Нечисть (ЛП) - Байерс Ричард Ли - Страница 6

– Если уж речь зашла об этом, то выборы нового зулкира – это их внутреннее дело.  Если люди поймут, что наши усилия повлияли на результат их голосования, это нас сильно очернит.

– Поэтому-то в этом деле нам понадобится твоя проницательность и деликатность. У Самаса достаточно золота, чтобы купить любую поддержку, которую вообще можно купить. Ты и твои люди будете искать информацию, которую мы сможем использовать для того, чтобы убедить тех, кто не поведется на взятки, и, в целом, – делай все, что понадобится для того, чтобы сформировать нужное нам мнение среди преобразователей. Представь Самаса полубогом, а его противников – червями. Тебе все понятно?

Дмитра пожала плечами.

– Разумеется. Взяточничество, шантаж и подлог – те же игры, в которые мы играем обычно.

– Великолепно. Я знал, что могу на тебя положиться, – лич поднял желтую розу и, увидев, что она успела почернеть и съежится от его прикосновений, со вздохом отбросил её в сторону.

Кованая дверь находилась ниже уровня мостовой. Барерис спустился по каменным ступеням и колотил в неё до тех пор, пока заслонка, расположенная в центре двери, не отъехала в сторону. На него уставился налитый кровью глаз, а его владелец спросил:

– Пароль?

– Серебро, – Барерис поднес монетку к самому глазу привратника, чтобы он смог её как следует разглядеть.

Тот захихикал.

– Почти угадал.

Зашуршал о дерево отодвигаемый брус, и дверь распахнулась. Барерис бросил привратнику монетку и вошел в подвал. Неверного света сальных свечей хватало, чтобы было видно игроков, сгорбившихся над своими картами и костями, шлюх, всегда готовых освободить счастливчиков от выигрыша, и всегда маячивших где-то неподалеку громил, в чьи задачи входило поддерживать порядок и вовремя удостоверяться, что заведение получает свою долю с каждой сделанной ставки. Тени лежали под полками и падали от стоящих на столах пустых винных бутылок. Тонкие свечи наполняли воздух режущим глаза дымом и зловонием, смешивавшимся с запахом прокисшего пива и рвотных масс.

Барерис прогуливался между столами, пока не заметил Боравика Ильтазиарра. Отец Раля и Таммит был коренастым малым с невыразительным ртом и близко посаженными глазами, которые сейчас закрыл, словно для молитвы. Он тряс кожаную чашку, гремя костями, а затем выбросил их на стол. Расклад оказался проигрышным, и он выругался и отшвырнул её в сторону. Крупье сгреб деньги.

Барерис двинулся было вперед, но почувствовал, насколько сильна была клокотавшая в нем ярость. Он остановился, чтобы сделать долгий, глубокий вздох.

Это его немного успокоило, но недостаточно. Юноша схватил Боравика за плечо и швырнул на пол вместе со стулом.

Крупье вскочил и схватился за рукоять одного из своих кинжалов, висевших на желтом плетеном поясе. Откуда ни возьмись рядом появился и другой крепыш. Двое оставшихся игроков также начали подниматься со стульев.

Барерис пропел несколько быстро возрастающих нот тоном скрипучим, как рога глоров. Воздух замерцал от напора силы. Крупье завизжал и отшатнулся назад, его штаны потемнели от влаги. Его приятель-здоровяк споткнулся, выронил дубинку и отступил, дрожа и подняв вверх пустые руки в знак того, что сдается.

Барерис знал, что тем двум сердитым игрокам его магия повредить не смогла. Он не был способен продлить эффект заклинания так, чтобы он затронул всех в этом зале, но демонстрация волшебной силы заставила эту парочку задуматься о целесообразности выражения своего гнева. Они замерли на миг, а затем уселись обратно.

Барерис обвел комнату взглядом.

– Кто-нибудь ещё хочет вмешаться в мои дела?

Судя по тому, что все, как один, отводили глаза, не желая встречаться с ним взглядом, такового желания не возникло ни у кого.

– Прекрасно, – он повернулся к Боравику, который все ещё лежал, распластавшись на полу.

– Барерис! – старик запнулся. – Мальчик мой! Ты… ты не мог делать такие вещи раньше.

