Пророчица (СИ) - Ангел Ксюша - Страница 50

Тогда что? В чем причина внезапного решения венчаться? Ведь, если он прав, и это навсегда…

Навсегда. Он предлагал мне…

Тут меня накрыло. Резко. Шок прошел, оцепенение схлынуло, и я разрыдалась. Зима вдруг показалась холодной, дикой, она впивалась в кожу, проникала внутрь, студила кровь.

Глеб ненавязчиво гладил по спине, словно знал, что мне надо выплакать это. Выплеснуть. Прогнать страх.

— Ты не понимаешь, я могла… могла уже быть мертва! — всхлипывала я. — Мы были там вдвоем… одни… и Влад… он сказал: ложись, а я не поняла… Даже не сразу сообразила…

Плакала я долго, с надрывом. Затем просто всхлипывала и курила. Гормональный взрыв завершился облегчением и усталостью. Глеб прав, нужно отдохнуть, а потом думать, что делать дальше. Хотя, о чем думать? Это не охотник и не Чернокнижник. Даже не сумеречная необходимость пить кен ясновидцев. Там можно размышлять, строить догадки, сочинять планы.

Реальная же, человеческая беда — болезнь — такой возможности не оставляла. Я могла лишь навещать Влада, разговаривать с ним и надеяться на то, что он услышит и придет в себя. Ну, или просто очнется, потому что так надо.

Потому что его кома не отменяет проклятия. Нет, не о том сейчас надо думать, совсем не о том…

— Я вызову такси, — сказал Глеб спокойно. И пусть. Мне нужен кто‑то, кто не будет паниковать и убиваться. — А то с мотоцикла ты свалишься.

Я кивнула, помолчала немного.

— Как ты оказался там? — спросила, спустя несколько секунд. Несмотря на спутанность мыслей, хотелось знать, участвовать в жизни. Ужасно боялась выпасть из реальности.

— Да, брось, Полевая, у каждого из нас свои тараканы, — буркнул он и отвернулся.

— Ты следил за ней? За ними?

— Ну давай, скажи, что я идиот! Нет, они мне до лампочки…

Я поджала губы. Сижу тут, страдаю, а каково Глебу вообще? Он ведь никогда не покажет, что на душе, как бы плохо ни было. Будет молчать, дуться, бить кулаками стену, когда никто не видит. Ненавидеть весь мир. Себя. А ведь это так знакомо мне.

— Оба мы хороши!

— Верно.

Ощущение нереальности происходящего постепенно испарялось, оставляя тревогу и страх. Но это я уже проходила. Справлюсь.

Небо хмурилось, но снегом больше не сыпало. Голые ветки спящих деревьев медленно раскачивались от ветра, по дороге туда — сюда сновали машины.

— Очнется он, вот увидишь. Будет снова нам нервы трепать, — как бы между прочим сказал Глеб.

Я не ответила. Смотрела перед собой и слушала город. Звуки словно отождествлялись с жизнью — я поглощала их, жадно вдыхала холодный воздух, понимая одну — единственную важную истину того дня.

Я жива.

Спасенная то ли силой провидения, то ли отличными рефлексами Влада, сижу здесь, говорю, двигаюсь, существую. Усталая, напуганная, но абсолютно невредимая. В отличие от него самого.

А это значит, все образуется. Я отдохну, приеду завтра в больницу, буду говорить с ним, держать за руку. Бытует мнение, что они там слышат нас. Глупо не верить после всего, что со мной было.

И все у нас будет хорошо.

Только живи…

— Ты собираешься домой? — Ласковый голос отвлек от книги, и я подняла глаза на сестру.

Невероятно, как она изменилась. Округлилась, похорошела, в глазах — спокойное счастье плещется. Отношения с Филиппом явно пошли Рите на пользу.

— Я не устала. К тому же, домой совершенно не хочется. Возможно, я сегодня переночую у Вики.

— Поля! — Рита присела рядом, на небольшой дерматиновый диванчик, сжала мою руку. — Поехали. Я приготовлю ужин. Соберемся вместе. Как раньше. Все атли.

— О чем ты говоришь? — Я захлопнула книгу. — Атли…

Взгляд упал на умиротворенное лицо Влада, и я осеклась. Верила, что он слышит меня, потому и приходила сюда по пятницам после работы. Читала — благо, его литературные вкусы я знала очень хорошо. Выучила еще тогда, когда мы жили вместе. Достоевский, Уальд и Кафка — весьма своеобразное сочетание. Я и сама полюбила их.

