Секретный ключик - Ригерт Ким - Страница 11

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая

– Тогда предоставьте мне необходимое время. И молчаливую поддержку.

– Молчаливую?

– Молчаливую, – решительно подтвердила она.

Молчание Шерил получила. Непонятно только, как с поддержкой. Наконец, когда она уже решила, что на другом конце линии уже никого нет, раздался озабоченный голос Бенито:

– Но он с вами хорошо обращается?

– Прекрасно. – Так оно в общем-то и было, если не считать некоторых язвительных замечаний.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, мистер Рикелли. – Ей хотелось повесить трубку.

Но Шерил не сделала этого, потому что знала: стоит ей поступить подобным образом, как через пять минут старик будет здесь и начнет всюду совать свой нос, только осложняя ее задачу. Она понятия не имела, сможет ли выполнить его задание, зато отлично понимала, что у него, с его методами, это не получится никогда. Если бы Бенито мог добиться успеха, то преуспел бы давным-давно.

– Но вы позвоните мне в случае необходимости?

– Несомненно.

– И не допустите неуважительного к себе отношения?

– Ни в коем случае.

Он издал неодобрительный звук, словно желая сказать, что не совсем удовлетворен, однако…

– Хорошо, мисс Дорси. Я предоставлю вам свободу деятельности.

– Спасибо, мистер Рикелли. – Она собралась было повесить трубку.

– Увидимся за обедом.

– За обедом нас не будет.

– Не будет? Однако…

– Джордано и мне нужно побыть наедине. Без свидетелей, – сказала Шерил как можно спокойнее, стараясь тем временем подальше отодвинуться от стоящего позади нее человека.

Но, судя по раздавшемуся веселому возгласу: «Браво, браво!», она отодвинулась недостаточно далеко. Обернувшись, Шерил бросила на него негодующий взгляд. Нисколько не смутившись, он улыбнулся ей.

– Мне надо идти, мистер Рикелли. Меня ждут кое-какие дела.

– Но Джордано? Как он…

– До свидания, мистер Рикелли. Я позвоню вам через несколько дней.

– Дней? – начал было возмущаться он, но, не желая больше слушать, Шерил повесила трубку и вновь обернулась к Джордано, ожидая очередных поддразниваний.

Он молча рассматривал ее. Усмешка, не сходившая раньше с его лица, исчезла, брови удивленно подняты.

– Ого! Молодец! – В голосе Джордано была не насмешка или сарказм, а почти что уважение. – Ну вы и сказали ему!..

– Я сказала лишь то, что нужно было сказать.

– И что не рискнул бы сказать никто другой.

– Мне кажется, что вы все эти годы говорили ему далеко не комплименты, – возразила Шерил. – Не могу поверить, что я была первой, кто возразил ему.

– Может быть, и нет. Но вы первая, кого он выслушал.

– Мы еще не знаем, действительно ли он выслушал, – сказала Шерил, несколько опасаясь того, что в данный момент Бенито пересекает газон, отделяющий дом от коттеджа.

Как будто прочитав ее мысли, Джордано проковылял к окну и, отогнув занавеску, взглянул на дом отца.

– Никто не идет, – сообщил он. – И пушки на нас пока что тоже не направлены.

Шерил выдавила из себя улыбку.

– Думаю, что это хорошие новости. – Теперь, когда разговор остался позади, она чувствовала слабость в коленках.

– Так куда же мы с вами направимся?

– Что?

– Вы сказали ему, что мы не собираемся идти на обед, – напомнил он. – Куда же тогда?

– Да, верно. – Она виновато улыбнулась. – Еще не придумала. Знаю только, что любая ваша встреча с отцом сейчас отнюдь не улучшит ситуацию.

– Это просто вывело бы его из себя. – По лицу Джордано было видно, что такая перспектива отнюдь его не печалит.

– Именно этого я и не хочу, даже если у вас другое мнение, – резко ответила Шерил. – Но полагаю, что вы правы. Нам надо проветриться. Не хотите ли покататься на машине?

– Очень хотел бы, – почти промурлыкал он.

Она его защищала! На памяти Джордано от отца его защищал лишь один человек – мать. Как львица, обороняющая свое дитя, Фелисия Рикелли вновь и вновь сражалась со своим мужем – отклоняя одно за другим его бесконечные требования к Джордано вроде смены школы, учебы в определенном университете, переезда в Неаполь, участия в семейном бизнесе, женитьбы на подходящей женщине.