Ну, по правде говоря, он и правда не мог. Все время, сколько Барерис себя помнил, он весьма ловко обращался с магией, которая всегда неявно присутствовала в музыке, но именно во время его странствий это умение развилось в по-настоящему сильный талант. Опасности, которым он подвергался, пытаясь поймать удачу за хвост, требовали, чтобы он либо стал более сильным бардом и искушенным мечником, либо погиб.

Но сюда он пришел вовсе не для праздной болтовни.

– Я видел Раля, – сказал он. – Он пытался рассказать мне, что случилось с Таммит, но он был либо слишком расстроен, чтобы объяснить мне подробности, либо вообще не понял, что произошло. Ты расскажешь мне все.

Боравик сглотнул.

– Это была полностью её идея. Мне бы такое даже и в голову не могло прийти.

– Будь ты проклят! – прорычал Барерис. – Просто расскажи мне, или я своим голосом вышибу глаза из твоей башки!

– Хорошо. Мы… мы задолжали. Много. Плохим людям.

– Ты имеешь в виду – ты задолжал.

Это было просто невероятно. Боравик был умелым гончаром, по крайней мере, когда-то. Ему ничего не мешало наслаждаться мирной и обеспеченной жизнью, но, когда его жена умерла, рожая Раля, и стало окончательно понятно, что ребенок слабоумен, он запил; а когда он пил, он играл.

– Иди своей дорогой, – произнес Боравик с мрачными нотками в голосе. Чтобы посмотреть на реакцию Барериса, он слабо дернулся, а затем неуклюже встал на ноги. – Ну я делал долги, но банда Белого Ворона собиралась избить нас всех до полусмерти, если я не заплачу. Ты помнишь, что они за типы.

– Продолжай.

– Ну, ты же знаешь Раля, работать он не может.  Я-то могу, да кто ж меня теперь наймет. Таммит имела работу, но, с её платой подмастерья, денег было все равно недостаточно. Время истекало, и тогда она решила, что, чтобы спасти нас всех, она должна… продать себя.

– И ты с этим согласился. Ты позволил собственной дочери попасть в рабство.

– И как мне было остановить её, если никто из нас не мог придумать другого выхода? Может, в итоге для неё все не так уж и плохо сложится. Она хороший гончар. Хороша как мастер, пусть не проработала достаточно долго, чтобы заслужить свой медальон. Кто бы её ни купил, он точно получит выгоду от её умений, – или её красоты, подумал юноша и постарался выкинуть из головы те образы, что рисовало ему воображение. – Может, её хозяин даже позволит ей оставлять себе какую-то долю денег, которые она будет для него зарабатывать. Может, через какое-то время она сможет даже выкупить свою свободу…

– Довольно этого лепета! Будь ты проклят, я же дал клятву вернуться домой с достаточным количеством денег, чтобы обеспечить Таммит всем, чего бы она ни пожелала.

– Откуда нам было знать, что это произойдет в этом месяце или даже в этом году? Откуда нам было знать, что ты вообще жив и ещё питаешь к ней какие-то чувства?

– Я… понятия не имею, в любом случае, это неважно. Когда Таммит продала себя?

– Десять дней назад.

Десять дней! Барериса с ума сводила мысль, что, если бы он решил расстаться со своими товарищами чуть раньше, то смог бы попасть на другой корабль и, возможно, прибыть вовремя, чтобы предотвратить случившееся.

Но и этот срок все же обнадеживал. Тэй был большим и многонаселенным государством, владеющим десятками тысяч рабов, но, если Таммит рассталась со своей свободой так недавно, может быть, ещё есть возможность её отыскать.

– Я собираюсь найти Таммит и вернуть её домой, – произнес Барерис, – Ты же – убирайся отсюда и не смей возвращаться обратно. Используй те деньги, которые твоя дочь дала тебе, чтобы расплатиться с Белыми Воронами, и заботься о Рале так, как она бы хотела. Если я вернусь и застану тебя пьяным или спустившим всё на игру, то, клянусь арфой Милила, я тебя на куски порежу.

Вздохи и нечленораздельное бормотание спящих рабов не были особенно громкими, а запахи их немытых тел – совсем уж невыносимыми. Лежа между ними, Таммит Ильтазиарра подозревала, что заснуть ей мешали только страх и печаль. В любом случае она бодрствовала и поэтому таращилась наверх в темноту и гадала, что было бы, если бы она произнесла слова, жившие в её сердце шесть лет назад.