Я рассказывала Владу о том, что произошло за неделю. Иногда просто молчала и держала за руку. Казалось, если буду смотреть долго, то в один прекрасный момент он откроет глаза и улыбнется.

Бред! Прошло почти полгода, а ничего не изменилось. А значит, не изменится никогда.

Я сделала жест сестре и вышла из палаты. Лишь в коридоре охватило чувство, что это все же больница — ощущение казённости нападало со спины, и каждый раз заставало врасплох. Комната — палата Влада превратилась в знакомый и уютный мирок, наполненный переживаниями и надеждами. Коричневый диванчик, торшер в углу, томики классиков на небольшой тумбочке. Цветы. Убежище, в которое я сбегала в конце недели.

— О каких атли ты говоришь? — немного резко спросила я. — О Ларе, которая меня ненавидит? О Глебе, который дома бывает раз в неделю? Или, может, о Филиппе, который занят самолюбованием с того момента, как занял место вождя?

Рита покачала головой и прижала руки к груди. Ее любимая поза, я уже привыкла. С тех пор, как они с Филиппом сошлись после нового года, она готова за него глотку перегрызть.

— Как тебе не стыдно?! — с укором сказала сестра. — Филипп старается, чтобы атли не заметили отсутствия Влада, а ты…

— Филипп старается стать тем, кем не был рожден. А еще у него началась звездная болезнь, и ты — единственная, кто этого не замечает. — Я вздохнула, стараясь успокоится. Вышло плохо.

С того злосчастного дня у атли все изменилось. Как бы я ни относилась к Владу и его замашкам, не могла не признать, что он умел всех сплотить. И Филиппа, который втайне ненавидел его, и Глеба, который даже не пытался скрыть ненависть. И Олю с Каролиной, что вели себя как мышки, подолгу просиживая на кухне и общаясь о своем.

После того, как в нас стреляли, атли словно распались, разделились на мелкие составляющие, соединенные вместе лишь необходимостью жить под одной крышей. Впрочем, даже этой необходимости я в последнее время не придавала такого значения, как раньше.

Филипп, получивший, наконец, желаемое, попросту не умел управлять людьми. Непредсказуемые скачки от доброго и во всем потакающего правителя до жестокого тирана, признающего лишь собственную волю, не вызывали ничего, кроме снисходительной улыбки.

Поведение новоиспеченного вождя атли утомляло, потому мы с Глебом много времени проводили вне дома.

— Я не хотела тебя обидеть, — уже мягче произнесла я и порывисто обняла сестру. — И Филипп тут ни при чем. Мне спокойнее здесь… К тому же завтра не нужно рано вставать, а Вика постоянно зовет в гости.

— Ты то тут, то с этой Викой, то где‑то пропадаешь с Измайловым. Я почти не вижу тебя! — Рита обижено насупилась и отвернулась. — Мне кажется, я потеряла не только брата, но и сестру…

— Ты не потеряла, — возразила я, — ни брата, ни сестру! Влад жив.

Впрочем, это было спорное утверждение — я понимала, что Влад жив только благодаря аппаратам. Скорее всего, он не очнется никогда…

Я вздохнула, сжала прохладную ладонь сестры.

— Хорошо, — кивнула. — Поехали домой.

Маргарита засияла, обняла меня и засуетилась.

— Я откопала такой рецепт морковного пирога — пальчики оближешь! Кстати, о них, родимых! Мясные пальчики в горчичном соусе — это нечто…

Всю дорогу я слушала рассказы о кулинарных изысках и декорировании их с Филиппом комнаты. За то время, что Рита жила у атли, она успела получить права, обзавестись кричаще — красным внедорожником и даже взять на себя некоторые дела в фирме Влада. Поражалась, как она все успевает: и карьеру налаживать, и личную жизнь. Правда, большую часть дел Влада все же вел Тимофей Соколов — его доверенное лицо. Как приближенный, он знал кое‑что об атли, был немногословен и предан делу. С ним я познакомилась, когда жила с Владом, и до сих пор он верой и правдой служил своему боссу.

Я слушала Риту вполуха, смотрела на мелькающие за стеклом зеленые деревья и цветущие сиреневым поля. Природа дышала жизнью, заражала позитивом и радостью, но у меня в последнее время на эти чувства образовался устойчивый иммунитет. Июнь — мой любимый месяц в году, но в этот раз воодушевления от начала лета как ни бывало.