– Он же не ты! – снова и снова повторяла Фелисия. – Оставь его в покое.

– Но он же должен понять! Должен чему-то научиться!

– Он научится тому, чему надо, может быть даже слишком скоро.

К этому моменту в ее голосе обычно звучала такая боль, что Джордано хотелось ворваться к ним, отшвырнуть отца, успокоить боль матери. Но он сдерживался в бессильной ярости. Сдерживался до тех пор, пока отец, кивнув головой, не говорил холодным, отстраненным голосом:

– Как хочешь, Фелисия.

И он вновь исчезал из их жизни. Тогда она приходила к не находящему себе места, взбешенному Джордано и говорила:

– Он твой отец. Ты должен уважать это.

– Я не могу уважать его, – каждый раз возражал Джордано.

– Ах, Джордано. – Она брала его за руки, и он позволял ей заключить его в ласковые объятия. Сначала Джордано был настолько мал, что зарывался лицом в грудь матери, но со временем мог уже прижаться щекой к ее макушке. Он чувствовал, как она слегка качает головой, и слышал слова, которых никогда не понимал: – Бедный Бенито ничего не может с этим поделать. Хотя и пытается.

Насколько мог видеть Джордано, старик , и не думал пытаться. Если только не относить к этому неприятности и боль, которые он щедро дарил жене – женщине, отдавшей ему все, что она имела, начиная от богатства и кончая своей любовью.

Джордано знал, что это был брак по расчету, и подозревал именно в нем причину безразличия отца. Он был уверен: Бенито женился из-за денег ее семьи и его совершенно не интересовала женщина, к ним приложенная. Они не жили вместе с тех пор, как Джордано исполнилось восемь лет.

И все же Джордано знал, что, несмотря не жизнь порознь, мать не переставала любить отца. Она никогда не позволяла сыну говорить о Бенито плохо и никогда не делала этого сама. Мать всегда выглядела грустной. И одинокой. Она оставалась одна – если не считать сына – и шесть лет спустя, когда умерла от сердечного приступа.

Смерть матери стала для Джордано самой болезненной потерей в жизни. Он был вне себя от горя и ужасно тосковал по ней, даже несмотря на то, что мысленно приготовился к этому.

Уже больше года Джордано знал, что у матери больное сердце. Ей не хотелось говорить ему об этом, но, в конце концов, скрывать болезнь стало невозможно, слишком уж бледной и слабой она стала. Обосновавшись в то время в Глазго, он не мог видеться с ней так часто, как ему хотелось бы. Но мать не протестовала.

– У тебя своя жизнь, – говорила она. – Делай то, что считаешь нужным. – Не в пример отцу, мать никогда ничего от него не требовала.

Однажды, прилетев к ней погостить, он нашел ее гораздо бледнее и слабее, чем раньше. Но когда он спросил в чем дело, мать отделалась отговорками. И Джордано отступил, решив, что всему виной бронхит, перенесенный ею этой зимой. Однако, когда он вернулся через месяц, матери не стало лучше. Ей стало хуже.

Именно тогда она вынуждена была рассказать правду о состоянии своего здоровья. Джордано сделал все, что было в его силах, чтобы найти кардиолога, который мог бы помочь матери. Но лучше ей не становилось. Оставалось только прилетать к ней как можно чаще. В ее последний год он прилетал на каждый уик-энд и провел с ней весь последний месяц.

И ни разу не видел у нее Бенито. Поэтому все свидетельства испытываемого отцом горя – Боже мой, старик даже рыдал у ее могилы! – казались Джордано фальшивыми.

– Где ты был, когда она была жива? – резко спросил он тогда на кладбище.

И хотя отец выглядел пепельно-серым, Джордано не было до него никакого дела. Старик был хорошим актером! Но он не мог обмануть человека, двадцать шесть лет пробывшего рядом с матерью, в то время как его отец пребывал где угодно, только не подле нее.

На взгляд Джордано, Бенито подтвердил его оценку годом позднее, женившись на Изабелле, молодой женщине, годившейся ему в дочери! Правда, надо отдать ему должное, у старика хороший вкус. Черт побери, Изабелла действительно была прелестна! Настолько прелестна, что он сам несколько раз встречался с ней. Но она была для него слишком чопорной, слишком благопристойной.

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая