я тогда, чуть жизни не лишился. Все же одолел зверя. Человек, если силен духом, всегда одолеет. Любое дело. Лишь бы здорово захотел. По-моему, попал в беду — никогда не сдавайся, как бы лихо тебе ни было.

Говорил он тихо, не спеша. Чувствовалось, заново полон чувств, пережитых тогда, и старое будто заново проходило через его душу.

Ребята слушали зачарованно, изредка перебивали, уточняли, что и как было. Их особо интересовали свои ребячьи мелочи, на которые он часто не обращал внимания в рассказе.

Во так же, как и сегодня Сенька, нашел он в лесу медвежонка. Принес домой. Ребятам забава, взрослым забота. А тут и медведица пронюхала, где ее детеныш, и зачастила к кордону. День и ночь бродит вокруг. Естественно, пришлось за ней охотиться. Ходил-ходил на нее с ружьем — никак не дается. Хитрая была, осторожная. Зря на рожон не лезла. Поставил один капкан, другой, да с приманкой, с медом. Ну и клюнуло. Угодила медведица в капкан. Заводило ей ногу и сидит, как на привязи. Капкан-то к колу был прикручен. Осталось пристрелить, и медведица твоя. А пришел, увидел ее, пожалел и соблазнился взять живьем. Пусть, думаю, поживет в зоопарке. Приготовил сеть, чтобы опутать, пошел снова. А стал ее брать — промахнул как-то. Сдуру один взялся, без помощников. Медведица и насела на него, рассвирепела. Сорвалась с кола и потащила за собой. Барахтался с нею, барахтался, с трудом одолел, ударив ножом под лопатку, в сердце значит. Зато самого медведица чуть не задрала. Искровянила, измяла, исцарапала лицо, шею, искусала руки. Сколько ни охотился, никогда такого не случалось. А тут оплошал и чуть жизни не лишился. Вот та медведица и разрисовала ему лицо.

Ребят одолевало нетерпение. А как ставится капкан? А как бить зверя? А как искать по следу! Сто вопросов, и на каждый ждут ответа.

Костер жарко потрескивал, разгораясь все ярче и ярче. Сосновая и еловая сушь пылала жарко, и было светло, как днем. Стало горячо, и ребята отодвинулись. Спать никому не хотелось.

— А может, заявится наша медведица? — пытал старика Азат.

— Правда, может? — уже иронизировал Юрка. — А то Азат соскучился… Ты рыбы ей приготовил? А зря. Так она не пойдет.

— Ладно тебе балагурить! — отмахивался Азат.

На какой-то миг ребята притихли, а Петька встал и сладко потянулся. Не пора ли спать? Вдруг за кустами раздался шорох, и все повскакали с мест. Что такое? Неужели она? Прислушался и Корней Ильич.

— Разбуди-ка Грека, — сказал Сенька Биктимеру. — И девчонок тоже.

Прислушиваясь, ребята невольно поглядели на деревья. Еще с вечера каждый из них инстинктивно выбрал себе одно из них, чтобы при надобности забраться на сучья.

Ночь была звездная и тихая-тихая. Ее покой едва нарушал еле слышный лепет горного ручья — он журчал под боком. И темная-темная, чернее чернил. Ничего не разглядишь. Особенно после костра. Что же теперь делать? И как быть? Если она, спать не даст, пока с ней не расправится Корней Ильич. А расправиться с медведицей в такую ночь не так просто. Да и зверь, видать на рожон не полезет. Голодна она — не голодна. А чтобы полакомиться, едва ли пойдет на огонь, да на людях. И все же, небезопасно.

Отошли к палатке. Отсюда легче наблюдать за кустарником, откуда послышался шум. Альда приложила руки к груди. Сердце, готовое выскочить наружу, стучало громко.

— Что-то страшно, Злата, — шепнула она подружке, и обе прижались друг к другу.

Но вот в кустах снова послышался шум, резкий, сильный, будто кто-то ломился через чащу. Что за оказия? Чего ей надо у огня? Смелая, оказывается. Напряжение достигло предела. Так натягивается струна. Стоит чуть усилить натяжку, и она с треском лопается. Нечто подобно сейчас и в душах ребят. С медведицей шутки плохи, и приходилось быть настороже Беда, как попадешь ей в лапы.

Опять тихо-тихо. Затем снова шорох, снова кто-то ломится через кусты, шарахаясь из стороны в сторону. Лучше бы не тащить сюда того медвежонка. Из-за него теперь все беды. Ошибку, Однако, не поправишь. Теперь не спи и дрожи всю ночь.

Девчонки притаились, ни живы ни мертвы. Перетрухнули и ребята. Платон Ильич отошел с ружьем в сторону, Корней Ильич в другую. Профессор стоически присел у палатки и все твердил:

— Ничего, ребята, все обойдется, все будет хорошо! Всех медведица не проглотит!

Всех нет, а кое-кого может сцапать.

Как вдруг зверь снова махнул через кусты. Казалось, вот-вот он вырвется к самому огню, и все сразу увидят медведицу.

— А, дьявольщина! — обругался, не стерпев, Корней Ильич. — Сейчас я его окаянного пугну отсюда! — и, вскинув ружье за плечо, бросился к кустам.

Сенька даже оцепенел. Правда, тут же и восхитился мужеством охотника. Но зачем же все-таки рисковать? А старый камнерез вышел к самым кустам и уже крикнул оттуда:

— Глядите-ка, вот он разбойник!

Все удивились, что за панибратство с медведем?

— А ну, прочь отсюда! Прочь, говорю! — на кого-то кричал Корней Ильич.

Ага, догадался Сенька, это же ручной медведь с кордона. Но к горечи и радости ребят оказался вовсе не ручной медведь, а обыкновенный заблудившийся теленок. Его, верно, ищут, а он тут блуждает, пугая ребят.

Смеху теперь, хоть отбавляй. Вот тебе и медведица! А все Азат. «Придет, придет», — просто запугал всех. Оказывается, теленок. Смех и грех.

Теперь оставалось лечь спать.

Первые же километры пути через Уреньгу оказались тяжкими. На ладонях появились мозоли. От носилок. Биктимер тяжело дышал. Ныло плечо. Азат тоже отдувался, и по лицу его струился пот. Сегодня Юрка казался куда тяжелее, чем вчера.

Подошел Платон Ильич и подменил Азата. «Передохни малость». — «Я еще могу, не надо». Грек не уступил. Азат с минуту оттирал платком взмокшее лицо.

На первом же малом привале распрощались с Илюшкой. Паренек полюбился всем и с первых же минут стал родным и близким. Удивительный ребенок. Смелый, рассудительный, мастер на все руки. Дружить с ним одно удовольствие. Платон Ильич расцеловал его и долго не выпускал из рук. Профессор подарил ему диковинный нож в семнадцать лезвий. Расцеловались с ним и ребята. Пытались было обнять его и девчонки, но Илюшка не поддался. Только потом уже сам подошел к Альде, обнял ее и запросто сказал:

— Прощай, сестренка. Буду в Уфе — зайду в школу.

— Приходи, на урок возьмем, в музей сходим, в кино, в театр.

Сенька протянул ему небольшой листок:

— От меня, на память!

Илюшка глянул и ахнул. С рисунка на него смотрел он сам. И до чего похож! Сидит на камне, глядит на солнце и смеется.

— Спасибо, сберегу.

Расстались с ним трогательно и тепло.

Продолжая путь, стали чаще меняться у носилок и все же уставали. Видно, сказывалось утомление, и сил становилось меньше.

Шли чистым сосновым лесом. Такой бор! Воздух свежий, смолистый. Тропка усыпана старой хвоей, мягкой и упругой. А спустились в сырую низину, я на ребят обрушились тучи комаров. Хорошо, они смазали лица мазью. Юрка заупрямился и не стал смазывать. Теперь он беспрестанно ерзал на носилках, отбиваясь от мошкары. Дергался, раскачивал носилки, затруднял движение.

• Предыдущая
• 24/36
• Следующая